Каждый месяц Боб Макдагл мог ожидать бунта. И каждый месяц его дурные предчувствия оправдывались.

Менялись только формы протеста. Выражение же лиц его тринадцатилетних сыновей оставалось без изменения. А оно означало только одно — непреклонную решимость идти до конца. Не уступать ни на йоту.

Конечно, с подростками всегда нелегко, тем более с близнецами. Но главная трудность состояла в том, что Син и Саймон были копией его самого.

— Слышь, пап! Ты просто не понимаешь, в чем суть жизни без женщин. В том, что мы можем делать, что хотим! — заявил Саймон, очевидно, беря на себя роль предводителя.

Боб, не обращая внимания на слова сына, всучил ему швабру и тряпку. Син, как две капли воды похожий на брата, только с непослушным вихром на лбу, постарался незаметно отвалить от пылесоса.

— Пап, ты чё, не въезжаешь, что это значит? Нам не надо есть овощи и всякую муру. Не надо бежать с каждой тарелкой в мойку, пока в шкафу полно посуды. Не надо снимать сапоги на крыльце. И вообще можно жить, как нравится!

Маневр не удался, и Син снова заполучил в руки шланг пылесоса.

— Ты же сам говорил, что у нас должно быть собственное мнение, разве нет? — не сдавался Саймон. — Так вот, по нашему мнению, глупо тратить время на всякую ерунду вроде уборки, если уж подфартило пропустить школу. Да здравствует пурга!

Син снова выпустил из рук шланг:

— И вообще, зачем убираться? Все равно завтра станет так же грязно. Да и чего плохого в грязи? Мне она нравится. Саймону тоже. И деду. Ты единственный…

— Грязь отпугивает женщин, как витамин заразу, — подхватил Саймон.

— Все, хватит! — Боб уже еле сдерживался. — Заткнитесь! Если не желаете до конца своих дней сидеть под замком, живо за пылесос и швабру! Ковры вычистить, полы помыть! И главное — ванна. Она заросла, как пруд. И воняет. Шевелитесь!

— Я не буду чистить ванну, — повернулся к брату Син.

— Я, что ли, буду?

Боб повысил голос:

— У нас две ванны! И обе наверху! Шагом марш! Полотенца и грязные шмотки — в стирку!

Результат его приказаний не заставил себя ждать. Син получил ведром по голове, а Саймон щеткой в бок. Дом огласили визг и вой, словно в гостиной дрались два кота.

— Можете орать сколько угодно. Что должно быть сделано — будет сделано, даже если провозитесь всю ночь! Иначе придется вас выдрать!

Мальчишки отлично знали, что отец вряд ли поднимет на них руку, но угроза возымела свое действие, и они совсем уж было собрались взяться за дело. Однако в этот момент на верхней площадке лестницы появился Макдагл-старший. Он тяжело опирался на палку и день ото дня выглядел все более дряхлым, но на него всегда можно было рассчитывать. Дед, как и близнецы, терпеть не мог женщин и всегда защищал Сина с Саймоном от бессердечного, жестокого и немилосердного отца. Близнецы с надеждой обратили к деду взоры, но Боб опередил их:

— Ни слова, отец! Я сыт по горло этими ежемесячными баталиями. Дом похож на конюшню. Так что держите свои ценные мнения при себе — и за работу!

Дед с внуками покорно исчезли, но что из этого выйдет, будет ли дом блестеть чистотой или превратится в руины… Скоро сверху раздались вопли радио, а потом включенный на полную громкость телевизор заглушил рев пылесоса.

Боб тряхнул головой. Он едва не пропустил звонок в дверь. Вернее, не сразу сообразил, что это звонок. В такую пургу ему как-то не пришло в голову ожидать чьего-либо визита.

Боб открыл дверь, и снежный вихрь ударил ему в лицо.

— Боб, можно попросить тебя об одолжении?

— Ну конечно! Заходи, Виолетта.

Снежный призрак оказался одной из сестер Кэмпбелл. Собственно говоря, Кэмпбеллы и Макдаглы были связаны многими поколениями. Один и тот же корабль прибил их предков к берегам Новой Англии. Выходцы из Шотландии, Макдаглы производили на свет преимущественно сыновей, а Кэмпбеллы — дочерей. Соседи очень дружили. Боб рос с тремя сестрами Кэмпбелл, а с Виолеттой даже учился в одном классе.

— Эй, пап, я… — Син отпрянул назад, заметив женскую фигуру в дверях. — Здрасьте, мисс Кэмпбелл, — сквозь зубы изрек он.

