Читатель легко угадает, что прибывшие незнакомцы были Сэрреем и Браем.
Роберт был ослеплен веселым, светлым видом Марии Сейтон и почти не заметил, с какой насмешливой надменностью ответила она на его глубокий, почтительный поклон.
– Прекрасный господин! – заговорила она задорным, вызывающим тоном. – Ее величество королева-мать прислала меня сказать вашей милости, что она не может принять ваше посланничество и что с вас будет совершенно достаточно, если вы передадите духовнику о цели вашего приезда. Должна прибавить к тому же, что мне и всем остальным обитательницам замка очень больно, что мы не находим возможным встретить вас словами: «Добро пожаловать!»
В ее тоне была такая смесь самой злой иронии и грациозной ласковости, что Роберт не нашелся, что ответить. Зато Брай немедленно вывел его из затруднительного положения.
– Прекрасная девица, – сказал стрелок резким, повелительным тоном, – это я являюсь посланцем могущественного и благородного графа Аррана к королеве-матери. Будьте любезны передать ее величеству, что я послан не к духовнику и поэтому в случае, если не буду иметь честь принятым королевой, окажусь вынужденным вернуться обратно и доложить моему господину о таком приеме.
– А! – воскликнула Мария Сейтон. – Так посланец – вы, а этот молодой господин – только свита? Простите, господин стрелок, я немедленно передам слова вашего господина моей госпоже и прошу немного обождать здесь.
– Что за наглое создание! – пробормотал Брай, когда Мария скрылась в дверях, тогда как Роберт словно очарованный смотрел ей вслед. – Если она заставит нас прождать здесь слишком долго, то, я думаю, нам лучше всего будет вернуться обратно, чтобы она могла узнать, кто один имеет право приказывать во всей Шотландии!
Но, должно быть, королева-мать догадалась о настроении посланца, потому что Мария Сейтон вернулась очень быстро, чтобы позвать стрелка к королеве.
Но она не упустила при этом случая кинуть задорное замечание:
– Простите, стрелок, что я узнала в вас телохранителя регента сначала по тону, а уже потом по камзолу. Но это произошло потому, что мы сидим здесь словно арестанты, потому что, несмотря на всех телохранителей и стрелков, королева не может безопасно переехать через озеро!
Брай не счел нужным отвечать ей, зато Роберт теперь обрел дар слова.
– Прекрасная девица! – сказал он. – Я рад узнать по вашему тону, как весело живут в этой тюрьме, а так как мне предстоит честь остаться здесь, то я вижу в этом немалое утешение.
– Вы собираетесь остаться здесь? – живо спросила Мария. – В качестве кого же? В качестве кастеляна замка или даже великого сенешаля? Пресвятая Дева! А мы даже не в полном парадном туалете, чтобы встретить вас!
Роберт не мог удержаться от смеха, хотя и чувствовал насмешку в ее словах, и это вызвало у Марии милостивый взгляд по его адресу.
– Ну! – улыбнулась она. – Я вижу, что мы с вами еще позабавимся. Вы, по крайней мере, не имеете такого мрачного вида, как этот почтенный гвардеец!
В тот же момент дверь открылась и на пороге появилась королева-мать, Мария Лотарингская.
Королева уже не была в расцвете молодости. Еще до того, как Иаков Пятый прибыл во Францию, чтобы просить ее руки, она уже была вдовой герцога Лонгвильского. Теперь на ней был двойной вдовий траур, но благородство черт ее лица, носившего, несмотря на мягкость, отпечаток жестокости, заменяло увядшую свежесть.
Мария Сейтон передала ей грубый ответ стрелка, и теперь краска гнева заливала ее лоб.
Стрелок не дал запугать себя строгим взглядом; ведь само появление королевы-матери давало ему достаточное доказательство тому, что она не осмелится выказать пренебрежение к его господину. Он поклонился королеве ровно настолько глубоко, насколько того требовали приличия, и непринужденно подошел вплотную к ней, тогда как Роберт почтительно остановился у дверей.
– Какое известие понадобилось графу Аррану передать мне, – спросила королева-мать, – раз он выбирает в свои посланцы даже не представителя знати?
