Фицджеральды, разумеется, не могли не проводить человека, которому предстояло стать их зятем. Сэр Реджинальд и Ролло вышагивали по главной городской улице бок о бок, смахивая на старое и свежее издания некоей высокой, худой и весьма чванливой книги; Нед окинул обоих взором, исполненным ненависти и презрения. Марджери и леди Джейн шли следом за мужчинами – одна маленькая и чрезвычайно привлекательная, другая тоже маленькая, но отталкивающего вида.

Нед не сомневался, что для Ролло родная сестра – не более чем средство добиться власти и известности. Многие мужчины разделяли подобное отношение к собственным родственницам, но для Неда оно было прямым отрицанием любви. Если Ролло и испытывал к сестре какие-либо чувства, те мало чем отличались от его чувств к лошадям: животное могло ему нравиться, но он продал бы его не задумываясь, если бы понадобилось.

Сэр Реджинальд был ничем не лучше сына. Нед подозревал, что леди Джейн, возможно, не столь жестока, однако она всегда ставила интересы семьи выше простого человеческого счастья, из чего следовало, что и ей свойственна жестокость, присущая мужской половине Фицджеральдов.

Нед смотрел, как Марджери подходит к Барту Ширингу. Тот напыжился, как бы показывая всем, что именно ему досталась в невесты первая красавица Кингсбриджа.

Юноша присмотрелся к Марджери. Поневоле возникало ощущение, будто какая-то другая девушка, не она, облачилась в алую накидку из кингсбриджского шелка и надела шляпку с пером. Марджери стояла прямо и неподвижно, разговаривая с Бартом, и ее лицо было застывшим, как лицо статуи. Все в ней говорило о решимости, но жизнь словно улетучилась из нее, заодно с прежней проказливостью.

Неужто человек и вправду способен измениться так быстро? Нет, тот проказливый бесенок где-то до сих пор прячется, где-то глубоко внутри…

Нед знал, что Марджери страдает, и оттого печалился и злился. Ему отчаянно хотелось схватить ее в объятия и увезти прочь, далеко-далеко. По ночам он предавался грезам: вот они вдвоем ускользают из Кингсбриджа на рассвете и скрываются в лесах, а потом идут в Винчестер и женятся под вымышленными именами – или добираются до Лондона и открывают собственное дело; или даже пробираются в гавань Кума и садятся на корабль до Севильи. Но ему Марджери не спасти, если она сама не захочет спастись.

Гребцы высыпали на берег и отправились прямиком в ближайшую таверну, чтобы промочить пересохшее горло. Следом на берег сошел человек, которого Нед сразу узнал – и на которого воззрился в изумлении. По виду этого молодого человека в грубом плаще и с потрепанным кожаным мешком в руках с первого взгляда становилось понятно, что он проделал долгий и утомительный путь. И это был кузен Неда, Альбан из Кале.

Альбан был ровесником Неда, и, пока Нед гостил у дядюшки Дика, двое юношей успели сдружиться.

Нед поспешил навстречу кузену.

– Альбан, это ты? Ты откуда?

Кузен откликнулся по-французски:

– Нед! Наконец-то! Я уж думал, что не доплыву!

– Что стряслось в Кале? Здесь никто ничего толком не знает, хотя уже столько времени прошло.

– Я привез дурные вести, – сказал Альбан. – Мои родители и сестра погибли, все добро потеряно. Французская корона присвоила наше имущество и передала его своим купцам.

– Мы этого опасались. – Уилларды очень долго боялись услышать подобные новости. Конечно, Нед расстроился. Больше всего ему было жаль мать, в одночасье лишившуюся дела, на которое положила жизнь. Однако Альбан понес утрату намного горше. – Соболезную насчет твоих родителей и Терезы.

– Спасибо.

– Пойдем к нам. Матушка непременно захочет тебя повидать. – Встреча обещала стать грустной, но избегать ее не следовало.

Юноши двинулись вверх по главной улице.

– Я ухитрился сбежать, – прибавил Альбан. – Но денег не было ни гроша, да и с началом войны никто больше не берется возить путников из Франции в Англию. Вот почему новости до вас не доходят.

– Так как же ты очутился здесь?

– Перво-наперво требовалось покинуть Францию. Я перебрался в Голландию. Денег на дорогу до Англии у меня не прибавилось, так что я решил заглянуть к родичам в Антверпен.

