14 марта Наполеон снова выиграл сражение в Реймсе. Генерал Сен-При, командовавший тремя русскими дивизиями и одной прусской, был отодвинут назад. Двадцать пушек и пять тысяч пленников были результатом этой победы. Сен-При, такой же изменник, как и Моро, был сражен пулей того же стрелка, который попал в битве при Дрездене в бывшего республиканского генерала, перешедшего затем к роялистам и сражавшегося в рядах пруссаков.

– Ловкий стрелок! – воскликнул Наполеон, очень довольный тем, что избавился от двух значительных врагов.

Пока производили ампутацию Сен-При, его войска покинули Реймс и в него вошел Наполеон со своей старой гвардией. В городе зажгли иллюминацию, и восторженные возгласы: «Да здравствует император!» оглашали ночной воздух и достигали кабинета Наполеона, где он сидел за работой.

Около семи часов император позвал одного из своих адъютантов и приказал ему:

– Попросите сейчас же ко мне герцога Данцигского!

Старая гвардия, священный батальон, никогда не покидала в это тревожное время своего императора.

Маршал Лефевр сейчас же прибежал, сильно взволнованный.

– Все идет прекрасно, мой старый товарищ, не беспокойся ни о чем, – весело приветствовал его Наполеон, – неприятель отступает. Мы останемся здесь еще дня два, чтобы восстановить связь с Эперне, Суассоном. Я приказал, чтобы сюда пришла дивизия, находящаяся в Меце. Эти двенадцать тысяч человек будут большим козырем в наших руках. Кроме того, Денуэтт пришлет мне четыре тысячи солдат из Парижа.

– Вы получили письмо от императрицы, ваше величество? – спросил Лефевр.

– Нет, оно от брата Жозефа, – ответил Наполеон, и облако грусти промелькнуло на его лице.

Мария‑Луиза, совершенно равнодушная к делам Наполеона, мало заботилась о своих обязанностях регентши и очень редко писала мужу. Ее молчание удручало Наполеона. Он постоянно думал о молодой австриячке, которая уже забыла о нем, между тем как он горячо любил ее. Стараясь побороть свою грусть, император продолжал рассказывать Лефевру новости, сообщенные ему братом.

– Сведения о настроении парижан превосходные, – сказал он, – народ лишь жалуется на мэров, которые мешают ему защищаться. Еще одна победа – и я наведу должный порядок. Обитатели Парижа знают, что такое честь. Не забудь распорядиться, чтобы на Монмартре были приготовлены пушки для защиты стен Парижа.

– Будет исполнено, – ответил Лефевр. – Разве вы думаете, что возможна осада Парижа, ваше величество?

– Да, все возможно! Но Париж станет защищаться. Парижане не признают авторитетов, не терпят полиции, но питают священный ужас перед нашествием иностранцев. Они не доверяли мне, когда я был могуществен и когда вся Европа склонялась к моим ногам, но теперь они поддержат меня, увидев, что Россия, Пруссия и Австрия двигают свои войска к берегам Сены. Я рассчитываю на патриотизм и силу национальной гвардии в Париже.

– Возбужденные несчастьем, которое грозит стране, они будут драться, как герои! – воскликнул Лефевр. – Я их знаю, я видел их. Ведь я был когда-то лейтенантом национальной гвардии. Правда, это было очень давно! – со вздохом прибавил герцог Данцигский.

– Может быть, ты кончишь тем, чем начал, – заметил император. – Может быть, тебе придется быть сержантом небольшого отряда солдат, отданного под твою команду! А мне, может быть, придется самому прицеливаться из последней пушки в неприятеля, – пошутил Наполеон. – Право, это будет недурной конец для императора и французского маршала. Однако нам еще далеко до этого. У меня есть проект, прекрасный проект, ты потом увидишь. Я уверен, что парижане останутся довольны мной.

– Вы собираетесь, ваше величество, пойти на помощь Парижу? – спросил Лефевр.

– Не совсем так, – ответил Наполеон. – Я хочу спасти Париж, отвернувшись от него.

