Дюдя глянул в тихие очи Свечного и заверещал внезапно:
- Выборы! Конечно - выборы! Я вниз, в библиотеку, - закричал он и, пребольно толкнув горбатенького помощника, побежал вниз.
Дело свое, надо сказать, Дюдя обожал. А теперь, по прибытии из Африки, он получил возможность еще и прилично оснастить его. Кроме кабинета верхнего, Дюдя имел в подвале здания персональный отсек: стальная дверь с диковинной наборной ручкой в виде носорожьего рога выполняла функцию защиты и фотосъемки одновременно. За дверью были компьютеры, близ компьютеров громадный макет Москвы. Называлось все это хозяйство для посвященных библиотекой, для непосвященных - аппаратной. В библиотеке-аппаратной на полках вместо книг стояли пластиковые папки. Папки были заказаны недавно, но содержимое их было разным - и старым, и новым. Фамилии на корешках папок тоже были всякие - и восходящие в зенит, и упадающие в надир, были популярнейшие и были забытые. Попадались меж папок с фамилиями членов президентского совета и именами двух-трех писателей, среди которых утомляло присутствием имя давно на процессы жизни не воздействующего рубаки-кавалериста Голикова, папки с названиями непонятными: "III-й Мавзолей", "Голова Хрущева", "Домжур: день и ночь", "Санта-Гоморра", "Послы влежку", "Ночные бани", "Готовы к бальзамированию"... Расставлены папки были строго в соответствии с греческим алфавитом, что должно было успокоить посторонний глаз научностью и академизмом. Но никто и никогда, включая Срамоту и Свечного, в отсек подвальный не входил. Мыла там иногда и бумажками шелестела молчаливая, грубо шаркающая мужскими ботинками старушенция, похожая отдаленно на буддийскую монахиню, но она, понятно, была не в счет.
А рядом со стеллажами на широченной подставке располагался макет Москвы. Аккуратные, точь-в-точь как настоящие, домики, памятники, дворцы, эстакады, пруды - по воле могучего Дюди - загорались, горели, гасли. Дюдя всегда останавливался у настенного щитка, где было с десяток рычажков и только одна надпись: "Каналы распространения". Он отводил вправо красный рычажок и оборачивался к мягко вспыхивавшему городу. Город чудный, город лакомый, город, не испоганенный на макете ничем, даже новостройками (здесь благостно-тихими), загорался каждый раз у ног Дюди! Вдруг ломким зигзагом пробегала по какой-нибудь из улиц огненная дуга и высветляла и соединяла в систему, в цепь разнородные и, кажется, несоединимые учреждения: редакции, рестораны, бильярдные, театры... Два полных африканских года работал Дюдя над программой распространения слухов. Мало! Ему было мало обычных бабских пересудов и всегда достигающих цели дипломатических сплетен! Мало было референтов, парикмахеров, брокеров, таксистов и газетчиков, капающих на бумагу непрозрачной слюной больных лабораторных собак. Ему нужна была система. Вне системы все было гадким и недостойным внимания маленького супераналитика и чмок-астронавта.
И система была подготовлена. Ее ввели в компьютеры, и результат получился ошеломляющий. Система давала свои варианты распространения слухов! Поначалу Дюдя системе не поверил. Но стоило запустить слушок по указанной компьютером схеме - как он уже через несколько часов въедался в плоть и кровь Москвы. Ну кто, к примеру, мог подумать, что для наилучшей материализации исходящий слух - легкий, как душистая кашка цветка, - нужно испускать не где-то в Госдуме, а в неказистых Зубаревских банях (попросту Зубарях), пахнущих холодной ржавчиной и селедочным мылом? Кто бы подумал, что затем слух надо бережно переносить, - как переносят особо ценный вирус в пробирке - не куда придется, а обязательно в бассейн при одном чванливом посольстве, а уж оттуда спокойненько сдавать в общий отдел некоей младопаранойяльной газетенки, купленной на корню известными Дюде людьми? Если компьютерный порядок и ритм соблюдались, то, мало того что результаты были стопроцентными, они тут же придавали слуху самостоятельный импульс, тоже машиной предсказанный. Такой путь был особенно хорош для несущихся лавиной слухов грязно-скандальных.
