«Ну и ладно, обойдемся», — думала Танька и действительно первое время не чувствовала особой утраты. Всю энергию из нее высасывали странные отношения с Олегом, а в редкие отвлеченные моменты появлялась развеселая Светка Седова со своими новыми знакомыми: энергичными особами, лихо разбирающимися в местном «светском обществе». Они ее по-настоящему развлекали, без всяких загрузок, что ей и требовалось, потому что ей все чаще не давала покоя еще одна головная боль.
Еще в начале своего знакомства с Олегом Танька совершила поход к одному из самых неприятных (после зубного) врачей, чтобы поставить спираль. Она, как девушка разумная и ответственная, с появлением постоянного полового партнера решила оградить себя и его от нежелательных последствий. Участковая врач Киселенко, осмотрев, послала ее на УЗИ. Посмотрев на результат, ласково сказала:
— Ай-ай-ай. У вас непроходимость труб.
— Что это значит?
— Бесплодие.
У Таньки подкосились ноги. Вообще-то она уже имела опыт общения с этой дамой и помнила, что на простую молочницу та точно так же качала головой и говорила «ай-ай-ай» с таким видом, как будто у нее по меньшей мере сифилис. И, к слову сказать, прописывала лечить эту самую молочницу не копеечными свечами, которыми она, собственно, и лечится, а отправляла в какую-то далекую аптеку за целым списком особых лекарств, стоящих ненормально бешеные деньги. Причем проделывала она этот фокус со всеми своими пациентками, как позже выяснила Танька. Поэтому ко всем заявлениям чудо-врача относилась очень сдержанно, но это был особый случай. На негнущихся ногах она отправилась в платный Центр планирования семьи и прошла там полное обследование. Там ей сказали, что у нее непроходимость одной трубы и что это ни в коем случае не означает бесплодие. Предложили полечиться от каких-то мелких запущенностей и отпустили на все четыре стороны. Татьяна не поленилась сходить к заведующей своей районной женской консультацией, устроить там скандал, пригрозить судом, компенсацией морального вреда и потребовать увольнения врача Киселенко. Конечно, все замяли, ей принесли извинения, но страх остался.
Она объяснила Олегу ситуацию, сказала, что ей нежелательно предохраняться, намекнула, что и ему не следует. Намеки он не принял и первое время пытался что-то делать, но потом как-то постепенно все сошло на «авось». Олег не поднимал тему, потому что сделал для себя вывод, что у его подруги действительно с этим проблемы и не стоит лишний раз бередить рану. Танька обходила ее стороной, чтобы лишний раз не напоминать о предохранении, и очень надеялась на успокоительный прогноз платного врача. Но шел четвертый год их отношений, а никакого намека на беременность не появлялось. К тому времени вялый «тупиковый этап» уже настолько затянулся, что Танька стала просто кожей ощущать необходимость перемен — любых, даже плохих. Небольшая встряска произошла, когда они с Олегом провели вместе отпуск на Кипре. Уже сам факт того, что они собрались, был знаковым: Олег был чрезвычайно тяжел на подъем, и даже двухдневную поездку можно было считать подвигом с его стороны. А тут три недели романтической обстановки: жаркое солнце, теплое море, исторические достопримечательности и колоритные ресторанчики. В нестандартной обстановке время тянется медленно, и каждый день становился длинным и насыщенным. А вечером они пили молодое вино и бросались в постель с тем же жаром, что и в начале знакомства. Танька была очень хороша: худая, загорелая, веселая, в легкой одежде и с выгоревшими добела волосами. Олег даже немного ревновал к местным мачо, которые так и ели ее глазами. Когда они вернулись домой, Танька опять чего-то ждала от своего любимого, но так и не дождалась. Стала было приходить в свое обычное унылое состояние, как вдруг у нее случилась задержка. Подавив желание кричать об этом на весь белый свет, она подождала еще пару недель, купила тест на беременность и, счастливая результатом, помчалась к врачу за подтверждением. Видно, что-то случилось с ними там, на теплом море, что-то правильное, и ее тело откликнулось животной радостью.