– Я не понимаю…

– Тебе и нечего понимать, – прервал маршала император, – твоя жена тебе все объяснит, когда мы вернемся победителями. Она умней тебя. Надеюсь, что твоя милая герцогиня Сан-Жень здорова? Вы все еще счастливы в своем супружестве?

– О да, очень! Катрин клялась мне, что разлюбит меня в тот час, когда изменит императору. Это значит никогда! – уверенно ответил Лефевр.

– О, вы оба хорошие, верные солдаты! К сожалению, вокруг вас царит вероломство. Ты знаешь, что этот безумный негодяй Бернадотт приехал в Льеж. Он вступил в сношения с Бенжаменом Констаном – любовником тяжеловесной старухи де Сталь, которая угощает его кнутом между двумя поцелуями. Император Александр уверяет этого Бернадотта, сделавшегося шведским наследным принцем, что при его помощи он может овладеть французским троном. И тот верит; я тебе говорю, что он совершенно сошел с ума. У него в голове безумие, а в душе – измена. Но не один он выказал себя изменником. Все те, кого я вытащил из ничтожества, поставил на самые высокие ступени общественной лестницы, отвернулись от меня; они теперь дают мне коварные советы. Они хотят, чтобы я заключил мир; но разве это возможно? Коленкур сказал им, что я приму то, что будет согласно с моей честью и достоинством Франции. О боже, какая двуличность! И мои маршалы заодно с изменниками.

– Не все, ваше величество! – возразил Лефевр.

– Я знаю, что есть исключения. Но кто бы мог подумать, что Ней, который сражается, как демон, Макдональд и Ожеро, которых я произвел в маршалы, начнут повсюду говорить, что я – единственная причина европейской смуты, что я являюсь препятствием для спокойствия народов? Они хотят заставить меня отказаться от престола; они, может быть, даже надеются довести меня до самоубийства. Но я никогда не сделаю этой глупости. У меня достаточно энергии и силы воли; я им еще покажу себя!

– Ваше величество, вы не должны придавать значения словам, вырвавшимся в минуту неудовольствия. Несомненно, что среди великих полководцев империи существует некоторая неуверенность, колебания, но об измене не может быть и речи.

– Ты ошибаешься. Заговор уже на полном ходу. Изменники хотят захватить императрицу в виде заложницы и провозгласить императором моего сына вместо меня! Глупцы, я больше всего желаю восшествия на престол Наполеона Второго. Это – моя надежда, моя цель, моя мечта! Для царствования моего сына, который будет либеральным и миролюбивым правителем, я в течение трех лет дал двадцать пять сражений; для Наполеона Второго я веду настоящую неравную борьбу, отстаиваю каждый клочок земли, принадлежащей Франции. Но мои недруги слишком торопятся; они нетерпеливее меня. Пусть они предоставят мне свободу действовать. Я должен сначала соорудить трон для моего дорогого маленького Римского короля. Наполеон Второй будет управлять свободными и мирными французами, при нем границы Франции должны простираться до самого Рейна. Я нуждаюсь в твоей помощи, мой старый товарищ, – прибавил император, нервно пожимая руку Лефевра. – Твои гренадеры охраняют меня от враждебных покушений, в их присутствии я совершенно спокоен за свою жизнь; но мне хотелось бы, чтобы в эту минуту ты был в Париже, возле моей жены и сына, которые подвергаются большой опасности.

– Вы желаете, ваше величество, чтобы я передал команду Удино, а сам отправился сейчас же в Париж? – живо спросил Лефевр.

– Нет, твое присутствие возле меня теперь более необходимо, чем когда бы то ни было. Я задумал великий шаг. Может быть, мои враги будут сконфужены, тем, что я собираюсь сделать. Но прежде всего я должен предупредить о своем проекте императрицу и брата Жозефа. Найди мне, Лефевр, человека, очень ловкого и преданного, он должен передать это письмо моему брату. Прочти его, тогда ты поймешь, в чем дело, – прибавил Наполеон, доставая из кармана листок бумаги.

Маршал познакомился с содержанием письма, которое оказало сильное влияние на судьбу Европы и послужило извинением для пагубного бегства императрицы. Письмо гласило следующее: