Джомар рассказал, как смертоносцы держали их весь день под землей как узников. Пауки не любили жару, им сподручнее передвигаться ночью. В течение дня твари пожирали тела убитых. В отличие от человеческих челюстей паучьи хелицеры движутся горизонтально. Джомару невыносимо было видеть, как четверо смертоносцев расправляются с трупом его отца; отвернувшись, он до боли зажмурил глаза. И все равно слышен был отвратительный звук чавканья и разрывания плоти. Если есть время, пауки предпочитают размягчать свою добычу ядом и поглощать, когда та уже пролежала несколько дней. На этот раз времени у них не хватало, надо было возвращаться в свое городище. И в тот вечер с заходом солнца смертоносцы отправились в долгий обратный путь. Кое-кто из них, воспользовавшись переменой ветра, отчалил на шарах – эти прихватили с собой детей. Взрослые для шаров не годились – крупноваты, потому отправились пешком. Шли долго, несколько недель, приходилось огибать морской залив. А смертоносцы не спешили, они твердо были настроены доставить всех пленников живыми.

Но почему, допытывался Найл, пауки так пеклись о том, чтобы сохранить своим пленникам жизнь? Втайне так хотелось, чтобы пауки оказались хоть чуточку «человечнее», тогда бы меньше мучил страх. Ответ Джомара, однако, успокоения не принес:

– Они нужны были для расплода, особенно женщины. – Дышал Джомар хрипло, такой долгий монолог явно его утомлял. – До мужчин им особого дела нет, один может наплодить целый выводок. А вот с роженицами у них постоянная нехватка.

Неожиданно Мара тихонько захныкала во сне. Найл моментально смекнул, что это его вина: страх и неприязнь через него передавались ребенку. Джомар положил руку на лоб девочки, та вздрогнула и затихла.

– С роженицами постоянная нехватка.

– Как тебе удалось бежать, дедушка?

– На шаре. Мы завладели шарами. – Найл ждал. Наконец старик снова открыл рот: – Двое моих сообщников служили жукам-бомбардирам. Это была их затея. Они-то смышленые, не то что недоумки из паучьего городища. Смертоносцы извели всех, кто хоть мало-мальски выделялся умом. Им надо, чтоб мы толстые были да глупые. А вот жукам все равно. Им главное, чтобы грохотало…

– Грохотало?

– Им нравятся громкие выстрелы, чем громче, тем лучше. Потому и люди нужны, которые разбираются во взрывчатых веществах. Эти двое и решили убежать, Джебил и Тиг. Они выведали, как делается газ для заполнения шаров – водород называется. Меня попросили помочь. Как раз накануне мне стало известно, что пауки собираются от меня отделаться. Так что терять мне было нечего. Я показал ребятам, где женщины изготавливают шары…

– Их делают женщины?

– Да, под надзором пауков. Мы просто вошли и взяли. Стража и не думала нас останавливать. Они, вероятно, рассудили, что нам велели отнести шары – что им еще могло прийти на ум? Прежде никто не пытался убежать таким образом, мы первые. Вот они посторонились и пропустили нас. – Джомар рассмеялся.

Даже по смеху было видно, насколько он устал. Прошло минут пять, и Найл уже начал подумывать, что дед заснул. А тот неожиданно снова заговорил:

– Спутники мои оба погибли. Один канул в море, другой снизился в Дельте. С шарами, видать, не все было в порядке. А мой ничего, донес меня до гор, что возле озера. Опустился я в полусотне миль от того места, где нас похватали.

– Они потом ударились в розыски?

Дед сухо осклабился.

– С той вот самой поры и ищут.

Мара опять начала похныкивать.

– Тихо, – сказал Джомар и положил ладонь на лобик ребенку. Через несколько минут ровное дыхание старика показывало, что он и сам заснул.

Через два дня Джомар умер. Рано утром, когда старшие еще спали, их разбудила Руна.

– Дедушка не разговаривает.

И все сейчас же поняли, что он мертв; внезапное осознание этого дошло разом до всех. Джомар лежал на полу вниз лицом, вытянув руки вперед, словно рухнул с большой высоты. Лицо его, когда перевернули, было безмятежно. Стало ясно, что последние его минуты не были омрачены кошмарным видением пауков-людоедов.

