— Нет, наш лидер силен, и вы спасете его, — уверенно заявляет мне мистер Мускулистый.

Я вздыхаю.

— Да, я поеду, но сначала мне нужно выпить.

1.

София

«А розы знают, что их шипы могут ранить?»

цитата, приписываемая Джонбенет Рэмси в фильме «Идеальное убийство, идеальный город» Лоуренса Шиллера

(Джонбенет Патрисия Рэмси (англ. JonBenét Patricia Ramsey; род. 6 августа 1990, Атланта, Джорджия — 25 декабря 1996, Боулдер) — победительница детских конкурсов красоты в США, убитая в 1996 году в возрасте шести лет. Несмотря на многочисленные версии и домыслы, убийца или убийцы Рэмси так и не были найдены.)

— Но ты обещала, — обвиняя говорит моя сестра, с разочарованием глядя на меня.

Я наклоняю голову, чтобы скрыть выражение своего лица опущенными волосами.

— Я знаю, я обещала, но я не могу, Лена. Не сейчас. Не в это Рождество. Возможно, в следующем году. — Мой голос звучит приглушенно, мне стыдно, я чувствую себя виноватой.

— Посмотри на меня, София, — требует Лена.

Я поднимаю голову. В ее красивых глазах стоят слезы. Моя сестра раньше была всемирно известной моделью, пока не отказалась от своей карьеры, чтобы выйти замуж за Гая и родить малышку Ирину. Если встретишь ее на улице, никогда не подумаешь, что мы родные сестры. Она высокая, с длинными светлыми волосами и пронзительными голубыми глазами, а я маленькая, рыжевато-золотистыми волосами и глазами цвета шоколада. Она унаследовала свой рост и цвет волос от отца, а я — от мамы.

Я вытираю одинокую слезу, скатывающуюся по ее прекрасной щеке.

— Пожалуйста, не плачь, Лена, — умоляю я. — Я просто не готова. Я не могу поехать с вами. Когда-нибудь я обязательно поеду, но не сейчас.

— Уже прошел год, — шепчет она. — Ты должна попытаться, София. Ты должна в какой-то момент выбраться из этого унылого, одинокого существования, в котором сидишь и начать снова жить. За порогом это дома есть красота.

Я с грустью вздыхаю. Моя сестра хочет, чтобы я забыла прошлое и начала двигаться вперед, стала счастливой. Она не знает, через что я прошла. Я не рассказала ей и трети того, что со мной произошло.

— Я уже живу и вокруг меня есть красота, — шучу я. — Я люблю тебя и Ирину, Гая и собак. Я хожу гулять. Я рисую. Я играю на пианино. Просто потому что я не хочу идти на эту вечеринку, не значит, что у меня нет жизни.

Она пристально смотрит на меня.

— Ты никогда не выходишь за пределы имения и ни с кем не знакомишься. Ты молчалива, как тень, и если к тебе никто не обращается напрямую, ты не заговоришь первой, так?

Я опускаю глаза. Это правда. Я не хочу выходить и знакомиться с людьми, тем более с кем-то беседовать. Мой опыт общения с людьми научил меня, что люди безмерно жестоки, лживы и доверять им нельзя. Я и не доверяю им. Если было бы возможно, я хотела бы жить спокойной жизнью со своей сестрой и никогда не выходить за пределы обширной территории этого отдаленного и чудесного замка.

— Я разговариваю с собаками, — говорю я с улыбкой, но моя попытка поднять настроение не увенчивается успехом.

— Пожалуйста, — умоляет она. — Ради меня.

Я хмурюсь. Я бы отдала свою жизнь за свою сестру, мне не хочется ее подводить, но от одной мысли, что я отправляюсь на вечеринку, начинаю вздрагивать.

— Я только испорчу всем праздник, — говорю я ей.

Это неправильное решение, мне не стоило ей этого говорить. Она тут же выпрямляется, и в ее глазах появляется твердая решимость. Я старше ее, но глядя на нас, никто и не подумает, что она младше. Она кажется намного уверенее и более властной.

— Нет, не испортишь, — твердо заявляет она. — Ты все время будешь рядом со мной. Гай и я будем все время заботиться о тебе.

Я сглатываю комок, поднимающийся в горле.

— Ой, Лена. Это Рождественский сочельник. Ты не должна в такой день обо мне все время беспокоиться. Ты должна пойти на вечеринку и весело провести время с Гаем. — Я радостно улыбаюсь. — Я останусь здесь и позабочусь об Ирине. Присмотрю, чтобы она не слишком проказничала.