Олег сидел перед ней, расслабленно откинувшись на сиденье и чертя пальцем невидимые узоры на дубовом столе. Но глаза поблескивали из-под очков настороженно, и приветствие прозвучало слишком беззаботно. Видимо, что-то почувствовал в ее голосе, когда она по телефону предложила встретиться в «Диком Дрейке». Таня решила не играть в кошки-мышки и начала с места в карьер:
— Я беременная.
Секундное замешательство сменилось напряженно-ровным выражением лица. Почертив еще немного кружочки на столе, осведомился:
— Какой месяц?
— Уже второй. Почти два. Я сама недавно узнала, все думала, просто задержка, а врач… — поперхнулась, увидев радостную улыбку, разливающуюся по лицу Олега. Такому любимому, как никогда. Он рад, рад слышать, он хочет…
— Только второй? Так это же очень хорошо! Значит, еще не поздно сделать аборт.
Татьяна все улыбалась, одеревенев. Удар был слишком силен. За какое-то мгновенье она прожила целую жизнь, полную детских улыбок, нежных объятий и солнечных прогулок всей семьей. Мама, папа, малыш. Мама и папа выбирают малышу комбинезончик, учат его новым словам, целуют перед сном. Мамуля — такая добрая и красивая, читает малышу яркую книжку. Папуля — большой и сильный, катает его на плечах и подбрасывает вверх. И еще зоопарк, и еще трехколесный велосипед, и «я хочу писать», и «наша мама родит нам сестричку», и еще, еще…
За мгновенье до его слов. А потом ледяной душ и пустота. Нет сил кричать. Помолчали. Татьяна сделала глубокий вдох и тихо сказала:
— Я не буду делать аборт.
Теперь одеревенел Олег. Он непонимающе похлопал глазами, потом с еле заметной ноткой отвращения, так же тихо сказал:
— А вот это и называется «женить на себе». И не надо было делать вид, что ты такая особенная, что тебе на фиг не нужен штамп в паспорте, такая вся современная и свободу уважаешь. Такая же, как все. Алчная бабища. Не надо на меня так смотреть. — Его тон неуклонно повышался. — Именно алчная бабища, говорю твоими же словами. Сначала ты мне впариваешь какую-то байку о непроходимости труб, под этим предлогом перестаешь предохраняться. А все для чего? Для того, что всем бабам надо. Залететь, зная, что мужик порядочный и никуда не денется.
— Никакие это не байки! Мне вообще сначала сказали, что это бесплодие. Господи, ты хоть понимаешь, что значит бесплодие, или это для тебя пустой звук? Только потом, в Центре планирования, успокоили, что я могу забеременеть, но у меня меньше шансов, чем у других — одна из труб… Ну я же тебе говорила! Я же ничего не скрывала! Это такая удача… Врачи говорят, что первого ребенка желательно родить до тридцати лет, потом увеличивается возможность всяких там отклонений. Ну, ты же знаешь… — потухшим голосом закончила Татьяна, следя за его реакцией.
— Так что за проблемы, — добродушно улыбнулся Олег. — Ты же еще молоденькая у меня, тебе всего двадцать восемь.
— Двадцать девять.
— Ну и что? Вон на Западе и в сорок рожают, и нормально. Подумай сама, зачем тебе это сейчас? Ни жилья своего, ничего. На работе только-только в гору пошла, глупо сейчас все бросать. У меня ничего не ясно, банк в любой момент может лопнуть — и я без работы. Ребенка надо заводить, когда ты готов, уверен в завтрашнем дне…
— Так и без детей останешься.
— Блин, как мне уже все осточертело. — В голосе Олега от добродушия ничего не осталось. С усталостью и раздражением он уставился на пепельницу. — Все так и норовят попользоваться. Начальство на работе имеет каждый день, родители дома… Перед всеми — отчитывайся. Теперь и ты. То, что ты делаешь — просто циничный шантаж, Таня. И это не в первый раз, ты знаешь, о чем я говорю. — Татьяна машинально глянула на узкие шрамики, чуть белевшие на левом запястье, и к горлу подкатил комок. — И сейчас ты в очередной раз приперла меня к стенке. Конечно, Олежа такой хороший мальчик, покладистый болван, он будет делать все, как скажут. Надоело!
