— Не каждый день? Ай-ай-ай. Сколько раз в неделю?
— Два. Три.
— Меня ты так не баловала, Танюха.
— А ты и не просил.
— А чё ты мне грубишь, блин?
Тут Димон решил до конца сыграть роль героического влюбленного:
— Не трогай ее! Она как раз говорила мне, что между нами все кончено. Она уже неделю не приезжала, и я сам к ней пришел. А она говорит: больше не будем встречаться. Она меня не любит.
— А-а-а, вон оно что. Она тебя не любит, меня не любит, значит, есть кто-то третий? Да ты, оказывается, шалава, Танюха?
Димон понял, что помог своей любимой с точностью до наоборот, и запальчиво крикнул первое, что пришло на ум:
— Она не шалава!
Хрясь — и получил короткий хук справа. Танька квадратными глазами посмотрела на нокаутированного Ромео и поняла, что сейчас то же самое будет и с ней.
— Подожди! Нет никого больше! Выслушай меня.
— Да ты б… чё тебя слушать!
— Я хотела ребенка. У меня проблемы с этим, шансов немного. Был выкидыш, мой парень меня бросил. Я стала пробовать с другими. Полгода пыталась — ничего не выходит. Попробую усыновить. А вас не хочу обманывать — ни тебя, ни его.
Повисла пауза. В душе у Кости, видимо, происходила борьба: на лице попеременно вспыхивали то гнев, то жалость. На земле Димон пошевелился, поднял голову и обвел их мутным взглядом. Мучители тупо уставились на него. Вдруг Костя выдал неожиданную информацию:
— А тебе, наверное, не дадут. Потому, что ты не замужем. Там должно быть все супер: семья, доход, здоровье. У меня знакомая пробовала, так ей не разрешили усыновить. Нет, говорят, всех условий. Иностранцам, прикинь, отдают детей, а нашим, русским, — нет. А баба такая нормальная…
Танька посмотрела на него взглядом побитой собаки. У нее было чувство, что лучше уж хук справа.
— А, ну ясно, — бесцветным голосом пробормотала она и добавила, обращаясь к Димону: — Ты извини, Дим, если что не так. Не приходи больше. — Повернулась к Косте и сказала ему: — И ты извини. Не хотела никого обидеть, не знала, что вы так все воспримете. Ну, я пошла, мне пора.
Глядя на ее понурую спину, Костя зачастил:
— Танюх, ты это, не обламывайся. Той тетке уже под пятьдесят было, ей еще про возраст сказали. А ты молодая, тебе должны дать. Не дрейфь.
Татьяна посмотрела на него и очень серьезно сказала:
— Я и не сдамся. Сделаю все.
Отвернулась и ушла. Но спина у нее была уже прямая.
Танька сидела в маленьком душном кабинете в потертом здании органов опеки и попечительства и старательно записывала в блокнотик все, что говорила толстая тетка, одетая в неприлично дорогой костюм. Перечень справок оказался впечатляющим, ручка бегала по бумаге, едва успевая, но резко замерла, когда прозвучал вопрос:
— У вас брак зарегистрирован?
— У меня нет мужа.
— ???
— А что, одиноким людям нельзя никого усыновить? — с вызовом спросила Танька.
Тетка окатила ее презрительнейшим взглядом.
— Предпочтение отдается полным семьям.
Татьяна была уже с самого начала взвинчена, и ей надо было немного, чтобы вскипеть.
— Послушайте, я молодая, здоровая женщина, у меня стабильный, довольно высокий доход, скоро у меня будет отдельное жилье, я заключила договор долевого участия в строительстве нового дома. У меня есть желание воспитывать ребенка…
— Если вы такая здоровая, почему сами не родите?
— А вам не кажется, что это довольно бесцеремонный вопрос? Может быть, у меня нет достойного кандидата на роль отца? Может быть, я принципиально хочу воспитывать несчастного брошенного ребенка?
— Мне кажется, что вы немного неуравновешенный человек.
Танька открыла было рот, но сразу же закрыла и несколько раз глубоко вздохнула. Только когда почувствовала, что сможет снова открыть его без вредных последствий, сказала примирительным тоном:
— У меня непроходимость труб. Теоретически с этим диагнозом можно забеременеть, но на практике мне уже много лет не удается.
— Много — это сколько?
— Четыре года. У меня был выкидыш, а потом — никак. Я устала и…
— Четыре года! Одни мои знакомые, семейная пара, пятнадцать лет не могли родить ребенка. И недавно, представьте себе, родилась девочка. Им обоим по сорок. А вам сколько лет?
— Тридцать.
— Девушка, какие ваши годы! Еще замуж пять раз выйдете и детей нарожаете.
Таньку ее добродушие взбесило. Да кто она такая, чтобы ей в трусы лезть?
— Если я к вам пришла, стало быть, я все обдумала и хочу усыновить ребенка, — ледяным тоном отчеканила Танька. — Будьте добры, объясните мне, как это делается и когда я могу рассчитывать на результат. Или вы мне отказываете?
— Я не могу вам отказать. Я вас пытаюсь образумить.
— У вас в практике не было случаев, когда одинокие люди кого-то усыновляли?
— Были, конечно, были. Не так много и в основном знакомых детей… Я пытаюсь вам объяснить, девушка, что усыновление ребенка — это большая ответственность. Это изменит вашу жизнь полностью. А вы знаете, что на детей очередь? Что здоровых детей практически сразу разбирают, а больным требуется такое дорогостоящее лечение, что берут их только иностранцы.
— Если дети нарасхват, кем же тогда забиты детдома?
— В детдомах в основном дети из неблагополучных семей, их родители лишены родительских прав, но они живы, а при живых родителях не дают усыновления. А на сирот и брошенных малышей огромная очередь.
Танька вспомнила, об этом говорил ей знакомый судья, когда рассказывал, что дела об усыновлении — самые прибыльные для взяточников. Но она сжала зубы и упрямо заявила:
— Все это я и раньше слышала. Я хочу усыновить ребенка и прошу вас рассказать, как это сделать. Это ваша работа, поэтому уж будьте добры.
Толстая тетка холодно блеснула на нее из-под очков и официальным тоном спросила:
— Ребенка какого возраста вы хотите усыновить?
— Не больше трех лет.
— Почему не больше?
— Потому что до трех они ничего не помнят и можно выдать за своего.
— Вы собираетесь бросать свою работу со стабильным высоким доходом?
Танька почувствовала сарказм в ее голосе, но твердо решила держаться.
— Нет, конечно.
— А кто тогда будет заниматься воспитанием такого малыша?
— Ну, у меня мама не работает.
— Но вы же собираетесь жить отдельно.
— А что, приезжать нельзя? — Танька снова начала раздражаться.
— А ваша мама согласна стать воспитательницей приемного ребенка?
— Конечно, согласна, — запаниковала Танька. В действительности она понятия не имела, как преподнести матери эту новость. — В конце концов, я в состоянии оплатить няню.
— Няня — это хорошо, — рассеянно заметила тетка. Она как будто потеряла интерес к разговору и стала перебирать какие-то бумаги на столе. Затем посмотрела на Татьяну поверх очков, словно удивляясь, что она еще здесь, и небрежно бросила: — Все необходимые документы для предоставления я вам перечислила. Как соберете — приходите, будем предметно разговаривать. И подумайте об ответственности. Это вам не собачку завести.
Дрожа от злости, Танька вылетела из кабинета. Собачку! Сука! Когда немного пришла в себя, подумала: а действительно, что скажет мама?
— Ты что, рехнулась?!! — сказала мама. Вернее, не сказала, а проорала хриплым визгом. — Отец, ты слышал, что она задумала?
Обращение к отцу — это нечто. Обычно никто и не вспоминает о его мирном диванном существовании.
— Ну, скажи что-нибудь, ты же отец, — не унималась она, беспорядочно тряся кулаками над его головой.
Отец отложил газету и сказал веским голосом:
— А чего ты на меня орешь? Твоя дочь — дура. Из-за таких дур Россия и погибнет.
— При чем тут Россия? Ты что мелешь? Напился, что ли?
— Я не пью с прошлой недели. А Россия погибнет, потому что дуры не хотят рожать русских детей. А вот чурки разные плодятся, как клопы. И сожрут нас в один прекрасный момент.
