На самом деле, взрывник, у которого есть дети, решил себя поберечь для них: «Этот еще холостяк, а мне кормить детей. Может все еще обойдется. Кто знает, как придется ответить, если поступить по совести или как требуют инструкции. Могут и посадить».

Бог ему судья, все же он сделал доброе дело – помог добраться до долгожданной кровати. Какая все же тупая свинцовая боль в голове! Поскорее лечь, заснуть… Может, до утра пройдет.

Спать, конечно, не пришлось. Эта кошмарная ночь запомнилась на всю оставшуюся жизнь. Уснуть хотелось до смерти, но едва начинался глубокий сон, снова резкая пронизывающая боль заставляла вскакивать, будто в голову вмонтирована пружина. Боже мой, сколько попыток было уснуть, и сколько нежелательных резких колебаний совершала черепная коробка, словно поршень двигателя внутреннего сгорания.

К утру все-таки удалось задремать. Сон был коротким, но тело все же получила огромное облегчение, а шум в голове угнетал до безумия. Мысль функционировала и подсказывала: надо идти к врачу-невропатологу. Боже мой! К невропатологу! К нему же никогда нет номерков. Почему в светлом счастливом социалистическом обществе нет номерков именно к невропатологу? Куда угодно есть и в любое время, а к психиатру и номерков не надо. Туда добро пожаловать, достаточно постучаться в дверь кабинета или в порядке живой очереди. В общем, выбор остается один – стучаться в дверь и войти в потустороннюю жизнь нашего реалистического общества.

Лучше не иметь способность мыслить, находясь в этой среде, предназначенной для слабоумных людей. Здесь с тобой общаются и обращаются согласно лечебной методике, разработанной для содержания безмозглых существ. Эта методика не предусматривает задачу вернуть кому-либо способность мыслить даже в рамках социалистических и коммунистических лозунгов. Выслушав проповедь больного, врач сходу ставит диагноз и направляет в стационар. С первых слов врача понятно, что он тебе не верит, ты ему безразличен, и он знает, как с тобой поступить. Он знает, что он всегда прав.

После того, как пришили диагноз, в стационаре приставляют двух медбратьев, надевают усмирительную рубашку с длинными рукавами, отбирают всевозможные предметы, что есть в наличии, обрывают на полуслове и обращаются с тобой как с ничтожеством. Недельку-другую пичкают уколами, держат в спячке, далее назначают лечащего врача, который без спроса больного и его родственников берет пункцию спинного мозга и лечит, не признавая больного как личность.

С этого времени параллельно лечению направляют на производственные работы по цехам. Это может быть строительный цех, цех по пошиву домашних тапочек или какое-нибудь другое узкоспециализированное производство. Мой герой попал в цех, занимающийся строительством новых корпусов для психиатрической больницы и ремонтом старых корпусов. Как более мыслящий и подвижный, заштукатурил немало квадратных метров стен и потолков. Все ведомости на получение заработной платы были подготовлены к выписке больного. Мой герой отказывался подписывать бумаги без получения конкретных денег. Трудно поверить, что деньги пришлют потом. Но ему пригрозили: в противном случае он останется на продолжительное лечение. И мучение. Страх, что он может еще дольше, даже на час, задержаться в этом заточении, был сильней, и он бегло расписался в бумагах, мысленно отказываясь от каких-либо денег вообще.

Ложь – это средство лечащего персонала и его руководства успешно набивать карманы ворованными деньгами, проживать свою гнилую жизнь в сытости и комфорте, а значит, успешно «врачевать» дальше.

Будучи в подобном заточении, созерцая окружающее бытие, понимаешь, что ты не единственная жертва «светлого равноправного» общества. Более двадцати отделений с психически больными людьми, «отходами нации», – только в одном областном городе. Можно представить, сколько жертв во всеобщем масштабе.

Конечно, больных с психическими отклонениями много в любом другом обществе, потому что жизнь полна противоречий, а психика человека не железная. К счастью, естественный отбор среди людей имеет жалкую долю по сравнению с животным миром в диком лесу. Не при любых условиях человек может спрятать другого человека бесследно, не каждая политика нуждается в устранении свидетелей, не в каждой стране одни воруют, а другие отбывают наказание, и не везде люди тонут в спиртном от состояния безысходности. Вероятно, необходимо множество людей отдать в жертву, чтобы построить светлое коммунистическое будущее. Во имя одной счастливой жизни придется перемолоть не одну тонну человеческих судеб. Конечно, в каждой отдельно взятой стране коммунизм может протекать по-своему, но без диктатуры партии или соответствующей личности процесс развития представить невозможно.

Картина в строительном цехе нашей засекреченной психиатрической больницы своеобразная: два «живых трупа», напичканных аминазином, равномерно-заторможенными движениями замешивают цементный раствор. Другие подобными вялыми движениями переносят раствор в носилках, явно не полных, моему герою. Он, как более подвижный, набрасывает раствор на стены, предварительно увлажняя их, растирает и снимает рейкой шероховатости пока следующая партия раствора на подходе. Секрет его запрограммированного темпа в том, что его питание осуществляется на слабо действующем наркотическом антидепрессивном лекарстве – мелипрамине.

Здесь находят свое временное пристанище и такие особи, которые внешне схожи с людьми, а внутри – низкие моральные уроды. Будучи на свободе, кого-то отправили в мир иной, а их папы и мамы, имея вес и влияние, временно спрятали своих наследников-нахлебников за высокие заборы. Без проблем каждый день могут их навещать и кормить полноценной пищей, которой обещали кормить народ, когда наступит коммунистическое благосостояние. Эти наследники вообще ничего не хотят строить. На стройке они отлеживаются под солнышком или где-нибудь в помещении в уютном местечке. Надзирающий персонал их вообще бы не замечал, но нужен количественный состав, все должны быть в наличии.

Расставаясь с психлечебницей, угнетенный давлением ее атмосферы, мой герой бежал без оглядки, обретая такую свободу, которую еще не имел никогда в жизни. Он отличал каждую деталь свободного живого мира от ада, который его пожевал, проглотил, отрыгнул и выплюнул. Свежий воздух, какая легкость дыхания! Здесь даже птицы поют. Удивительно, почему в заточении не слышал пение ни одной птички? Ведь ходил же во двор, гулял вдоль забора с колючей проволокой, обнимал деревья во дворе. Материально окружающая среда этих миров идентична. Здесь даже плотность воздуха кажется меньше, потому что организм в прыжке, словно взлетает ввысь и, приземляясь, не чувствует соприкосновений с землей. Свобода – какое нежное и сильное слово. Познаешь ее по-настоящему только сейчас, после увиденных ужасов.

В голове еще ясно воспроизводятся сцены из пережитого. Как после электро-шокотерапии помогаешь быстро уложить и связать больного, потому что он какое-то время становится буйным и очень сильным. Одному врачу с этим не справиться, особенно женщине-врачу. Она прибегает к помощи больных, которые не так уверенно и профессионально связывают разбушевавшегося больного, что все же его шальной кулак изощряется попасть в физиономию врачихи.

Господь мой! В каких диапазонах могут меняться доброта и гнев в человеке! Лицо женщины из умиротворенного в одно мгновенье превратилось в красное как помидор. Из былой женственности вырос ярый гнев, тряся ее до такой степени, будто она здесь больная, а не окружавшие ее «полуидиоты». Ни на секунду не задумываясь, будто это уже отработанный трюк, сняла со своей ноги элегантный туфель с острой железной шпилькой и стала бить по голове больного еще, еще и еще, пока ее гнев полностью не выдохся.