И самим казалось, что отличаются друг от друга едва ли не сильнее, чем от еще одной разумной расы, делившей с орками изобилие лесов, полей и рек, – синекожими таинственными дренеями.

Лишь дважды в год все орочьи кланы сходились, чтобы отметить священные дни равноденствий.

Праздник Кош’харг начался лишь прошлым вечером на восходе луны. Но уже несколько дней орки постепенно собирались в святом месте земли, называемой Награнд, земля Ветров, в тени благословенной Горы Духов, Ошу’гун. Праздник отмечали здесь с незапамятных времен, и никогда насилие не оскверняло этого места. Конечно, бывали ритуальные поединки и хвастовство воинов, но настоящего боя и крови не допускали – если и возникала потасовка, как бывает в большой толпе, шаманы примиряли всех и понуждали нарушителей спокойствия покинуть священное место.

А место и в самом деле было благословенно: плодородное, прекрасное, спокойное. Может, оно было таким, потому что орки приходили сюда только с миром – а может, суровая красота этой земли и сама собой примиряла их? Дуротан часто размышлял о подобных вещах, но никому не рассказывал – ведь никто про такое не говорил.

Вздохнул тихо, вовсе растревоженный, разбуженный. Сердце стучало в такт барабанной дроби, и мысли скакали. Как прекрасно было прошлой ночью! Когда Белая Госпожа поднялась над темной полосой леса, уже чуть ущербившаяся, но еще могучая, залившая ярким светом снега, боевой клич издали все собравшиеся, многие тысячи: мудрые старейшины, воины в расцвете сил, даже дети на руках матерей. И волки, друзья и соратники, носившие орков в битву на своих спинах, завыли радостно. И тогда, как сейчас рокот барабанов, огнем побежал по жилам Дуротана древний клич – приветствие сияющей Белой Госпоже, правящей ночным небом. К ней поднялся лес могучих смуглых рук, посеребренных ее светом. Если б какой глупый огр вздумал напасть – в мгновение сгинул бы под ударами свирепых и вдохновленных бойцов.

Затем начался пир. Множество зверей было убито заранее, до прихода зимы, мясо высушено, завялено, закопчено. А на праздник разожгли костры, чей теплый свет смешался с белым волшебным сиянием Госпожи, и запели барабаны, не смолкающие весь праздник. Детям – Дуротан фыркнул презрительно: тоже мне, ребенок! – позволяли наесться от пуза, но после того, как шаманы уйдут на гору, загоняли спать. Шаман каждого клана должен был взойти на Ошу’гун, стоявшую молчаливым стражем праздника, войти в пещеры и говорить с духами предков.

Ошу’гун впечатляла даже издали. Остальные горы были иззубренные, неровные. Ошу’гун же вырывалась из земли правильным конусом и походила на гигантский кристалл – так безукоризненны были ее очертания и так ярко сверкала она в солнечном и лунном свете. В легендах говорилось, что сотни лет назад она упала с неба. Видя ее необычность, в это можно было поверить.

Дуротан всегда считал, что шаманов обидели, заставляя весь праздник просидеть на горе. Конечно, может быть, там и интересно, но самая-то забава – внизу! А их лишают, будто малолетних.

Чего именно, интересно знать?

Днем охотились и разыгрывали охоты, поминали предков, рассказывали про их геройства и свершения. У каждого клана были свои легенды, и к уже знакомым, слышанным с детства преданиям Дуротан добавил изрядно новых, удивительных и зажигающих кровь.

Здорово было! Так что же эти взрослые обсуждают у костров, пока дети подремывают в палатках, набив животы хорошей едой, когда трубки выкурены и всевозможные настойки выпиты?

Все, дальше терпеть невозможно! Осторожно приподнялся, прислушиваясь: все ли спят? Выждал невыносимо долгую минуту, встал и пошел к выходу.

Медленно пошел, осторожно – детвора валялась тут и там, не ровен час, наступишь, разбудишь.

Сердце колотится бешено от возбуждения, а силуэты едва различимы в сумраке! Дуротан очень плавно, осторожно опускал длинные ступни, умещал, будто цапля на вязком берегу.

Пробирался целую вечность. Встал, стараясь совладать с дыханием, протянул руку – и коснулся чьего-то гладкокожего тела! Отдернул, выдохнул испуганно, зашипев:

– Ты что… что здесь делаешь?

– А ты что? – ответил вопросом незнакомец.

Дуротан усмехнулся – что за глупости оба несут!

– То же, что и ты, – сказал Дуротан тихо – вокруг ведь спали. – Ну и как теперь: делать будем, что собрались, или болтать попусту?

По силуэту ясно: встретился орк одного с Дуротаном возраста. Запах и голос чужие – точно, не из клана Северного Волка. Какая дерзость: не только нарушить запрет, уйдя из палатки-спальни без разрешения, но и сообщником обзавестись из чужого клана! Незнакомец заколебался – должно быть, про то же самое думал. Наконец решился.

– Хорошо. Лучше делать.

Дуротан зашарил снова в темноте, нащупал полог, ухватил. Оба разом откинули – и шагнули в морозную ночь. Дуротан обернулся. Спутник оказался крепче и выше – да, неприятный сюрприз. Дуротан-то был самым высоким и крепким из сверстников в своем клане и не привык смотреть снизу вверх. Соратник по баловству тоже осмотрел Дуротана – и, видимо, остался доволен.

Сразу говорить не рискнули. Дуротан указал молча на большое дерево рядом с палаткой, и оба направились туда.

Безумие! Сейчас кто-нибудь из взрослых повернет голову, а луна сияет так ярко, свет отражается от снега – чуть не светлее, чем днем. А посреди снежного простора – дерзкий мальчишка, открытый всем взглядам… Как хрустит под ногами снег! Огры, и те ревут тише.

Наконец добрались до дерева, спрятались. Дуротан выдохнул шумно – всю дорогу ведь не смел дышать. Второй орк ухмыльнулся.

– Я – Оргрим, потомок Телкара по прозвищу Молот Рока, из клана Черной Горы! – прошептал юнец гордо.

Ого! Хоть род Молота Рока и не из вождей, но знаменитый и уважаемый.

– Я – Дуротан, сын Гарада, из клана Северного Волка, – ответил Дуротан. – И как тебе, Оргрим, узнать, что сидишь рядом с наследником вождя?

Тот кивнул одобрительно.

Посидели молча, наслаждаясь собственной дерзостью. Но Дуротан почувствовал, как холод и сырость заползают под толстый плащ из шкур, и встал. Указал молча на костры – Оргрим кивнул снова. Выглянули из-за дерева, прислушались – вот, сейчас услышат вожделенные тайны взрослых! Сквозь мерную барабанную дробь и треск огромного костра наконец различили голоса.

– Всю эту зиму шаман одной лишь лихорадкой и занимался, – говорил Дуротанов отец, Гарад.

Протянул руку, потрепал по загривку огромного белого волка, дремавшего у костра. Северный волк тихонько заурчал от удовольствия.

– Только один малый вылечится – тут же второй свалится, – добавил он.

– И я уж весны заждался, – сказал другой орк, вставая и бросая полено в костер. – И зверям нелегко пришлось. Когда готовились к празднику, копытней тяжко было отыскать.

– Клага варит чудесный суп из костей, – поведал третий, глазея на женщину, укачивающую младенца. – Да только рассказать не хочет, какие травы кладет.

Женщина – по-видимому, сама Клага – хихикнула.

– Вот маленькая станет взрослой и узнает, какие травы кладу, – сказала она, ухмыляясь.

У Дуротана челюсть отвисла. Глянул на Оргрима – тот тоже смотрел, ошеломленный. Вот этот треп настолько таинственный и священный, что детям из палатки выходить запрещают, а уж тем паче послушать? Унылые разговоры про лихорадку и суп – великая тайна?

В ярком лунном свете лицо Оргрима было хорошо различимо. И выражение на нем – тоже.

– Мы б с тобой придумали что-нибудь поинтереснее, – пробурчал Оргрим.

Дуротан ухмыльнулся, кивая – это уж точно!

Праздник тянулся еще два дня. И днем, и ночью Оргрим с Дуротаном выбирались тайком из палатки и состязались в силах и умениях: беге, лазании, поднятии тяжестей, равновесии – во всем, что только могли придумать. И побеждали друг дружку строго по очереди – будто договорились.

Когда в последний день праздника Оргрим позвал на последнее состязание – чтобы решить, кто же выиграл, – Дуротан вдруг брякнул:

– Хватит состязаться обыкновенно, как все! Давай сделаем то, чего наш народ никогда не делал!