Моя сестра скрещивает руки на груди. О, Боже! Я ненавижу, когда она так делает. Это значит, что если она что-то решила, то добьется своего обязательно.

— Спасибо. Это очень мило с твоей стороны, но за Ириной будет присматривать няня.

— Конечно, но ей больше нравится, когда за ней присматриваю я.

— Ирина ляжет спать в восемь тридцать. Ты оденешь свое новое красное платье и пойдешь со мной, — безапелляционно заявляет она.

— Я не могу надеть красное платье. Это и так ясно.

— Хорошо. Надень черное бархатное. Ты выглядишь в нем сногсшибательно.

Она реально приперла меня к стенке, я судорожно пытаюсь найти другие отговорки.

— Я даже не знаю людей, которые устраивают эту вечеринку.

Она чувствует свою победу и ухмыляется.

— Баррингтонов? Ты их полюбишь. Ну, по крайней мере, ты точно влюбишься в Лану. Ее муж Блейк, немного сдержанный и его трудно понять, но под неприступным имиджем, у него скрывается золотое сердце. — Ее глаза загораются. — Кроме того, если мы успеем к началу, ты сможешь познакомиться с их детьми. Они великолепны. Мальчик такой красивый, что тебе захочется положить его между двумя ломтиками хлеба и съесть.

Я улыбаюсь. Она специально рассказывает мне о детях, так как знает, что дети для меня — единственные, с кем я могу спокойно знакомиться и общаться.

— Как его зовут?

— Сораб.

— Какое необычное имя.

— Да. По-видимому, это старое персидское имя. Его мать на четверть персиянка.

— А похоже на русское.

Она широко улыбается.

— Немного. Итак, ты идешь?

— Хорошо, но я не хочу долго там оставаться. Может, водитель пораньше сможет отвезти меня домой.

Она решительно качает головой.

— Гай и я не планируем на долго задерживаться. Ты поедешь с нами и вернешься тоже с нами.

Я нехотя киваю.

— Ладно.

Она встает, и потянув меня вверх, начинает кружиться со мной, мы привыкли так делать еще с тех пор, когда были детьми и жили в маленьком деревянном доме на опушке леса в России.

— Спасибо тебе, моя дорогая сестра, — говорит она и целует меня в щеку. — Ты единственная семья, которая у меня осталась, и я хочу, чтобы ты была счастлива.

— Я счастлива, — автоматически отвечаю я, но по правде говоря, я не знаю, что такое счастье.

Когда мы были молодыми, мы часто впадали в ужас от нашего отца. После того, как он продал меня тем людям, я перестала быть человеком, я превратилась в кусок мяса с именем. «Разведи свои ноги, София. Шире, София. Еще шире, София». Я стала ненавидеть свое имя. Я содрогаюсь от болезненных воспоминаний.

Моя сестра берет мое лицо в ладони.

— Однажды... — шепотом говорит она с надеждой и замолкает.

2.

София

Так случилось, что раньше выехать нам не удалось, и в Лондон мы прибываем в полдесятого вечера. Мы идем по черно-белой каменной дорожке, ведущей к дверям большого белого дома.

Хлопья снега вихрем летят с черного неба, падая мне на нос и щеки. Мой желудок превратился в тугой узел, ладошки стали липкие от пота. Я нервно вытираю их о кремовое пальто. Мы останавливаемся у входной двери, Лена поворачивает ко мне голову.

— Ты в порядке?

Я с трудом киваю.

— Просто расслабься. Здесь собралась небольшая компания, все очень хорошие люди. Мы выпьем парочку коктейлей, а потом уйдем. Будет весело, вот увидишь!

Я опять киваю.

Гай дотрагивается до моей руки, и я невидящим взором, поворачиваюсь к нему. Я люблю Гая, почти так же сильно, как и свою сестру. Мне кажется, я полюбила его с того самого момента, когда впервые увидела. Он самый добрый человек на свете.

Я никогда не смогу вернуть ему долг за то, что он сделал для меня. До сегодняшнего дня только Гай имеет представление, кем я была, когда он нашел меня в этом богом забытом притоне. Вы даже не можете себе представить до какой степени я опустилась и деградировала. Меня неоднократно насиловали, избивали, сажали в тюрьму, силой заставляли заниматься сексом с таким количеством мужчин, что я забывала самую себя. Я была настолько изнасилована душевно и физически, что едва ли походила на человека. Я все время съеживалась от страха. Моей волей стал Валдислав. Если он приказывал мне что-то сделать, я была обязана выполнить его приказ независимо от того, насколько это казалось развратным или отвратительным.