– Есть… Но ты знаешь, что я не хочу использовать "это" вообще, и знаешь, почему, – во время этих слов на меня волной накатились тяжелые воспоминания, и захотелось поскорее закончить этот балаган.

– Кифер, – Лобански знал, что если я начал называть его по имени, то ничего от меня не добиться, кроме ругани. Его лицо тут же расслабилось, улыбка сошла с лица как по мановению волшебной палочки, и он раздосадованно сел, сгорбив спину и понурив голову.

– Тебя послушать, так можно ноги протянуть прямо сегодня и все. Сидеть дома, обложившись пивом и уставившись в телевизор. Ты пойми, – при этих словах Лобански привстал, лицо его вновь просветлело, – это выгорит! Ну, хоть послушай просто. Ты пей, пей, – он пододвинул ко мне бокал с пивом, сделав жест бармэну "повтори", – а я буду говорить. Ну что тебе стоит?! – почти умолял Лобански и я не выдержал.

– Говори, давай, только побыстрее и по домам.

– Так вот. Местная администрация продает за бесценок участок земли в соседнем городке Белфусте. Город не больше нашего, как близнец: люди, равнодушный шериф, бары. На территории этого участка есть озеро Кастерблу, дикий лес вокруг, – Лобански многозначительно посмотрел на меня.

– Ну и что?

– Как что? Ты собираешься жить вечно со своим сокровищем? Может, ты концы отдашь через пару месяцев, а в жизни ничего не добился! У меня вот какие мысли по поводу этой земли: отстроим там базу отдыха, домики с удобствами. Семьи будут туда приезжать. Разведем рыбу в озере, рыбаки с большой радостью будут нам платить за удовольствие половить прекрасную форель!

– Ага, стерлядь! О! Боже! Ты с ума сошел? Как у тебя все просто получается! Да кто ж тебе такую золотую жилу отдаст за бесценок!?

– Ты мне не веришь? Вот, посмотри, – Лобански достал из-за пазухи пачку помятых бумаг, – здесь все.

– Нет, я даже не хочу в это ввязываться… я не готов. Не так все радужно, – я оттолкнул руку Кифера с бумагами.

– Дружище, забери бумаги, ознакомься, – улыбка с его лица опять слезла, – возьми домой… ну не понравится, положи их в туалет и примени по назначению. Ну чего тебе стоит прочитать, или ты разучился?

В этот момент раздался шум падающей мебели и разбившейся посуды вперемешку с бранью посетителей бара. В углу забегаловки завязалась потасовка: два забулдыги вцепились друг другу за грудки и, брызгая слюной, изрыгали словесную брань самого последнего содержания. Мы с Лобански несколько секунд равнодушно смотрели в направлении драки. Подобные ситуации возникали здесь нередко. Мы отвернулись, поняв, что до нас не долетят ни стулья, ни посуда, ни мужики. Я раздражительно посмотрел на друга, выхватил бумажки и встал.

– Они будут лежать в туалете, запомни! Я пошел, – и я нервно потряс пальцем перед его носом.

– Мааайки, дружище, ты просто, ты просто… дружище. Спасибо, – в этот момент Лобански готов был биться об пол лбом в бесконечных поклонах, но удержался.

Я ничего не сказал и вышел вон из "Ямы". Меня так и подмывало выкинуть бумаги прямо в мусорный бак возле бара. Я секунду поколебался, смял их и… сунул в карман. Черт с ним, с Лобански, посмотрю, что там за лес с лужей. И ноги понесли меня уже даже бессознательно в направлении моей холостяцкой берлоги, а голова наполнилась неприятными воспоминаниями о прошлом, которые разбудил Кифер.

Когда мне было двадцать лет (кстати сказать, я был поздним долгожданным ребенком), отец заболел – рак печени. У человека, который никогда не увлекался алкоголем и ел простую пищу, и даже не курил. Мда, судьба – шутница. Сгорел он очень быстро – за год. Я учился в это время и не мог быть постоянно у его постели, и матери было очень тяжело. У нас был скромный одноэтажный дом в Зоммервилле, у нас была заурядная зоммервилльская семья, у меня было обыкновенное детство. Мой папа оставался нереализованным мечтателем всю свою жизнь. Много читал литературу, в основном фантастическую, работал, угадайте, кем? Да, инженером. Правда, на водонасосной станции. Поэтому и выбора у меня не было, на кого учиться. Я всегда предпочитал, чтобы за меня все решали. Этакая душевная лень. Папа мечтал, чтобы я стал инженером, только вот в какой-нибудь крупной новаторской строительной компании. Что ж раз так хочет папа… Его мечта стала автоматически моей. После смерти отца я доучился и … сменил его на водонасосной станции, поскольку никому не нужны новоиспеченные неопытные инженеры в серьезных проектах. Так я очень быстро понял, что мечты всегда остаются мечтами. Отец любил мою мать, и болезнь была для него шоком, потому как ему казалось, что все еще впереди, и все мечты обязательно сбудутся. Умер он осенью во сне. Мама очень сильно горевала и не продержалась долго. Через пять лет ушла и она.

Настоящей неожиданностью для меня было то, что вскоре после кончины матери, наведался нотариус и зачитал мне завещание, согласно которому я унаследовал то, что никак не дает теперь покоя Киферу Лобански. Но кроме всего прочего оказалось, что родительский дом забирает банк, поскольку я был неплатежеспособен, а дом заложен. Отец завещал мне свои карманные часы на цепочке, как семейную реликвию. Но то, что повергло меня в шок, и чего я не мог ему простить долгие годы после его смерти и по сей день, это был завещанный им золотой слиток весом в пять килограммов! Пять килограммов чистого золота! Откуда у моего отца он мог взяться? Как он мог хранить его и позволить себе умереть от рака, который лечат за деньги? Как мог он с нами так поступить? Все это уже не важно, мне этого уже не узнать никогда. К слитку не прилагалось никаких документов, поэтому – что с ним делать? Прямая дорога на черный рынок. На слитке никаких опознавательных знаков его принадлежности кому-либо. Лишь странный рисунок, который ничего не значит для меня, и проба золота – 999.

Учитывая полнейшую мою незаинтересованность в этом слитке и не проходящую обиду на отца, золото мертвым грузом лежало в моей берлоге. Классика жанра – под кафельной плиткой в ванной комнате. Однажды, выпивая у меня в квартире с Лобански, я открыл ему эту тайну. Боже, как он прыгал и щебетал, как будто нашел клад! Шимпанзе, и те поспокойнее будут. Он победоносно возносил кулак к потолку, этот жест означал великую победу над жизненными обстоятельствами и блестящее будущее. Тогда мне и в голову не приходили истинные причины радости этого чудака. Я не разделял его восторга и объяснил Киферу, когда он успокоился, что не намерен превращать золото в деньги и тратить вырученную наличность, поскольку этот чертов слиток должен был поднять с койки моего отца. И наша семья могла быть дружной по сей день, мы исполнили бы все свои мечты вместе. Но этому не суждено было случиться.

С момента, когда я рассказал Лобански о слитке, он меня достает своими авантюрами. То ресторан он хотел открыть, то казино построить, то уехать и просто тратиться, если ничего не захочется делать. Но меня все это не интересовало. В тот день, когда Кифер всучил мне пачку бумаг, я все-таки не швырнул ее в мусорный бак только по одной единственной причине: речь шла об озере Кастерблу, на которое мой отец ездил рыбачить. Привозил, конечно, мелочь, но он обожал сам процесс, тишину, уединение, в котором он, скорее всего, придавался мечтам о светлом будущем своей семьи.

Я добрался домой, не помня своего пути, потому что, как уже говорил, ноги сами меня несли, а голова была полна невеселых раздумий. Механически снял пальто и шляпу, бросил их в тесной прихожей на единственную коридорную мебель – вешалку-стойку. Скинул ботинки, лениво прошаркал к холодильнику в неуютной серой кухне, вытащил из него банку пива, упал на диван и ткнул пальцем в пульт телевизора. Вот мой каждодневный холостяцкий ритуал. Когда надоел телевизор, я закурил, окинул взором мою лачугу и понял, что оброс мусором. Кроме всего прочего, дико хотелось есть.

– Ну что ж, надо начать с себя…

Я побрел в ванную комнату и посмотрел в мутное зеркало. Оттуда на меня глядело усталое осунувшееся лицо с красными глазами и сухими губами. Да, дружок, побриться бы не мешало и поспать. Я стоял в раздумьях, что делать дальше, и мой взгляд скользнул по полу. Возникшая за этим мысль повела меня в коридор к смятому пальто. Я взял его, и из кармана посыпались бумаги, на которые минут пять тупо смотрел. Нехотя наклонился, поднял их и побрел к дивану. Глубоко вздохнув, как будто собираясь нырять, я стал вертеть их по-разному, пока стопка не выровнялась, а страницы не легли в хронологическом порядке.