– У графа нет ни свободного времени, ни охоты думать о таких мелочах, поэтому-то он и выбрал меня, – спокойно ответил Брай.
– Самого наглого, какого только мог найти. Передай мне то, что поручено тебе!..
– С удовольствием, я и сам собирался сделать это! – раздраженно произнес Брай, причем сделал это самым небрежным образом. – Его светлость, граф, милостиво рекомендует вам пажа, которого он избрал для нашей обожаемой королевы, а вас настоятельным образом просит смотреть на Роберта Говарда, графа Сэррея, как на друга и любимца регента.
– И это все? – горько рассмеялась Мария Лотарингская. – Скажи регенту, что я исполню его просьбу, несмотря на все нахальство его посланца. Скажи кастеляну, чтобы он дал тебе выпить чего-нибудь и червонец за твои труды. В самом деле, ты не мог бы ревностнее исполнить возложенное на тебя поручение, если бы дело шло о судьбе Шотландии!
Сказав это, она знаком руки отпустила Брая. Но стрелок не повиновался этому приказанию.
– Ваше величество, – заявил он, – мое нахальство простирается и далее: я прошу вас оказать мне честь видеть мою королеву, чтобы передать ей почтительнейшую просьбу моего господина.
– Это совершенно ни к чему, я сама передам ей просьбу графа.
– Извините, ваше величество, граф поручил мне лично передать его слова королеве!
Мария Лотарингская до крови закусила губы. Это спокойное бесстыдство доводило ее до бешенства, так как она чувствовала свое бессилие. Господином положения был именно граф Арран, и его слуги давали ей понять, что королева не она, а ее дочь. С того момента, как после смерти своего супруга Мария Лотарингская напрасно домогалась регентства, она потеряла всякое влияние, так как победителем остался граф Арран, и парламент передал ему опеку и регентство. Таким образом, каждый мальчишка в его армии знал, что королева завидовала его могуществу. Поэтому Марию Лотарингскую нисколько не удивило, что стрелок Аррана держался настолько дерзко, но ее гордость была оскорблена тем, что он умышленно смягчал тон и употреблял самые вежливые выражения, когда дело шло о ее дочери-королеве.
Королева-мать дала знать, и Мария Сейтон поняла язык ее глаз: она вышла, чтобы позвать Марию Стюарт.
– Стрелок! – сказала королева-мать. – Так как ты требуешь этого по поручению регента, то я попрошу сюда свою дочь, чтобы она своевременно узнала, что регент требует от нее послушания.
– Ваше величество, мой господин, граф, – самый верный слуга ее величества!
Мария Сейтон вернулась обратно и доложила:
– Ваше величество! Королева просит передать, что она не желает видеть этого посланца. Если графу Аррану нужно что-либо сказать ей, пусть он явится лично.
Мария Лотарингская с торжеством улыбнулась, но стрелок не позволил так просто отделаться от него – ведь было нетрудно догадаться, что эта фраза была придумана самой Марией Сейтон.
– Ваше величество! – сказал он. – Можете ли вы поручиться, что эта дама говорит правду и в точности передает слова королевы?
Вся кровь кинулась в голову гордой Сейтон при этом оскорблении, которое показалось ей тем тяжелее, что она сознавала свою вину.
Королева-мать на мгновение поколебалась в нерешительности, не зная, поручиться ли ей или еще раз унизиться. Но тут на сцену выступил Роберт Сэррей, бывший до того момента немым свидетелем происходившего, и воскликнул:
– Уолтер Брай! Если вам нужно поручительство, то примите мою поруку! Я заявляю и готов подтвердить это мечом, что дама сказала правду!
Брай улыбнулся; казалось, что он давно уже ожидал вмешательства Роберта.
– Если дама примет ваше поручительство, – сказал он, – то я очень сожалею о необходимости передать регенту, что окружающие королеву лица враждебно настроены против него, потому что иначе ему не дали бы такого оскорбительного ответа.
Сказав это, он сухо поклонился и сделал вид, будто и в самом деле собирается удалиться.
И королева-мать, и Мария Сейтон отлично почувствовали, сколько угрозы заключалось в сказанных стрелком словах, и смущенно переглянулись. Но тут Роберт, заметивший их взгляд, быстро пришел к ним на помощь.
