Через час, уяснив, что сегодня шары вряд ли уже появятся, братья снова отправились к ручью. С наслаждением растянувшись в воде в полный рост, самозабвенно плескались. Такая расточительность природы казалась Найлу просто невероятной: это ж надо, настолько бездумно транжирить такую драгоценность! В пустыне несколько капель воды ставили точку в вопросе жизни или смерти, то же можно сказать о плоде кактуса или тушке грызуна.
Здешнее изобилие кружило голову, но оно же слегка и настораживало.
Отправившись вдоль ручья, братья одолели уже около полутора миль. Сам ручей брал начало на дальних холмах. Но, по словам Джомара, на той их стороне расстилалась Великая Дельта, где жизнь еще обильнее, но и опасностей побольше. А где-то на дальнем конце Дельты, по ту сторону моря, раскинулось городище пауков-смертоносцев. Найл не прочь был порасспросить о пауках Вайга с Хролфом, но тут уже заранее было ясно, что ничего из этого не выйдет. Они же охотники, а у тех не принято распространяться о том, что вызывает страх: того гляди, накличешь беду.
Здесь, в этих пестрых кущах, к восторгу неизбывно примешивалось чувство тревоги. Все, что движется, моментально настораживало. Ведь толком и неизвестно, что здесь опасно, а что нет. Тут и там сновали огромные, в рост человека, стрекозы, чьи иссиня-прозрачные с прожилками крылья образовывали над туловищем подобие купола, стоило стрекозе сесть. Едва же насекомое с жужжанием взмывало в воздух, как над головой у него мгновенно образовывался сияющий нимб. Эти блестящие существа вместе с тем, что поохотилось на братьев в кратере, относились к одному виду – о чем Найл, конечно, не подозревал. Сновали вокруг и изумрудно-зеленые грибные мухи, которым, похоже, особое удовольствие доставляло проноситься возле уха да еще жужжать при этом так, что звенело в голове. Проходя мимо невиданно огромных деревьев, братья невольно обращали внимание на тенета серых пауков, напоминающие рыбацкие сети. В одном из них билось какое-то живое существо размером с человека. Тенета опутали его так, что невозможно было разобрать, кто это. Братья старались держаться от деревьев подальше. Вокруг порхали гигантские бабочки, небрежными взмахами огромных крыльев поднимая легкий ветерок. Присмотревшись к одному такому крылу, лежащему на земле, Найл подивился его легкости и прочности. На таком, наверное, можно было бы запросто сплавляться вниз по воде, как на лодке.
Братья жутко проголодались: вся еда осталась в месте ночлега. Худо было то, что трудно было разобрать, какие растения из всего разнообразия годятся в пищу. Найл осторожно надкусил лиловый плод, напоминающий крупный виноград, и тотчас сплюнул из-за непривычного горько-соленого вкуса, еще несколько минут державшегося потом во рту. Не вышло и с другим плодом – желтым, мясистым: ни дать ни взять тухлое мясо. Еще один – овальный, ярко-красный – оказался едким, маслянистым.
Так и шли по песку, пока на глаза не попались несколько больших черных муравьев, каждый из которых тащил по большому зеленоватому плоду. Осмотрительно (еще неизвестно, что за нрав у этих насекомых) братья двинулись за ними в противоположном направлении, пока не вышли на окруженную лесом поляну, сплошь устеленную зелеными побегами растений, среди которых виднелись и те самые зеленоватые плоды разной степени зрелости.
Здесь уже копошилось изрядное количество насекомых, поглощающих те, что поспелее. Воздух был напоен диковинным сладким ароматом. Отыскав покрытый листьями крупный плод, Найл рассек его вдоль кремневым ножом и ухватил горсть сочной мякоти. Она оказалась прохладной и удивительно сладкой, только желтые семена, пожалуй, были жестковаты. Так Найл впервые отведал вкус дыни. С жадным усердием он все резал и поглощал кусок за куском, пока не остались лишь семена да корки.
Приглушив голод, братья сели и стали смотреть на черных муравьев, тоже собирающих урожай. Насекомые перегрызали ботву крупными, грозными на вид челюстями, ухватывали плод в передние лапы и уходили на оставшихся четырех. Похоже было, что они вообще игнорируют всякого, кто попадется на дороге. Вот один подбежал к большой перезревшей дыне, на которой уже примостилась бабочка. Перекусив ботву, он поднял плод вместе с бабочкой (которая, кстати, так и не прервала еду) и поволок. Бабочка, чересчур, видимо, увлеченная едой, тоже не обращала внимания на муравья, пока дыня не исчезла. Тогда обделенное существо встрепенулось и, взмахнув крыльями, сорвалось в полет, обдав братьев ветерком.
