- Его надо непременно найти. И поскорее.
Препоручив князя заботам Мара, я и Харг повернули лошадей и галопом поскакали обратно к лесу. Обозников встретили на полпути, но и они Титуса не видели. Я счел самым разумным проехать по Тракту дальше поворота, откуда недавно выехали телеги. Километра через три нам встретилась лошадь без седока, та самая на которой с утра выехал из города секретарь. Она щипала сухую траву на небольшой прогалинке между деревьями.
Поймав это животное, мы привязали всех лошадей к молодым деревцам недалеко от дороги и направились по хорошо заметным следам копыт вглубь чащи. Вскоре нашли то место где, Титус вывалился из седла. Да, именно вывалился, это было понятно по следам - по всей видимости, резко пришпорив коня, он просто не удержался и грохнулся в сугроб. Лошадь же убежала, а он погнался за ней. Вот только вскоре его следы разошлись с лошадиными в разные стороны - коняга сделав небольшой круг неспешно побрела к Тракту, где мы и нашли ее. А секретарь, не пойми зачем, стал упорно продираться вглубь чащи.
Скитания его были энергичны, но бессмысленны - он петлял и ходил кругами, совершенно не замечая, что не по разу проходил по одному и тому, же месту. Вскоре Харга утомило распутывание отпечатков ног секретаря, и родич предложил повыть, в надежде, что Титус поскорее выйдет на наш голос. Я едва успел его остановить, резонно предположив, что молодой человек, заслышав вой, дернет от нас как заяц, и мы его до утра не поймаем.
Солнце уже опустилось за горную гряду и лес окутали густые сумерки. Это облегчило нашу задачу - запах безошибочно подсказывал нам направление, а в темноте человек переслал, наконец, бегать и в изнеможении уселся на ствол поваленного дерева. И как Титус сказал после "стал ожидать смерти - ждать пока его сожрут дикие звери". Вот только завидев в темноте наши светящиеся глаза, сразу же передумал и с воплями бросился бежать, вовсе не разбирая дороги.
В несколько прыжков я догнал его и повалил на снег, привалив к земле всем телом. Кричать молодой человек престал не сразу, ему понадобилась, наверное, целая минута, что бы осознать, кто я и что есть его, вообще-то, не собираются.
Когда секретарь, наконец, успокоился и смог подняться, я протянул ему фляжку с вином, которую он жадно опустошил почти до половины. Нам Титус обрадовался настолько, что чуть не расплакался и всю обратную дорогу через лес без умолку твердил как он счастлив, что мы смогли его найти, а то он чуть ли не до смерти испугался и замерз. И еще очень крепко держал меня за руку. Впрочем, у этого вероятно была и еще одна причина - света мы не зажигали, у нас и фонарей-то с собой не было, а сам Титус в темноте не видел дальше своего носа.
К тому времени, когда мы вышли к тому месту, где оставили лошадей, выпитое на голодный желудок вино совсем подкосило секретаря - он едва переставлял ноги. Так что его пришлось привязать к седлу - очень не хотелось снова его где-то потерять. Он даже был не в состоянии править лошадью, и мог только держаться за ее шею. Так что поводья были в моих руках.
Вот только, отвязывая практически бесчувственного Титуса от седла я, к большому своему сожалению, почувствовал, что у него сильный жар. Отправив Харга сообщить князю, что секретаря его мы нашли, но, похоже, он сильно болен, я потащил Титуса в его комнату. Там я стащил с него мокрую одежду и уложил на кровать. Вскоре пришла Ракса и принесла какое-то теплое питье, которое с трудом залила в рот парню, а еще дала ему несколько небольших шариков.
Все усилия темной пошли на пользу Титусу, даже, на мой взгляд, ему стало лучше - жар похоже спал и он крепко уснул. А в течение ночи, проверяя посты, заметил - Ракса тоже вставала несколько раз и ходила посмотреть как самочувствие больного, но вскоре спокойно возвращалась к нам в комнату. Наверное, с Титусом все было в порядке.
32.
