Но тут появились Пенни с падре Жозефом. Пенелопа вооружилась до зубов и выглядела очень воинственно, а вот иезуит смотрелся каким-то сконфуженным. С чего бы это?

– Милый, что с тобой?! – ахнула Пенни и бросилась ко мне на шею.

– Ничего страшного… – Я осторожно освободился и глянул в бочку с водой. – М-да…

– Ничего страшного? – грозно завопила Пенелопа. – Ты говоришь, ничего страшного? Надеюсь, ты убил эту сволочь?

– Угу… – показал я на дохлого кафра, уже начинавшего пованивать. – Совсем сдурел клятый ниггер.

– Это Мбота, – скорбно пояснил падре Жозеф. – Страдания лишили его разума.

– А я лишу этих макак жизни! – Пенни вскинула винчестер.

Аборигены, как цыплятки к несушке, подбежали к священнику и скучковались за его спиной. А сам иезуит сделал шаг вперед, поднял руки и, трагически играя голосом, заявил:

– Нет, смилуйтесь! Они же как дети! Если вам нужна чья-то жизнь, забирайте мою!

Надо сказать, в этот момент он был похож на какого-то библейского святого, идущего на костер за свои убеждения. А точнее, на голливудского актера вторых ролей, отвратительно играющего этого святого.

– Оставь… – я опустил ствол карабина Пенелопы, – хрен с ними. Тут такое дело. Я там привязал к дереву чертова Адольфо, так вот, он мне срочно нужен.

– Видели мы его, – хихикнула Пенни. – Сопляк получил по заслугам.

– Не понял.

– Парня сожрали звери, – пожала плечами она. – Одни кости да сапоги остались. А зачем он тебе?

– Тайник пуст, – я со злостью пнул пустую консервную банку, – понимаешь, он пуст! Вот зараза!

– Вы, наверное, о золоте? – встрял в разговор священник. – Так его позавчера увезли. К счастью, увезли. – И пафосно добавил: – Этот презренный металл приносит только страдания.

– Знаете что, падре… – я чуть не заехал ему по морде, но сдержался, – лучше займитесь выпасом своих овечек. И кстати, ваш собрат вон там. Вчера еще дышал. Как сегодня, увы, не знаю. А мы откланиваемся…

Но сразу откланяться не получилось – я сильно переоценил свои силы. Пришлось остаться и отлеживаться с компрессом на башке.

К счастью, второму священнику стало лучше, он даже поднялся, оказался сведущ в медицине и, осмотрев меня, назначил какие-то припарки из местных трав, сразу снявшие головную боль.

К утру следующего дня я сравнительно ожил и, вопреки уговорам Пенелопы, собрался отчаливать.

Все трофейное оружие оставил аборигенам, пусть их: может, научатся давать отпор злодеям. С падре Жозефом обошелся сухо – ну его, хренова художника человеческих душ… Особых причин нет, но не нравится мне он. А вот с падре Домиником простился вполне сердечно. Приятным дядечкой оказался иезуит.

С шаром дело обстояло гораздо хуже, чем показалось на первый взгляд. Оснастку я поправил быстро, но вот сфера с водородом травила, причем в неизвестном месте. Внешнюю оболочку я заштопал, добавил газа, полностью исчерпав его запас, но подъемная сила все равно упала в несколько раз.

Пришлось избавляться от ненужного хлама. К величайшему раздражению Пенелопы.

– А может…

– Нет, милая. – Я взвесил в руке сумку с посудой и аккуратно поставил ее на камень.

– Но…

– Никаких «но». – К посуде присоединилась раскладная мебель, походная тренога с котлом и сковородками, а также ночной горшок в кокетливый красный горошек.

– Ты изверг, – огорченно сообщила Пенни, заметила мой взгляд, метнулась к кофру со своей одеждой и истошно заверещала: – Нет, Михаэль! Только через мой труп!

– Тихо, тихо, я шучу…

В общем, могу сказать, что операция по очищению от хлама прошла сравнительно успешно. Хотя и с эксцессами в виде легкого скандала, устроенного Пенелопой. Но это мелочи, главное – шар стал значительно легче, что делало наши призрачные шансы на благополучное завершение путешествия по воздуху уже более значительными.

Закончив работу, решил подбодрить приунывшую жену.

– Милая…

– И не надо подлизываться! – буркнула Пенни. – Кофейный сервиз я тебе ни за что не прощу.

– Я очень огорчен, что не подарил тебе на помолвку кольцо.

– И что? – слегка оживилась Пенелопа. – Зачем ты это сейчас говоришь? Что-то я здесь не наблюдаю ювелирных магазинов…

– У меня уже все есть. – Я открыл ладонь и показал ей найденный перстень. – Это безделушка, но все-таки…

– Безделушка? – Пенни широко раскрытыми глазами смотрела на кольцо. – Ты говоришь, безделушка?

– Ну да. А что не так?

– Да это… это… – Она взяла в руки перстень, внимательно посмотрела на камень, а потом, поймав им лучик света, возбужденно завопила: – Да это же звездчатая рубиновая шпинель по крайней мере в шестьдесят каратов!

– И что? – Я понял только про караты. – Что с того?

– Да она стоит дороже… дороже… – Пенелопа запнулась. – По крайней мере, полсотни тысяч фунтов. Да бог с ними, с деньгами. Это очень редкая, можно даже сказать, статусная вещь. Да такие камни в королевских коронах блистают! Я его никогда не продам! Ми-и-илый!!! Ты у меня просто прелесть!..

В общем, вечер завершился на мажорной ноте. Между прочим, пеппербоксу она тоже радовалась. Но все же чуть меньше, чем перстню.

Женщины, что с них возьмешь…

Глава 24

Южная Африка. Наталь. Верховья реки Оранжевая

30 июня 1900 года. 07:00

Обрадовавшись сильному ветру, дующему в нужном нам направлении, я дал команду на взлет с раннего утра. Но едва мы взобрались в корзину, заявился туземец с прииска и притащил с собой небольшой, но с виду тяжелый мешочек. Что-то пролопотал, положил его на камень и убежал назад.

– Ты что-нибудь поняла? – Я распустил завязки и недоуменно уставился на мелкие золотые самородки.

– Я их диалект почти не понимаю, – пожала плечами Пенни. – Но, кажется, он сказал, что это благодарность добрым белым хозяевам, то есть нам, за спасение от злых белых хозяев.

– Килограмм двадцать будет. – Я приподнял мешок. – И куда нам его?

– Туда! – отрезала Пенелопа. – Замени им один из балластных.

– Ладно…

Вот так, без золотишка все-таки не остались. Откуда оно взялось у аборигенов, я старался не думать. Вот как-то не верится, что они его накопали за ночь. Где-то меня жестоко обманули, но где, так и остается загадкой.

К восьми утра мы были уже в воздухе, ветер подхватил шар и бодро потащил его в сторону Республик.

Как ни старались, даже сбросив половину балласта, выше четырехсот футов подняться не смогли. Подъемной силы катастрофически не хватало. К тому же центровка основной оболочки была нарушена и шар крутило в воздухе наподобие детского волчка. Мягко говоря, довольно неприятное ощущение. Но худо-бедно, миля за милей мы приближались к дому.

К обеду случилось два события, вернее – целых три. Одно хорошее, просто великолепное, второе – с сомнительным статусом, а третье, исходя из первых двух, – гаже не бывает. Но обо всем по порядку.

С самого утра Пенелопа была какая-то сама не своя: молчаливая, задумчивая и местами даже агрессивная. Я не лез с расспросами, вел себя показательно послушно, подозревая у жены обычное женское ежемесячное недомогание. Ну что тут поделаешь? Так уж они устроены. К тому же женщины девятнадцатого века все-таки отличаются от современных Отличаются, скажем так, в плане несколько большего количества суеверий и комплексов.

Заговорила она первая.

– Михаэль, – Пенни выглядела довольно взволнованно, – нам надо поговорить.

– Весь к твоим услугам, дорогая. – Я приготовился услышать шокирующее признание в том, что у нее начались женские дни, и уже ломал голову над тем, как же мне среагировать на это. Сердечно посочувствовать? Или отнестись показательно небрежно? А вот хрен его знает…

– Мне кажется… – слова давались ей с трудом. – Мне кажется…

– Что тебе кажется?

– Что я… – Пенелопа запнулась и вдруг выпалила: – Мне кажется, что я в положении!

– Что? – Я моментом обессилел и приземлился задницей на откидной стульчик. – Но как?

– Ты не рад? – В громадных глазах Пенни блеснули слезы. – Не рад?