Выросшие в пустыне, где внимание остановить практически не на чем, братья находили все это мельтешение бесконечно привлекательным – дома-то поневоле приходилось сиднем сидеть в глубине темной пещеры. Этот новый, восхитительно разнообразный мир казался невиданным пестрым калейдоскопом. Стоило взору соскучиться на одном зрелище, как по соседству возникало другое, не менее увлекательное.
У Вайга и Хролфа завязался спор, едят муравьи только растительную пищу или нет. Хролф утверждал, что только ее; Вайг доказывал обратное: такие зазубренные челюсти явно способны рвать живую плоть. Конец спора наступил сам собой, когда Найл, заметив с расстояния хлопотливую суету, обратил внимание на черного муравья, волочащего труп кузнечика размером вдвое больше себя самого. Муравей передвигался так, как ему было сподручнее, задом наперед, и в то же время, даже не поворачивая головы, чтобы свериться с направлением, безошибочно следовал за своими сородичами. Найлу все стало ясно, когда он заметил на тропе бисеринки мелких капель (вот один из муравьев обронил с кончика хвоста точно такую же; видно, метил тропу, чтобы другие могли ориентироваться по запаху).
Братья из любопытства двинулись за муравьем, что тащил по тропе кузнечика, на одном из отрезков пути к нему присоединились еще двое и, судя по всему, предложили помощь. Братья с интересом наблюдали, ожидая увидеть поучительный пример муравьиной взаимовыручки. На деле же оказалось, что ни у одного из троих нет сколь-либо осмысленного плана. Один из «помощников» попытался подлезть под кузнечика и взвалить его себе на спину; другой ухватился за крыло челюстями, в то время как главный добытчик все продолжал волочь добычу, пятясь задом. В результате ноша, накренясь, свалилась со спины несущего. Тот из них, кто тянул крыло, оторвал кузнечику подкрыльник да с ним и остался. Так работа у этой троицы и шла: теребили, роняли, поднимали, сами толком не соображая, что делают. Если бы кузнечика волок лишь тот, первый, проку было бы куда больше. Братьям эта бессмысленная суматоха казалась до ужаса забавной, и они покатывались со смеху.
Вскоре глазам открылось муравьиное жилище: широкий лаз в земле возле корней акации. Попасть туда можно было, лишь миновав двух рослых муравьев-солдат, бдительно касающихся щупиками всякого входящего, – видимо, чтобы проверить, свой или чужой. Остановившись на разумном расстоянии, братья укрылись за шипастой акацией и оттуда наблюдали за неустанным хлопотливым движением. Как-то не сразу дошло, что прятаться и необязательно: муравьи-солдаты напрочь лишены зрения, у муравьев-рабочих оно очень слабое. Ориентировались они в основном по запаху, благо обоняние у них развито превосходно, и, несомненно, догадывались о присутствии теплокровных существ, затаившихся за колючим кустом. Так как пищи вдосталь, а существа не выказывают враждебности, то незачем на них и нападать.
Хролфу этот спектакль начал мало-помалу наскучивать; Найл – тот вообще, разморившись на солнышке, стал клевать носом, даром что сидели они в тени акации. А вот Вайг, прирожденный следопыт, всматривался во все детали с полным самозабвением. Именно Вайг сделал вывод, что и дерево, под которым они сидят, и цветущий кустарник вокруг – все это неотъемлемые части муравейника. В ветвях дерева и среди корней кустарника в изобилии водились толстые, напоминающие круглые зеленые виноградины афиды, которые поглощали листья и сок растений. Время от времени к круглякам-афидам подбегал какой-нибудь из муравьев и притрагивался к каплевидному брюшку антеннами; тогда из анального отверстия «дойной» тли проступала большая круглая капля прозрачного клейковатого вещества, и муравей поспешно ее сглатывал. Затем «просьба», как правило, повторялась: муравей опять щекотал антеннами брюшко тли. Вайг решил попробовать: подойдя, бережно прикоснулся пальцами к брюшку афида, угнездившегося в корневище куста. С первого раза ничего не получилось: не было еще навыка. Но уже довольно скоро он, приноровившись, сымитировал кончиками пальцев щекочущее прикосновение муравьиных усов; проступила клейковатая капля. Вайг, сосредоточенно нахмурясь, осторожно попробовал ее на язык. Секунду-другую помедлив, аппетитно причмокнул и приложился еще раз, уже смелее. В конце концов уговорил присоединиться и братьев, и те не пожалели: вещество оказалось сладким, сахаристым и хорошо усваивалось, несмотря на непривычный плодовый привкус. Живя в бесплодной пустыне, молодые люди не находили ничего омерзительного в том, что пробуют на вкус испражнения зеленого насекомого: всякое приходилось едать, голод не тетка.
