– Я сегодня молочка уже пил, – миролюбиво напомнил я, прижимаясь к толстой палке, лежащей поперёк дорожки, и суп поел. Я сытый. – Конечно, меня хорошо накормили, и пусть Шкалик не переживает за свою кость. Он передвинул кость, уже не так сердито поглядывал на меня, а острые ушки его обвисли.

– Сыт ты или нет – мне без разницы, – пробурчал он, – а дальше этой палки ко мне не подходи. Это моя территория!

Такое заявление мне не понравилось. В доме мне можно сидеть на окне, бродить по всем комнатам. Сама Ляля разрешает спать с ней в одной постели, а тут такое ограничение!

– Я, Смелый друг! – Я высоко поднял свою голову, – свободный кот, гуляю где хочу, когда хочу и сколько хочу.

– Гуляй, – согласился Шкалик, – но, дальше этой палки ходить не моги. Даже глупые куры согласились со мной и не переступают через неё.

Хорошо, я не курица, но палку переступать тоже не буду. Я только чуть передвину её, но так, чтобы Шкалик не заметил.

– Мы с тобой из одной стаи, – напомнил я, и даже одной крови. У нас общие предки – миациды.

– Что!? – от удивления Шкалик выпустил кость, открыл пасть и повернул одно ухо ко мне, видимо, чтобы лучше меня слышать, – повтори, пожалуйста, что ты сказал?

Я повторил и передвинул палку чуть вперёд.

– Значит, – обрадовался Шкалик, – мы с тобой одной крови, и у нас есть общие предки? Значит, – сделал он, льстящий его самолюбию, вывод – рысь, тигр, пантера тоже мои родственники? Я думал, почему я рыжий? Оказывается мастью в тигра пошёл, только чёрных полосок нет.

– Ты лучше тигра, – не уставал льстить я, – ты больше похож на льва, только без гривы. И у тебя такая замечательная будка.

– Что ты сказал? – снова переспросил он, повернул ко мне своё ухо, – повтори, пожалуйста.

Я охотно повторил и передвинул палку на метр вперёд.

– Будка у тебя хорошая, Наверно, сам хозяин построил её? Он ценит тебя.

– Конечно! – улыбнулся довольный Шкалик, – но слишком близко подошёл ко мне, ты зашёл на мою территорию.

– Нет, – утверждал я, – я не перешёл через твою палку. Вот она, передо мной, сам посмотри.

Шкалик внимательно посмотрел на палку и тяжело вздохнул.

– Совсем памяти не стало, – огорчился он, – вроде, ещё утром я видел её позади куста? Или не видел? Забыл.

– Бывает, – вздохнул я, – вы ещё обещали угостить меня этой костью. Опять забыли?

– Неужели, обещал? – Удивился Шкалик. – может быть, стар стал. Много лет служу я хозяину. Раньше я с ним на охоту ходил, на птичек разных, уток, тетеревов, глухарей приносили. Попробуй мою кость, хоть она и твёрдая, не для твоих зубов.

Конечно, твёрдая, и не такая уж и вкусная, суп намного лучше: что он с ней зубы ломает – не пойму?

– Шкалик тоже хорошая кличка, – утешил я своего нового друга, – а то Шариков много развелось. Куда не пойдёшь – одни Шарики.

– Я доволен, – признался Шкалик, – вон, у куриц вообще кличек нет. Курицы и всё. Их трудно отличить друг от друга. Почему тебя назвали Шкаликом? – полюбопытствовал я, – есть же красивые собачьи клички, Рекс, Трезор, Мухтар, Шарик.

– Меня и назвали сначала Шариком, – припомнил Шкалик, – да Ляля буквы Р не выговаривала, и дедушка, тогда с нами ещё дедушка жил, переименовал меня в Шкалика. Это маленькая бутылочка такая, дед её очень любил. Хозяйка её тоже очень любила, всё её у деда отбирала. Он шкалик прятал от неё и знаешь где? В моей будке.– Шкалик довольно улыбнулся.

– А давай, – я догадался, как утешить Шкалика, – я буду называть тебя не просто Шкаликом, а Верным Шкаликом?

– Как это было бы хорошо! – Шкалик от удовольствия улыбнулся, ласково посмотрел на меня, обернулся на сороку, – видишь, как меня сейчас зовут? Верным Шкаликом! Передай это всем птицам по округе. А нашим курицам я об этой радостной новости и сам сообщу.

– Мама, папа! – Ляля прыгала по скамейке, радостно хлопала в ладоши. Две красные ленточки в косичках подскакивали вместе с ней. – Смелый друг и Шкалик уже подружились!