Следующие пять дней темная опекала захворавшего молодого человека. К вящей его радости. Ракса готовила теплое питье, давала еще какие-то лекарства, но самое главное она часами просиживала возле его постели, утешая, подбадривая и развлекая беседой. Я, однажды заглянув в комнату секретаря, застал такую сцену - темная сидела на стуле у изголовья кровати и что-то рассказывала, а Титус лежащий в постели, укрывшись одеялом до самого подбородка, старательно придавал своему лицу страдальческое выражение. Вот только в мыслях своих он просто-таки ликовал - внимание благородной леди было отдано ему целиком и полностью. А известие из уст эльфийки, что он совсем здоров, повергло беднягу в глубокую печаль.
Освободившись от необходимости, заботится о княжеском секретаре, Ракса стала все чаще в свободное время покидать дворец. Причем делала это она в одиночестве.
Обходя город, я неожиданно заметил знакомую фигуру. Темная целеустремленно куда-то направлялась, обеспокоенный я решил проследить за ней. Проследовав по одной из улиц до самой городской стены, Ракса притормозила напротив неприметного проулка, и настороженно оглянувшись, свернула туда. Следовать за ней не стал, а притаившись в тени дождался того момента, когда она снова выбралась на улицу, в рюкзачке ее явно что то появилось - нечто объемное.
Снова оглянувшись, она с непринужденным видом двинулась в обратную сторону. На ближайшем перекрестке эльфийка столкнулась с солдатами князя, но к моему удивлению люди отреагировали совсем иначе, чем я ожидал. Офицер (один из тех, что был с нами на охоте) вежливо с ней поздоровался, и она благосклонно перекинулась с ним несколькими фразами, на что тот расплылся в довольной улыбке. А солдаты подобострастно расступились, давая дорогу.
И далее она шла столь же уверенно, даже показавшейся на встречу отряд светлых шедший из дворца не коим образом темную не беспокоил. Они окружил Раксу, а эльф-офицер бесцеремонно схватил ее за руку чуть выше локтя, однако, темная, одарив его высокомерным взглядом, и приподняв подбородок, с абсолютным спокойствием заявила:
- Я принадлежу одноглазому волку, - светлый тут же разжал пальцы, а воины расступились, давая ей пройти. И она пошла как истинная высокородная леди.
Я так же, не выдавая своего присутствия, последовал за ней.
Однако, слова ее, меня задели. Вернувшись во дворец, нашел зеркало и стал придирчиво рассматривать себя. Да, пресекающий морду шрам, сделал, так что правое веко едва подымалось, но глаз то у меня был, и я им прекрасно видел. Впрочем, осмотрев себя со всех сторон, пришел к неутешительному выводу выглядел я грозно, даже, пожалуй, устрашающе - обезображенная правая сторона создавала впечатление вечного оскала, а рассеченное до половины левое ухо и торчащая во все стороны жесткая шерсть довершали пугающий образ.
Повинуясь непонятному, даже для меня самого, импульсу я попытался когтями хоть как-то привести в порядок спутанные волоски. До некоторой степени мне это удалось, так что результатом я остался доволен. Да и впоследствии стал делать это регулярно. Кроме того меня несколько удивило то что Раксе не пришлось делать для светлых каких-то отдельных пояснений и "одноглазый волк" было достаточно.
Чтобы как-нибудь прояснить этот факт я выловил Титуса в библиотеке (он сидел за столом, перебирая свитки) и без обиняков задал княжескому секретарю вопрос:
- Как вы люди между собой меня называете?
Он побледнел и долго молчал, старательно отводя глаза и теребя край лежащего перед ним документа. Делать было нечего, и я спросил напрямик:
- Одноглазый волк?
Я постарался, чтобы голос мой звучал как можно добрее, но это не помогло - парень, едва не лишившись чувств, еле слышно выдавил из себя:
- Да.
- А эльфы? Они тоже? - не унимался я.
После этих слов бедняга весь сжался, словно бы ожидая удара, и утвердительно затряс головой, похоже, что ответить он был не в состоянии.
Я сделал несколько шагов назад, опасаясь, что он таки потеряет сознание и, не придумав ничего лучшего, махнув рукой, сказал "Ладно", поспешно удалился.