Это безумие — думать, что человек, который когда-то отказывался позволять своим завоеваниям засыпать в своей постели, теперь делит дом со своей женой и практически набрасывается на нее у двери спустя пару часов после разлуки. Блин, я превратился в какого-то придурка. Но есть что-то настолько захватывающее в этой женщине. То, как она преподносит себя, ее остроумие и интеллект, ее ненасытный аппетит ко мне. Это кажется правильным.

У меня даже не было серьезных отношений. По словам Стерлинга, свадьба — связь с одной женщиной на всю оставшуюся жизнь — должна была напугать меня до чертиков. Вместо этого я стал уступчивым, верным, любящим. И мне это нравится.

Я лишь надеюсь, что задуманное мною сегодня не разрушит все.

— Да, — вскрикивает Оливия. Она крепче обнимает меня за плечи и покачивает бедрами напротив моей руки, приближаясь к развязке.

Мне нравится, как она раскрывается передо мной. Кружа по ее шелковистому центру, я медленно ввожу в нее один палец. Но я не сохраняю медленный темп; когда Оливия стонет и шепчет мое имя, я добавляю второй палец и глубже вхожу в нее. Я трахаю ее у стены, отчего мой член сильно болит. Но отступить — последнее, что приходит мне в голову. Мне доставляет удовольствие целовать Оливию и смотреть, как она тает прямо здесь, в моих объятиях.

— Ной… — стонет она, цепляясь за мои волосы. — Я хочу тебя.

— И я здесь, детка, — я целую ее в шею, вдыхая аромат жимолости, пока пальцами продолжаю погружаться в нее. Этот знакомый запах, принадлежащий исключительно Оливии, всегда возбуждал меня и в то же время успокаивал.

— Во мне. Я хочу, чтобы ты был во мне, когда я кончу.

Тогда ладно. Это меняет дело. Если моей малышке нужен член, он будет у нее.

Все еще поддерживая рукой ее попку, я расстегиваю джинсы, опуская их вниз достаточно, чтобы освободить член. Взяв его в руку, я провожу головкой по влажным складочкам и чувствую ее дрожь на своих руках.

— Как ты себя чувствуешь? — снова дразню ее я, когда провожу всей длиной по ее теплу, потирая сверхчувствительный клитор.

— Ты нужен мне, — стонет она, задыхаясь.

Трудно поверить, что это та самая женщина, которая месяц назад задирала нос при мысли о сексе. Думала, что это какой-то бесполезный, мерзкий роман, которому не место в ее напряженном графике. Я не эгоист, но мне хочется верить, что причина во мне. Только я могу раскрыть в ней эту сторону, сводя с ума от желания, раскрывая в ней внутреннюю богиню секса. И это прекрасно, потому что она делает то же самое со мной. Я желаю ее так, как никогда и никого не желал прежде.

— Давай же, — стонет Оливия. — Трахни меня, Ной, — она сжимает мои бицепсы, в отчаянии смотря на меня. Потребность во мне, пылающая в ее глазах, почти болезненна.

Я двигаюсь вперед, и первые несколько сантиметров меня исчезают внутри нее.

— Подожди…

Я замираю.

— В чем дело?

— Презервативы. Они над раковиной в ванной. В аптечке.

Черт побери.

— Было бы охренительно, будь я без защиты, — стону я, подталкивая бедра вверх, чтобы она смогла почувствовать всю мою длину между своих ног. — Мой жесткий член скользит в твою теплую, тугую киску… Пожалуйста, детка…

— Ной, — стонет она, откидываясь назад. — Нет, пока я не смогу контролировать ситуацию над беременностью.

Мой желудок скручивает. Правильно. Это поможет.

— Быстрее, — шепчет она, касаясь моих губ в легком поцелуе, прежде чем скользнуть вниз по моему телу, касаясь ногами пола.

Я делаю глубокий вдох и направляюсь в ванную. Остановившись в дверном проеме с членом, торчащим прямо передо мной, я ловлю свое отражение в зеркале, и мне не нравится то, что я вижу. У меня странный взгляд, которого не было раньше.

— Ной? — кричит Оливия из спальни.

— Дай мне минутку, — раздавленный нарастающей паникой и виной, я закрываю дверь позади себя.

Зловещие предупреждения Фреда звучат в моей голове. Я думал, что смогу убедить Оливию, но даже не смог поговорить с ней, а у нас заканчивается время. Наследие моего отца, последнее желание Фреда Кейна, сотрудники «Тейт и Кейн»… все под угрозой. Я знаю, что должен действовать, но как?

Я беру из аптечки один из презервативов. Эрекция, несмотря на хаос в моей голове, не пострадала. Я смотрю вниз на маленький пакетик из фольги в своих руках.

Какого хрена я творю? Я чувствую себя совершенно потерянным и озадаченным. С каждым днем я влюбляюсь в Оливию все больше и больше… все время скрывая от нее самый большой секрет в мире. Несмотря на всю нашу проделанную работу, финансовая ситуация в компании настолько ужасна, что мы едва держимся на плаву. Ребенок решил бы столько проблем. Выполнение последнего пункта контракта сохраняет наше наследство и гарантирует, что совет директоров не продаст компанию, оставив нас вместе с шестью тысячами других людей без работы.

Но Оливия никогда не согласится на это. Черт, она, наверное, откажется и от всей нашей договоренности, если я расскажу ей правду. Уже несколько недель я ломаю голову, пытаясь придумать правильную речь, которая спасет все, что меня заботит, но в итоге просто продолжаю биться об ту же самую кирпичную стену.

Я никогда не лез за словом в карман, но теперь не могу подобрать правильных слов. Даже если бы знал, что сказать, подходящий момент никогда не наступит. И я не могу бороться с тем ужасом, который, возможно…

Возможно, никогда и не настанет.

Может, этот разговор — вся эта ситуация — действительно невозможна. Может, решения нет вообще.

Эта мысль заставляет меня онеметь. Двигаясь словно самостоятельно, мои руки проникают во все ящики и шкафы. Я не знаю, что ищу, пока мои пальцы не натыкаются на это. Набор для шитья моей матери. Маленький серебряный футляр, который она дала мне за год до своей смерти, когда научила меня пришивать пуговицу на свою любимую рубашку.

Я вытаскиваю иглу и смотрю вниз на ее блестящее острие. Проверяю его на пальце и чувствую, как игла протыкает кожу. Сначала показывается небольшая красная капля крови, но затем она растет, тяжелеет, пока не скатывается вниз по моему пальцу, оставляя яркий след, но я все еще не двигаюсь. Я просто тупо смотрю на окрашенное острие иглы и наблюдаю, как серебро отливает сквозь красную пленку.

Я словно во сне — в одном из тех кошмаров, где ты не можешь бежать достаточно быстро, или пытаешься пробраться сквозь зыбучие пески. Сердце бьется о грудную клетку. Какого хрена я творю? Правда ли я… мог ли я даже подумать?..

Шокированный вздох у двери привлекает мое внимание.

Обнаженная Оливия с открытым ртом стоит на пороге. Недоверие в ее широко распахнутых глазах быстро сменяется ужасом. Спотыкаясь, она натыкается на стену за спиной и подносит руку ко рту, словно ее вот-вот стошнит.

Я опускаю взгляд на свои руки: одной держу презерватив, другой — иглу. С отвращением я бросаю иглу и презерватив в раковину.

— Оливия… п-подожди, это не то, что ты подумала!.. — мой голос глухой, неубедительный даже для меня.

С ее губ срывается стон боли. Когда я оглядываюсь назад, моя жена убегает, ее прекрасное лицо искажено предательством.

Не зная, что еще делать, я следую за ней, надеясь, что еще не поздно… но уже зная, что это так.