Весь тот день Улф, Вайг и Найл копали возле юфорбии могилу; копали глубоко, чтобы до тела не добрались хищники. Но, посмотрев на место захоронения через несколько дней, Найл по ряду характерных признаков определил, что туда добрался жук-скарабей. В пустыне никакая пища не залеживается.

В тот вечер, когда не стало Джомара, Сайрис попыталась установить связь со своей сестрой в Дире. Для этого она перешла глубже в пещеру – в загородку, где скончался Джомар, – а остальные в глубоком молчании сидели в соседнем помещении, вслушиваясь в дыхание женщины; как только оно станет реже и глубже, так, значит, непременно вышла на связь. Сидели, дожидались с полчаса. В конце концов послышался досадливый вздох, и Сайрис появилась из-за загородки.

– Ну что ты волнуешься! – не выдержал наконец Улф. – В городе Каззака только муравьиным пастухам известно, когда светает. Остальные вообще не разбирают, что там – день наверху или ночь.

Сайрис кивнула, но не сказала ничего.

Вторую попытку она предприняла утром, перед рассветом, думая застигнуть Стефну во время сна, и опять безрезультатно. Прислушиваясь к дыханию матери, Найл примерно понимал, что она сейчас ощущает. Попытка выйти на мысленную связь начинается с того, что пытаешься как можно явственней представить облик собеседника, с которым надо сообщиться, и мысленно окликаешь его. Лучше всего, если попытку делают оба собеседника одновременно. Однако это необязательно. Если двое связаны чем-то общим, искренним, приязненным, то внимание собеседника, даже если он ни о чем не подозревает, все равно можно привлечь. Тот вдруг начинает испытывать бередящее, неуютное чувство. А когда наступает слияние, оба собеседника ощущают присутствие друг друга так же отчетливо, будто и впрямь общаются напрямую.

Если связи достичь не удается, то возникает некая блеклая, отягощенная особой неподвижной тишиной сфера, куда иной раз проникает разрозненное эхо чужих голосов. Обычно это означает, что собеседник сейчас занят – может статься, самозабвенно трудится. Бывает так, что вот уже зовущий притомился, а до собеседника едва доходит, что до него пытались дозваться. Такое порой случалось между двумя сестрами, поэтому обе в подобных случаях старались держать ум «приоткрытым» по возможности дольше, на случай, если зов повторится.

Вот почему Сайрис забеспокоилась. Вглядываясь в блеклое пустое пространство, населенное сонмами далеких приглушенных голосов, она вынашивала под сердцем темное предчувствие: что-то случилось. И по мере того как, нанизываясь один на другой, проходили дни, предчувствие крепло, перерастая в уверенность.

Предчувствие томило и самого Найла. Ни он, ни отец не обмолвились, что прикончили смертоносца, но память о том цепко угнездилась в обоих. Памятен был и рассказ Джомара: какой жуткой казни предали горстку жителей пустыни, поднявших на паука руку. И о том, как в день песчаной бури проплыли по небу два паучьих шара. Недавний поединок – с того момента, как мохнолапый впился в Найла глазами, и вплоть до секунды, когда тот в последний раз дернул своими членистыми конечностями, – длился не больше полуминуты. Однако агонизирующему существу хватило бы времени подать сигнал тревоги своим.

Каззак считал свой город неприступным, но, понятное дело, он лишь выдавал желаемое за действительное. Смертоносец и лапой не коснется, а взглядом прошпилит так, что не пошевелишься. Найл сам это недавно на себе испытал. Еще и Джомар рассказывал, как их всех замели в плен, что лишь подтверждало, какую внутреннюю силищу имеют пауки.

Спустя неделю после кончины Джомара наихудшие опасения подтвердились. Все случилось тем самым утром, когда Найл наклонился над чашей уару утолить жажду и случайно перехватил взглядом плывущий по небу шар. И в тот день, когда паучья армада заполонила небо и жилище сотрясалось от жалящих ударов насылаемого страха, юноша никак не мог освободиться от тяжелой мысли, что в нагрянувших бедах виновен именно он, Найл. Утешал он себя единственно тем, что уж коли пауки развернули такие поиски, то им действительно неизвестно, где прячутся мятежники люди.