– Как бы ещё Ляле, хозяину с хозяйкой сказать, что я сейчас не просто Шкалик, а Верный Шкалик, – и пёс печально вздохнул.

Глупые куры. С Верным Шкаликом я познакомился, сейчас мне надо познакомиться с Петрушей 1 и с курицами. Примостился я на угол сарая и наблюдал за курицами. Они очень интересные и смешные, всё желают не так, как я. Когда зерно клюют, то часто-часто носиком стукают, как только голова у них от такого шума не болит? В пыли пурхаются. Я, наоборот. У себя каждую шерстинку вылизываю. Они в самую пыль то одним боком улягутся, то другим, да ещё крылом прихлопнут, чтобы больше пыли у них под крыло набилось. Потом, видимо, одумаются, и давай отряхиваться, часто-часто крыльями хлопать. А зачем? Не надо было сразу в пыль лезть. Глупые куры, но хвастуньи. Снесёт яйцо и давай кричать на весь свет: ко-ко-ко – снесла яйцо! Ко-ко-ко – меня слышно далеко?

– Слышу, слышу, – отвечаю, – да, молодец, ты, молодец!

Похвалишь курицу, ей и приятно, она и успокоиться. Потом другая снесётся, и снова шум раздаётся по всей ограде. Её тоже успокаиваю, тоже хвалю, молодцом называю. А петух взлетит на жёрдочку, расправит широкие крылья, распушит хвост, голову с красной бородкой, с красным гребешком поднимет к верху, да как, громче куриц закричит

– Я ли не молодец! Я ли не красовец!

– Красовец, – соглашаюсь, – молодец!

Красавец, конечно, пёрышки на крыльях и на хвосте широкие, длинные белые, оранжевые, жёлтые, словно радуга переливаются. Да ещё бородка красная, гребешок красный. Красавец, а всё же не молодец. Молодцом я его авансом называю, авось исправиться. Подумайте сами: найдёт червяка (как только они его едят, не понимаю) и громко куриц к себе призывает, от радости даже приплясывает на месте, голову во все стороны поворачивает. Глупые куры прибегут, а червячка нет уже – Петруша 1 его склевал.

– Поздно прибежали! – их же и ругает, – раньше надо бежать. В следующий раз быстрее бегите!

Они отойдут от него поникшие. Вскоре он снова их зовёт, они снова бегут, и снова червячок съеден. Глупые куры продолжают верить своему Петруше 1.

Клубок.

Люди давно приметили инстинкт кошек бегать за клубком, за мячиком, за любой мелкой движущейся безделушкой. Хоть мышей я не ловил, но инстинкт моего далёкого предка миацида заставил меня бегать за простой бумажкой, привязанной за нитку. Ляля дёргала за ниточку, а я бегал, прыгал вдоль по комнате, от стола до печки, от стула до кровати. Быстро бегал, ловко цеплял бумажку, хотя она и успевала ускользнуть от меня, а Ляля громко и весело смеялась. Хозяин смеялся, смотрел. Как девочка забавляется. Хозяйка хмурилась, она беспокоилась о половиках, которые всё время почему то сгружались, не лежали на месте. Она ещё беспокоилась за свой клубок, опасаясь, как бы его я не принял за мышку. Я старался высоко подпрыгивать и нападать двумя лапами вместе, отчаянно крутил головой, выискивая ,,мышку,, низко заглядывал под диван, топорщил усы, поднимал уши. Хвост мой при всех моих кульбитах старательно мне помогал. Девочка заливалась смехом, хозяин, чтоб не мешать нам, залез на диван. Хозяйка, позабыв про клубок, сдвинула в сторону половики. Она настороженно смотрела на нас, а клубок скатился с кресла, попал мне в лапы. Я закатил его под диван. Потом под стол, под кресло, под тумбочку и снова под диван. Клубок, почему то быстро уменьшался, а его длинный хвост опутывал ножки стульев, кресла и дивана. Девочка хохотала, хозяин хмурился, хозяйка озабоченно хлопала руками. Я быстро бегал, подгонял клубок лапами, пока сам не запутался в его нитях.

– Ты слишком расшалился! – Хозяин за шкирку приподнял меня высоко к потолку. Сверху я видел, как Ляля ползает по полу, стараясь снова скатать клубок, хозяйка сгребает половики к порогу, убирает стулья.

– Вот, негодяй, что наделал? – возмущается она. Хозяин шлёпнул меня пару раз (больно и обидно) и швырнул за печку. Я тихо заскулил, потом принялся облизывать мою шёрстку, ибо это тоже приказывал мне делать мой инстинкт.