Самой машиной слухи, кстати, были поделены так: а) нервно-паралитические, б) поражающие, в) сексуально-политические, г) невозможные, д) паранормальные, е) смертельно-непоправимые. И хотя с такой градацией Дюдя согласен был не вполне (не могла пока машина охватить российское умосостояние полностью!), он понимал: постепенно с такой или подобной шкалой придется смириться.
Постепенно главным в дюдиной работе становилось слухосочетание. Здесь машина часто сбивалась. Не выдерживала она того безумно-бездарного и одновременно нагло-безрассудного сочетания действительности и слухов, что ежедневно ввинчивала в уши российская жизнь. Машина не выдерживала, а Дюдя - запросто! Вот и сейчас он решительно двинулся к компьютеру, поиграл портретиками кандидатов. Треща веером, машина гнала их всех подряд.
- Пусть поработает, подлая. - Дюдя уточнил задание, перевел машину в автоматический режим, экраны пригасил и, замкнув двери своего мозгового центра, стремительно поскакал наверх.
На пороге дюдиного кабинета тихо сиял глазенками Свечной.
- Где Срамота? - автоматически спросил Дюдя, привыкший всегда и во всех случаях жизни видеть своих помощников вместе.
- Бумаги готовит. У нас приятная новость, - Свечной умильно поднял глазки на шефа, - Обнаруженная вами фирма - подходит.
- Так. Это - дево. Конкретика есть?
- Профиль сходный. Проблематика до конца не ясна. Судим по тому, что они продают. Фирма связана с военными. Бывший научно-исследовательский институт. Сейчас в систему Минобороны не входит. Выведена оттуда пару лет назад. Как раз... - умненький Свечной помедлил, понял, что после сладенького можно Дюдю и огорчить: - Как раз в том самом августе. Фирма акционирована. И Миноборона через подставных лиц контрольным пакетом акций там, скорей всего, владеет. Финансовое положение фирмы - шаткое. Может, поэтому ощущается вокруг нее какая-то возня. Кто и чего возит - пока не знаем. Но раскопаем. Только нужно ли?
- Нужно, мивок, нужно!
- Тогда есть смысл действовать смело: тихо к ним входим и прибираем к рукам. Сейчас они на сотрудничество пойдут. Позже - нет. Да и опоздать можем.
- Лады. Еще что-нибудь на них есть?
- Глава фирмы некто Ушатый. Генерал-майор в отставке. Молодой, сорок четыре года. Химические войска. Идеалист. Прославился тем, что в советские времена открыто ходил в церковь. Человек не наш. Придется его объегорить.
- Мог бы сказать - недоинформировать.
- Ну, недоинформировать. Но если думать о выборах... С этой фирмой, подключив ее мощности и заставив их работать на вашу идею, мы выборы колбасой пустим!
- Так. - Дюдя пробежался по кабинету, привычным движеньем охлопал пистолет на заднице. - Так... Поехали к ним! Вызывай к подъезду машину и Срамоту.
Часа через два Дюдя с помощниками возвратился на Старую площадь. Он был вне себя! Глаза его, по выражению недоносков, находившиеся за ушами, отпрыгнули куда-то еще дальше. Сердце билось почти у самых губ, норовило выпрыгнуть наружу, а выпрыгнув, поведать всем, всем, всем, какое дельце сегодня провернуто! Смутил, правда, Дюдю в этом дельце один момент. Шутовской и обалдуевский обмер контура его собственной души, затеянный генералом, смутил.
- Сейчас, сейчас, - стонала с прихлебом генеральская туша. - И всего-то! Пять минут! И достоинства ваши - как на ладошке! Заодно и на садочек наш с попугаями глянете. А? "Садок вишневый возле дома! Вечерняя заря встает!.."
В контурную вошли без Срамоты и Свечного, оставив их с попугаями и неким Нелепиным. Контурная напоминала дюдин подвал, но была просторней и без приборов фирменных. Генерал решил обслужить клиента сам: чем-то пощелкал, позвенел, повыпендривался. А потом вывел на экран и всего-то бесформенное серое пятно! Пятно затрепыхалось, приняло на миг очертания человеческого тела и вдруг исчезло. Может, из-за его исчезновения быстренько закончилась и вся эта клоунада. Генерал резво вскочил, колыхая коровьим животом, кинулся к запасному пульту, посидел возле него, чем-то опять пощелкал, а затем уж стал весело кричать, даже приплясывать: