- Тренировка, дорогая моя, тренировка воли, - компетентно отозвалась Аризу Кей. - Смысл в ней.

- О, кстати, насчет тренировок, - вспомнила та. - Не поучишь ли ты меня каллиграфии?

- А как же Кристиан?

Лицо Джулии омрачилось, но не прошло и секунды, как оно прояснело. Так тучи набегают на солнечный диск при сильном ветре.

- Я не хочу его видеть.

- А вдруг ты ошибаешься на его счет? Вдруг еще не всё потеряно? Не руби с плеча. Дай ему шанс, возьми с собой в сад. Никогда так не думаешь о друге, как глядя на снег, луну или цветы... [18]

- Нет, поздно поворачивать вспять, - с мрачной непримиримостью отвечала Джулия.

Она не пробыла в саду достаточно долго, чтобы гнетущие ее чувства исчезли без остатка. И когда следующей ночью она вернулась в парк Академии, настроение у нее было довольно пессимистичное. По аллеям стелился туман, дышалось как в бане, а лампионы вернее напоминали заманивающие в топи болотные огоньки, нежели осветительные приборы. Китаянку Кианг изводил жар и мучила бессонница, поэтому она перевернулась на живот, закуталась в покрывало и, упершись локтями в дощатый пол, принялась разглядывать подножье вяза. Вначале ничего особенного не происходило, однако, когда ближайший к дереву лампион заморгал, случилось нечто такое, отчего Кианг мигом позабыла и про бессонницу, и про лихорадку. Восприятие ее обострилось, и она могла поклясться, что рядом с фонарем, едва тот кончил мерцать, возникла чья-то фигура.

«Для галлюцинаций рановато, - решила китаянка, - зато в самый раз для Джулии Венто. Она у нас любит ночные прогулки. Ой, а это кто?» - заинтересовалась она, глянув чуть вбок. Приближение другой фигуры, в черном длиннополом френче, подогрело ее любопытство, и теперь уж ни директор, ни даже его заместитель не согнали бы ее с наблюдательного поста. «Надо затаиться, - подумала она. - Если попадусь, события примут совсем иной оборот». И Кианг втянула шею. Глаза же ее оставались широко раскрытыми, чтобы не упустить ни единой детали.

«О, если бы не туман!» - подумала она. И в это мгновение размытая фигура Джулии подалась в сторону. Ей явно не хотелось встречаться с человеком-в-черном. Но тот предугадал ее ход и метнулся к фонарю, схватив ее за руку. В руке она держала какой-то изогнутый предмет; Кианг толком и не разглядела, какой. «То ли ветка, то ли рогатка, Гунгун[19] ее разберет», - рассказывала она потом Франческо.

- Зачем же ты убегаешь? - послышался голос человека-в-черном. «Чрезвычайно приятный голос», - отметила про себя Кианг.

- Ты боишься меня?

- Ни капли! - резко ответила Венто.

- Ты навещала Аризу Кей в одиночку, из чего я заключаю, что боишься, - возразил синьор Кимура. - Признайся, тебе наговорили про меня гадостей?

Джулия не снизошла до ответа и попыталась вырваться из железного кольца его объятий, но тщетно.

- Вы негодяй, синьор! - крикнула она, задыхаясь от ярости. - Пустите!

- Может, и негодяй, - жестко произнес Кристиан, - но ведь ты неравнодушна ко мне.

Джулия рассмеялась ему в лицо.

Кианг снова залихорадило, однако кульминацию она не пропустила бы ни за какие коврижки. Стуча зубами и дрожа всем телом, она все-таки дождалась финала. И, несмотря на то, что днем позднее ее положили под капельницу, помнила подробности так четко, как если бы они запечатлелись на пленке.

- Ее обуревал гнев, но человека-в-черном, похоже, это не трогало, - замогильным шепотом делилась Кианг с Франческо, который регулярно наведывался в палату. - И вот, лопни мои глаза, он ее поцеловал!

- А она? - допытывался Росси. - Что она?

- Вначале сопротивлялась, а потом затихла. И, веришь ли, оттолкнула его так безучастно, словно бы находилась в полусне. И пошла прочь. А синьор, имя которого я поостерегусь называть, застыл изваянием, даже не став ее преследовать. Это-то меня и поразило...

Вскоре, с легкой подачи Кианг, общежитие гудело, как огромный улей. Молва о романе облетела Академию на быстрых крыльях. Однако директор привык потворствовать подобным явлениям, иначе уже давно разразился бы скандал. Зато Туоно, к своему ликованию, наконец-то обнаружил у противника ахиллесову пяту и теперь гадал, какую бы для него приготовить западню.

Как это ни парадоксально, но больше всего новость потрясла Аннет Веку. Кто бы мог подумать, что «неприступная леди», безразличная к ухаживаниям многочисленных поклонников, в качестве объекта воздыханий избрала столь сложную и неординарную личность! Чтобы потерять разум, ей хватило всего нескольких лекций Кристиана Кимура. Вот почему был отвержен Франческо, вот почему она всегда завидовала Джулии и Джейн: их-то курировал Кристиан, а не дряхлый старикашка-генетик, страдающий, к тому же, болезнью Паркинсона.

Ревность и зависть таковы, что в первую очередь высасывают соки из собственных хозяев. И если раньше отличницей Аннет восхищались, то теперь ее стали избегать. Она исхудала,  осунулась, сделалась раздражительной и молчаливой. Поблекла ее гордая красота, и теперь она более походила на чахлую Оруаль, нежели на светозарную Истру.[20] Но напрасной была ее зависть к Джулии, потому что с момента, как об итальянке разнеслась дурная слава, для нее настали не лучшие времена. За ее спиной перешептывались, гнусно хихикая вслед, и сплетни рождались чуть ли не ежечасно.

- А ты знаешь...

- А вы слышали...

Кривотолки выбили ее из колеи. Она даже порывалась сбежать от всего этого вздора в волшебный сад, обратиться к директору с просьбой назначить ей нового научного руководителя; в конце концов, отчислиться из Академии. Какие только мысли ни приходили ей на ум! Но благоразумие превыше всего, и она решила повременить с отчислением, тем паче что нашлась и другая причина, по которой следовало как можно скорее повидать Сатурниона Деви: африканка. Она не вкусила горечи рабства, ей не пристало падать на колени и молвить «Госпожа!», а манеры ее были весьма и весьма неуклюжи. Кроме того, она могла за себя постоять. Истинная студентка двадцать первого века! Поэтому Джулия надеялась замолвить за нее словечко. Но когда, предвкушая скорое возвращение в Кению, Клеопатра оповестила ее о приказе директора, Джулия поняла, что действовать надо безотлагательно. Ах, если бы она видела хоть чуточку дальше собственного носа! Но она тревожилась лишь из-за своего позора, эгоистично полагая, что свет сошелся клином на ней одной, и помощь ее грозила обратиться африканке во вред. Ведь вместо того, чтобы освободить Клеопатру из заточения в Академии, Джулия, похоже, вознамерилась приковать бедняжку к ее золоченым стенам.

«Я отстою перед директором ее права, и тот будет вынужден зачислить ее в университет наравне с остальными студентами», - думала она. Пересекла бойким шагом парк, уверенно поднялась по мраморным ступеням на самый верх отдела управления... и застыла на балюстраде, как вкопанная. Ей навстречу шел Кристиан. Лицо его, как всегда, выражало бесстрастие, однако на деле его переполняли крайне противоречивые чувства.