— Привет, Син, — как ни в чем не бывало бросила Виолетта.

Син мгновенно исчез. Пылесос замолчал, умолкли радио и телевизор, и в доме воцарилась тишина. Боб знал, что детей настораживают их отношения с Виолеттой. В школе она была нормальной девчонкой, но когда пару лет назад, после развода, вернулась домой, в ней явно произошли какие-то изменения. Вот зачем, например, сейчас, в пургу и непогоду, она явилась к ним в дом, да еще в изящных сапожках на шпильках, с серьгами чуть не до колен и в тонком сиреневом жакетике? Таких дам сыновья на дух не переносили. «Упакованная» с ног до головы, Виолетта повергла в панику все мужское население фермы Макдаглов.

Но не Боба. Как можно испытывать трепет перед той, с кем сидел за одной партой? Можно, наверное, влюбиться в одноклассницу, но не всерьез и не надолго.

— Заходи, Летти, чего стоишь! Давай-ка кофе. Может, и не больно-то вкусный, зато горячий и крепкий. — Боб осекся, бросив взгляд на ее застывшее лицо. — В чем дело? Что-то случилось?

Виолетта нервно сдернула перчатку с руки. На пальцах сверкнули дорогие кольца.

— Похоже, с Камиллой большие проблемы. Мне надо на пару дней в Бостон.

Боб с трудом перевел дух. Виолетта была ему почти сестрой, но Камилла, их младшая, — совсем другое дело!

— Я слышал, у нее все наладилось. Нет? Могу я чем-то помочь?

— Ох, Боб… Я жутко боюсь ехать в такую непогоду, но что делать… Речь не обо мне. Придется бросить оранжереи и кошек. Как они без меня…

— Не бери в голову, я о них позабочусь.

— Температура в оранжереях не должна опускаться ниже…

— Летти, я не в первый раз остаюсь за тебя. Я знаю, за чем надо следить.

Боба разозлило, что она просит его, словно чужого. Не один десяток лет в случае нужды Макдаглы присматривали за хозяйством Кэмпбеллов и наоборот. Да и вообще, в Белых Холмах было само собой разумеющимся помогать соседям.

— Давай, заходи, ветер холодный. Вот так. Ну, что там у вас случилось? Я думал, Камилла уже вышла из больницы. Конечно, все это ужасно, но прошло уже несколько месяцев с тех пор, как ее муж погиб.

Виолетта перешагнула через порог и тяжело вздохнула:

— Они и года не прожили вместе. Милл с Робертом так любили друг друга!

— Да, я слышал.

Бобу казалось, что надо срочно что-то придумать, чтобы Виолетта всерьез не расплакалась, но слова утешения никак не шли на ум. В голове мелькали бесчисленные картинки прошлого, и… лицо Камиллы.

Она была на пять лет младше их с Виолеттой, и в те далекие времена у них было мало общего. Милл просто бегала хвостом за старшими сестрами. А вот на ее свадьбе Боб с удивлением увидел не сопливую пацанку, а очаровательную молодую женщину. По уши влюбленная в своего жениха, в белой пене свадебного платья, Камилла прямо светилась от счастья. На ее губах блуждала таинственная, многообещающая улыбка, а в глазах плясали озорные чертики…

Боб должен был себе признаться, что всегда питал к Камилле слабость, даже больше, чем слабость, но тщательно скрывал это. Поначалу потому, что она была совсем малышкой, позже стало как-то недостойно заглядываться на чужую невесту. Когда же Боб узнал о разбойном нападении, то почувствовал легкий укол совести, оттого что испытал облегчение: убили не ее.

— Соседи говорили, что она оправилась, — проговорил Боб, чтобы заполнить неловкую паузу.

— Не совсем. Да и как она могла бы, после того, что эти подонки с ней сделали! Столько переломов и травм… А лицо Милл, на что оно было похоже! — Губы Виолетты предательски задрожали. — И потом целую вечность на больничной койке…

— Но вроде бы она уже на ногах, — поспешил вставить Боб. — В чем же дело? Рецидив?

— Все гораздо сложнее, — проговорила гостья. — Поначалу она звонила нам чуть не каждый день. И вдруг замолчала. Отключила телефон. Я связалась с ее соседкой, а та и говорит, что Камилла бросила работу, заперлась в квартире и никуда не выходит. Почта вываливается из ящика. Эта дама испугалась, не случилось ли чего, может, врач нужен, постучала к ней… Но Камилла наорала на нее из-за двери и послала к черту.