- Отец, а не подскажешь, куда вон та дорожка ведет? - беспардонно спросил Тоха, останавливаясь перед проходившим мимо немолодым монахом с тощей бороденкой.
- К колодцам преподобных Антония и Феодосия. Непременно сходите туда, молодые люди, непременно, к нам издалека приезжают, чтобы воды благодатной напиться и с собой взять. Вы у нас впервые, как я понимаю?
- Это, наверное, издалека видно, - усмехнулась Соня, неловко пытаясь поставить понадежней скользящие каблучки. Монах сочувственно покачал головой.
- Вы бы разулись вовсе, в такой обуви и упасть можно.
- Да неловко как-то...
- Ну-ну, босой ходить не стыдно, вот не венчанными жить как мужу с женой, наркотики принимать, вином упиваться, как некоторые - вот это стыдно. Не бойтесь - грязь не пороки, отмывается легко, а так вы же только о ногах думать будете, на мысли о Боге уже и сил не останется.
Молодежь переглянулась. Поколебавшись, Соня сняла туфли, и когда ее ноги встали на начинавшую прогреваться мостовую, невольно охнула от удовольствия.
- Вот так гораздо лучше. Ну раз вы у нас впервые, то, может быть, не знаете: самое поразительное место в Лавре - пещеры. Обязательно побывайте там. Ну, идите с Богом.
- Спасибо, отец.
Монах засеменил в гору по своим делам, а ребята направились к колодцам.
- Занятный старичок, - заметил Тоха, нарушая воцарившееся молчание.
- Обычный фанатик. Только повод дай - они и в разговор о геморрое вставят нравоучение, блин, - раздраженно парировал Димка.
Земляная тропинка привела к первому колодцу, окруженному лавочками, под навесом густых зеленых крон деревьев. Люди набирали воду с помощью закрепленного на цепи ведра.
- Говорят тут часовню скоро сделают, и над Антониевым колодцем тоже, - делилась новостями одна из паломниц, набирая уже третью канистру воды.
- Доброе дело, - ответила ей другая.
- Да чего же доброго, первозданность-то теряется. А мне так нравится сидеть тут на лавочке, смотреть на тропку и думать, будто вот-вот и сам батюшка наш Феодосий по ней спустится...
Когда люди пошли дальше, Тоха тоже зачерпнул воды. Пили из ладоней, вода оказалась немного металлической на вкус и очень холодной.
- А у Антония водичка мягче, вкуснее, - сказала ребятам немолодая женщина в сером платочке, подходя к ним и устраиваясь на лавочке с молитвословом в руках.
- А почему тут к дереву иконка Архангела Михаила прикреплена? - спросила у нее Соня, рассматривая простенькую затянутую в пластик иконку, за которую кто-то заткнул кучу бумажек.
- Это любимое молитвенное место отца Агафангела, Царствие ему Небесное. Святой человек был, иконописец. Вон, люди до сих пор ему записочки пишут, чтобы помолился о них, помог, утешил. В Китаевской пустыни схоронили его, лет пятнадцать назад, может, и больше. Не хотите попросить о чем-нибудь? Я могу и ручку и листочек дать.
Соня снисходительно улыбнулась.
- Спасибо, нам не надо. Ну что, пойдем обратно в Лавру?
Димка охотно кивнул, эта тетенька с елейным личиком начинала его раздражать своей услужливостью.
Тоха задумчиво погладил ствол дерева.
- И как, исполняется? - спросил он, оборачиваясь к женщине.
III
От жажды умираю над ручьем.
Ф.Вийон.
Агафангел в мастерской он был один, если не считать молящегося в углу Ангела Хранителя. Мягкие почти бесконечно длинные афонские четки медленно проползали между пальцами левой руки. Правая осторожно придавала архангельскому мечу металлический блеск.
- Это - меч человеческий, не ангельский, - сказал кто-то за спиной.
Кисть выпала из рук. Агафангел истово перекрестился и обернулся.
В мастерской стоял человек в черной одежде. Агафангел еще раз перекрестился.
- Господи Иисусе...
- Сегодня ты меня не прогонишь. Я не воевать пришел.
- Изыди, бес!
Демон устало махнул рукой.
- Оставь... Я же сказал, что не воевать пришел. У меня есть право быть здесь.
- И кто же дал тебе это право?
