«Сейчас ночь, – думал Ивон. – Напали на меня на рассвете. Следовательно, я пролежал здесь не меньше суток. По всей вероятности, это дом на берегу Сены, вдоль той же улицы, где меня, видимо, подобрали».

Кровать занимала середину комнаты, которую она таким образом делила на две половины.

Бералек хотел поднять голову, чтобы осмотреть комнату, но сил не хватило, и он снова откинулся на подушки.

– О, – прошептал он, – кажется, у меня сейчас сил меньше, чем в детстве, когда я катал в тележке Кожоля. Что-то он сейчас делает, мой дорогой Собачий Нос?

Ивон прислушался. До него явно долетел звук тихого мерного дыхания.

«Кто-то ухаживает за мной ночью», – подумал он.

Он застонал, пытаясь привлечь к себе внимание. Никто не пошевельнулся, и дыхание не прерывалось. Наконец Ивону удалось повернуться, и… он едва сдержал крик изумления. При слабом свете ночника он разглядел красивую молодую женщину, спящую в низком кресле у его изголовья.

Это была прелестная женщина. Белокурые волосы, рассыпавшиеся во время сна по плечам, подчеркивали белизну шеи. Длинные шелковистые ресницы бросали легкую тень на щеки, маленький полуоткрытый рот с двумя рядами ослепительно-белых зубов…

«Как она хороша», – подумал шевалье. – «Но неужели я здесь пробыл так долго, что эта красавица успела так устать, что уснула прямо в кресле?»

Ивон обвел глазами комнату. Он увидел тяжелую дубовую мебель. И нигде ни одной безделушки из числа тех, которые так любят женщины.

«Нет, – сказал он себе, – это явно не ее комната. Меня поместили в комнате, которая, кажется, довольно долго была необитаемой».

Из чувства благодарности, а может, частично из чувства озорства Ивон потянулся губами к хорошенькой ручке, лежавшей прямо возле его изголовья. Но поцелуй не разбудил хорошенькую соню.

«Здорово же она устала», – подумал Ивон.

Ивон расхрабрился и поцеловал ее в лоб. Спящая не сделала ни малейшего движения и дышала все так же тихо и ровно.

Ивон вошел во вкус и только собирался начать все сначала, как его внимание привлек какой-то странный звук.

Было такое впечатление, что дом полон тихих шагов, какой-то скрытой деятельности.

«Странно, – подумал Бералек, – дом как будто полон людьми, что они могут тут делать ночью?»

Почему-то Ивон решил, что весь этот шум для того, чтобы принести вред прекрасной незнакомке.

Он поднял голову прекрасной сиделки, но она тихо застонала, как ребенок во сне, когда его пытаются разбудить, и продолжала спать. Может быть, Ивону и удалось бы ее разбудить, но он явно не рассчитал своих сил. Все поплыло перед глазами, и он снова потерял сознание.

Когда Бералек пришел в себя, был уже день. Первая его мысль была о прекрасной незнакомке. Но когда он поднял голову, то увидел на ее месте здоровенного парня.

– Где я?

– У моей госпожи. Парфюмерная торговля.

– Меня нашли возле ее лавочки? Мы, наверное, разбудили всех жителей квартала Сены?

Верзила вытаращил глаза и разразился хохотом.

– Да при чем здесь квартал Сены?! Ты находишься на улице Монблан!

– А… – пробормотал Ивон, сочтя за лучшее промолчать.

– Пять дней назад, открывая лавочку, я нашел тебя перед дверью.

– Благодарю, друг.

– Ну, положим, что касается меня, то я тут ни при чем. Это госпожа приказала перенести тебя сюда, где она сама и ухаживала за тобой!

– А как зовут твою госпожу?

– Гражданка Сюрко.

– Без сомнения, это какая-нибудь пожилая дама?

– Она – пожилая? – захохотал великан. – Ей всего двадцать лет, и она первая красавица в квартале!

– Это она велела перенести меня в эту комнату?

– Да. Это комната гражданина Сюрко.

– А-а, так это ее муж уступил мне свою постель?

– О, для него это было совсем несложно!

– Отчего же?

– Ну, дело в том, что госпожа Сюрко уже три года вдова.

– Бедняга Сюрко, – вздохнул Ивон, не испытывая при этом ни малейшего огорчения.