Нед кивнул.

– А, ты про Яна Фольмана, двоюродного брата моего отца? – Ян бывал в Кале, когда Нед гостил у дядюшки Дика.

– Ну да. Словом, я отправился в Антверпен.

– Это же больше сотни миль!

– Ты мне будешь рассказывать! Я все ноги оттоптал, пока дошел. Много раз сворачивал не туда, оголодал до полусмерти, но в конце концов добрался.

– Молодец! Дядя Ян тебя приютил и помог, верно?

– Они замечательные. Ян накормил меня мясом и напоил вином, а тетушка Хенни перевязала мои стертые ноги. Ян оплатил мой проезд из Антверпена до Кума, еще купил мне пару новых башмаков и дал денег в дорогу.

– Что ж, теперь все позади. – Они подошли к дверям дома Уиллардов, и Нед провел Альбана в рабочую комнату матери. Элис сидела за столом у окна и что-то писала. В очаге пылал огонь, однако женщина куталась в накидку с меховым подбоем. Она любила повторять, что писать в учетной книге – муторное дело, от которого стынет кровь в жилах.

– Мама, смотри! Это Альбан, он приплыл из Кале.

Элис отложила перо.

– Добро пожаловать, Альбан. – Она повернулась к сыну. – Принести своему кузену что-нибудь поесть и промочить горло.

Нед послушно сходил на кухню и попросил экономку Джанет Файф принести вино и закуски.

А в комнате Альбан между тем излагал Элис свою печальную историю. Он говорил по-французски, и Неду пришлось переводить те слова и фразы, которых матушка не понимала.

От рассказа кузена хотелось плакать. Дородная фигура матери словно усохла и съежилась на стуле от дурных вестей: Дик погиб вместе с женой и дочерью, склад со всеми запасами отошел французским купцам, а в доме Дика поселились какие-то чужие люди.

– Бедняга, – проговорила Элис негромко. – Бедняга Дик.

– Что нам делать, мама? – тихо спросил Нед.

Элис выпрямилась и постаралась отрешиться от грустных мыслей.

– Мы еще не разорились, если ты об этом. Есть наш дом, есть четыре сотни фунтов. И мне принадлежат шесть зданий у церкви Святого Марка. – Эти дома она унаследовала от своего отца, сдавала их внаем, и они приносили небольшой, но устойчивый доход. – В общем, средств у нас столько, сколько другим и не снилось. – Тут ей, похоже, пришла в голову мысль, заставившая забеспокоиться. – Хотя сейчас я начинаю жалеть, что одолжила те четыреста фунтов сэру Реджинальду Фицджеральду.

– Не страшно, – отмахнулся Нед. – Если он не расплатится вовремя, мы получим аббатство.

– Кстати! – Элис нахмурилась. – Альбан, ты слышал что-нибудь об английском судне под названием «Святая Маргарита»?

– Да, слышал. Оно зашло в Кале для починки за сутки до нападения французов.

– И что с ним сталось?

– Досталось французской короне, как и прочая английская собственность в Кале, которую объявили военными трофеями. В трюмах нашли полным-полно мехов. Их продали на торгах прямо с палубы, больше чем за пять сотен фунтов.

Нед и Элис переглянулись. Эта новость была еще хуже предыдущих.

– Значит, Реджинальд потерял свои вложения, – сказала Элис. – Бог милостивый, боюсь, он этого не переживет.

– И теперь должен отдать аббатство, – заметил Нед.

– Будут неприятности, – угрюмо предрекла Элис.

– Знаю, – согласился Нед. – Зато у нас появится новое дело. – Он вдруг усмехнулся. – Сможем начать все сначала.

Элис, никогда не забывавшая о радушии, повернулась к Альбану.

– Можешь умыться и переодеться с дороги. Джанет принесет тебе все необходимое. А потом будем обедать.

– Спасибо, тетушка Элис, – откликнулся Альбан.

– Это я должна тебя благодарить, ведь ты проделал долгий и опасный путь и привез новости, сколь бы ужасными они ни были.

По лицу матери Нед видел, что Элис потрясена доставленными известиями, пускай она уже давно ожидала чего-то подобного. Надо попробовать хоть как-то ее ободрить.