- Тот, чье имя ты призываешь, ради чистой души. Или ты после двадцати семи лет в монашестве так и не усвоил, что все, происходящее под небесами, попущено Богом?
- Что тебе надо?
- Твое присутствие. Кстати, как тебе мой новый костюмчик?
- Зачем ты пришел? - спросил монах, пропуская мимо ушей последнюю реплику нежданного собеседника.
- Однако, мы не такие уж разные. Ты тоже ничего не понимаешь в моде.
- Перестань! Я задал тебе вопрос!
- Да, я слышал. У тебя никогда не было чувства юмора, - демон помолчал, прежде чем продолжить, словно подбирал слова, - Потому что... это утоляет одну боль, доставляя другую. Ты славно пишешь, монах. И черты, и характер удался.
- Тебе видней.
- Это уж точно... Величайший воин из всех созданных. Никогда не забуду свою схватку с ним лицом к лицу. А меч у Архистратига не из металла, а из обжигающего яростного пламени.
На всякий случай монах пробормотал молитву Животворящему Кресту и еще раз оглядел старого знакомца. Тот медленно отошел к окну и прислонился к стене.
- Скажи, Агафангел, а ты смог бы простить наши давние столкновения?
- Зачем ты спрашиваешь меня об этом? Бесам не нужно прощения людей. Вы прокляты людьми и Богом.
- Может быть! - глаза демона вспыхнули алым огнем. - Да, мы прокляты. Но почему же тогда мы не уничтожены? Зачем мы существуем?
- Ты меня спрашиваешь? Вы же бессмертны, - пожал плечами старец, несколько пообвыкнув к присутствию странного гостя.
- Глупость! Все что создано может быть уничтожено. А иначе какой смысл в древней битве между нами и ними? Зачем мечи, доспехи?
- Ты хочешь сказать, что вы смертны?..
- Нет, мы бессмертны сами по себе. Но и демона, и ангела можно убить. Иначе на чем бы держалась воинская слава Михаила? Легко быть отважным, если уверен в собственной безопасности. В чем смысл восстания Люцифера? Неужели ты думаешь, что наше сражение не более, чем бутафория?
Агафангел развел руками. Он не знал ответа.
- Так зачем мы не уничтожены, монах?
- Хочешь сказать, из-за вашей силы?
- Ты веселишь меня. Что сила ангелов перед силой Бога?
- Если вы это осознавали, то на что надеялись, восстав против Него? Обрекли себя на гибель и вечные муки?
Агафангел изумленно смотрел на демона, стоящего перед ним.
Тот опустил веки.
- Это трудно объяснить. Вот ты, родившись, знал, что умрешь. Однако ты живешь, трудишься, и в тайне мечтаешь продлить свой век. Многие из твоего племени готовы почти на все ради достижения каких-то целей. А ведь им, как и их наследникам, и детям наследников в итоге предстоит прописка в гробу и трупные черви в качестве компаньонов. И тебе тоже, Агафангел.
- Я уже родился смертным, а вы сами решили свою судьбу.
- У вас тоже в Эдеме был выбор.
- Нас прельстили, а вы пали по собственной воле.
- Вам посулили власть и знание - и вы пали. А у нас уже было и то и другое. Хотелось большего. Созданный обречен быть меньше создавшего, а это несправедливо. Ты не знаешь огня, распалившегося в нас! Он пожирал, увлекал, манил, он подарил отчаянье. По сути, мы пали по одной причине - от жажды большего.
- Вы полны ненависти и злобы.
- По отношению к людям? Нет, это не ненависть... Это презрение и гнев. Вы, слабые, безвольные, вы имеете право выбирать до сих пор. Ваше племя на протяжении жизни тысячу раз предает и кается - и вас прощают... А у нас нет больше выбора. Одна ошибка. И все. Вы живете играя. Для нас же существование - вечная боль.
- Расскажи мне про ад, - вдруг попросил монах своего давнего врага.
- Про ад? Нечего там рассказывать. Придет время - все тебе покажут, и думаю, ты испытаешь разочарование. Ни сковородок, ни пламени.
- А как же геенна огненная?
- Символ, означающий нечто совершенно иное... Помнишь, когда ты медлил исполнить свой обет, сладкий, выворачивающий душу наизнанку зов заставлял тебя рыдать, глядя в распахнутое звездное небо?