– Да-да, я сам хоронил его, – подтвердил верзила и залился идиотским смехом.

«Экая скотина», – подумал Бералек.

– Три года прошло, как овдовела госпожа Сюрко, и с тех пор комната так и стоит пустая, – прибавил слуга.

– Так мое присутствие не в тягость твоей госпоже?

– О, в этом доме хватает комнат! Ну посудите сами: три этажа, и даже кухарка не ночует здесь. Во всем доме только нас двое. Госпожа и я.

– Да? – удивился Ивон.

Он вспомнил шум, услышанный им ночью.

Слуга не соврал. Хорошенькое создание, сторожившее сон шевалье, была госпожа Сюрко, хозяйка косметического магазина на улице Монблан.

Госпожа Сюрко – одно из главных действующих лиц нашего романа, поэтому мы должны хорошо узнать ее. Для этого потребуется объяснить, почему хорошенькая хозяйка жила в доме одна, не считая слуги, в том самом доме, где Ивон ночью слышал странные звуки.

Для того чтобы объяснить все это, надо вернуться на три года назад, когда хозяин магазина однажды вечером умер прямо за стаканом вина.

Уважаемый хозяин магазина Муциус Сюрко отошел в лучший мир, оставив после себя прелестную вдову семнадцати лет, продолжившую его торговлю.

Долго ли горевала юная вдова и сколь сильным было ее чувство утраты, мы не знаем. А посему и утверждать ничего не можем.

Вернее всего надо сказать, что она была удивлена смертью человека, который даже не успел сказать «прощай», так как господин Сюрко умер от апоплексического удара.

Лоретта Сюрко вовсе не была бесчувственной. Но разница в их возрасте объясняет ту покорность, с которой она приняла свое вдовство. Хозяину магазина в день смерти было пятьдесят два года.

Посудите сами, могла ли хорошенькая вдова сожалеть о покойном, даже если не брать во внимание разницу в возрасте?

Покойник был скуп, жесток, неряшлив. К тому же он был таким занудой, что никто не мог вспомнить, чтобы он когда-нибудь смеялся, кроме одного-единственного раза, именно в день смерти.

– Он был всегда так мрачен, что первая улыбка стоила ему жизни, – говорил галунщик Брикет, сосед, присутствовавший при последних минутах жизни Сюрко.

Лоретта была не просто красива, она была прекрасна!

Даже самый равнодушный человек при виде этих огромных черных глаз не мог оставаться равнодушным, когда они смеялись, а прелестный рот, открываясь, показывал двойной ряд жемчугов. Небольшого роста, очень грациозная, с маленькими руками и ногами прекрасной формы… Свои роскошные волосы она прятала под чепцом с трехцветными лентами, бывшими тогда в моде.

Каким образом такой цветок стал добычей нелюдима Сюрко? Этого никто не мог знать.

За десять месяцев до смерти хозяин магазина вышел из дому и через два часа вернулся домой с девушкой, которую отрекомендовал соседям как мадам Сюрко. Во время революции можно было жениться, развестись и снова жениться в один день. Поэтому соседей это нисколько не удивило. А молодая жена в тот же день заняла место за прилавком, куда ее появление привлекло массу покупателей-франтов, к удовольствию ее мужа.

Медовый месяц был недолгим.

На третий день муж перебрался на второй этаж, где он жил и до женитьбы, к своим книгам, бумагам и счетам. Больше его нога ни разу не переступила порога комнаты Лоретты, которая с радостью восприняла свое одиночество.

Дом, принадлежавший Сюрко, был трехэтажным, с подвалами и мансардами.

Покойник, боявшийся ответственности перед властями за укрывательство нежелательных лиц, решил вообще не пускать жильцов.

В общем, супругов ожидала довольно мрачная перспектива – жить в этом огромном доме вдвоем, не считая приходящих служанки и кухарки.

Сюрко долго обходился без приказчика, но за месяц до своей смерти он взял в магазин одного человека.

Нового приказчика звали Лебик. Он был огромного роста. В тот день, когда он явился в магазин договариваться о жалованье, зашли трое пьяных санкюлотов. Они требовали вина. Не говоря ни слова, Лебик схватил за шиворот того, кто стоял поближе, и, действуя им, как дубиной, разогнал остальных, вышвырнув напоследок за дверь их товарища.