Франсиско помедлил и нехотя ответил:

– Ваша кровь нечиста.

– Из-за моей бабки-англичанки? – неверяще проговорил Карлос. – Это же глупость!

– Последите за языком! – ощетинился брат Валентины.

– Я не потерплю, чтобы меня именовали глупцом, – горделиво бросил Франсиско.

Валентина кусала губы. Должно быть, она, как и Карлос, не ожидала от отца столь решительного отказа.

– Погодите, прошу вас! – воскликнул Карлос.

Но Франсиско не прислушался к мольбе.

– Разговор окончен. – Он отвернулся, взял Валентину под руку и повел дочь к западным вратам собора. Жена и сын последовали за ним. Идти следом смысла не было, и Барни твердо решил остановить Карлоса, если тот вздумает выставить себя на посмешище.

Карлос был уязвлен и зол. Обвинение в нечистоте крови выглядело смехотворно нелепым, но от того не переставало ранить. Под нечистой кровью в этой стране обычно подразумевали кровь иудейскую или мусульманскую, и Барни прежде не доводилось слышать, чтобы такое обвинение бросали в лицо тому, у кого в роду имелись предки-англичане. Впрочем, чваниться можно по любому поводу…

К мужчинам подошли Эбрима и Бетси. Тетушка сразу заметила настроение Карлоса и вопросительно поглядела на Барни.

– Ему отказали, – вполголоса пояснил юноша.

– Вот дьявол! – пробормотала Бетси.

Она сочувствовала Карлосу, но как будто нисколько не удивилась; более того, Барни почудилось, что тетушка ожидала подобного исхода сватовства.

Эбрима сочувствовал Карлосу и хотел бы сделать что-нибудь, чтобы подбодрить своего хозяина. По возвращении домой он предложил опробовать новую печь. Мол, какая разница, когда начинать? Африканец полагал, что это занятие отвлечет Карлоса от размышлений о пережитом унижении. Да, христианам возбраняется трудиться по воскресеньям, но ведь это не работа, а так, пробная попытка.

Карлосу предложение понравилось. Он принялся растапливать печь, пока Эбрима запрягал вола в хитроумные постромки, а Барни смешивал железную руду с известняком.

С мехами пришлось повозиться, понадобилось слегка изменить конструкцию, которую приводил в движение вол. Тетушка Бетси, наблюдая за происходящим, сообразила, что ее надежды на чинный воскресный обед пошли прахом, и принесла мужчинам хлеб и подсоленную свинину. Солнце уже стало клониться к закату, когда все наконец удалось пересобрать заново. Когда пламя, раздуваемое двойными мехами, жарко запылало, Эбрима стал кидать в печь руду, смешанную с известняком.

Некоторое время словно ничего не происходило. Вол неутомимо бродил по кругу, мехи с тяжкими вздохами раздувались и опадали, от трубы исходило тепло, а мужчины терпеливо ждали.

Карлос слышал о таком способе получения железа от двоих чужаков – от француза из Нормандии и от валлона из Голландии; а Барни как-то услыхал о подобном от англичанина из Сассекса. Все трое уверяли, что производство железа ускоряется чуть ли не вдвое. Наверняка это было преувеличение, но все равно – ускорить работу выглядело куда как заманчиво. Чужаки рассказывали, что расплавленное железо должно вытекать из нижней части печи, и потому Карлос соорудил каменный желоб, по которому поток вливался бы в намеренно выкопанные в земле формовочные ямки. Но вот очертаниями печи никто из чужаков не поделился, так что все пришлось прикидывать самостоятельно.

Время шло, а железо все не вытекало. Эбрима начал беспокоиться и гадать, в чем же они ошиблись. Быть может, следовало сделать трубу повыше. Жар – самое главное. Быть может, следовало топить древесным углем, который горит жарче, нежели обычный. С другой стороны, такой уголь неимоверно дорог в этих краях, где вся древесина идет на постройку королевского флота.

Наконец-то! Полумесяц жидкого железа вытек из отверстия внизу печи и побежал тонкой струйкой по каменному желобу. Струйка утолщалась на глазах, превращаясь в устойчивый поток. Мужчины развеселились, зашумели. Тетушка Бетси присоединилась к ним, чтобы посмотреть.

Жидкий металл, поначалу алый, быстро остывал и становился серым. Приглядываясь к нему, Эбрима подумал, что железо больше похоже на передельный чугун и потребуется снова его плавить, чтобы оно на что-то сгодилось. Ну да ладно, это не беда. Зато сверху виднелась тонкая пелена, напоминавшая расплавленное стекло; похоже, шлак, и нужно придумать, как от него избавиться.

Плавка и вправду оказалась быстрой. Походило на то, будто кто-то отвернул внутри печи незримый кран, – железо текло и текло. Знай себе подбрасывай в печь уголь, руду и известняк, а жидкое богатство словно само собой выливалось из отверстия внизу.

Мужчины принялись поздравлять друг друга. Бетси принесла вино. С полными кружками в руках они стояли и с восхищением смотрели, как железо затвердевает в земле. Карлос явно воодушевился и стал забывать о том, как с ним обошлись в соборе. Возможно, он обрадуется настолько, что даст Эбриме свободу…

Немного погодя Карлос произнес:

– Туши печь, Эбрима.

Африканец отставил кружку с вином.

– Сейчас, – коротко ответил он.

Новая печь Карлоса успешно выдержала испытание, но далеко не все были этому рады.

Печь трудилась от восхода до заката шесть дней в неделю, и Карлос продавал свой чугун в другую мастерскую, чтобы самому не заниматься переплавкой и очисткой, а Барни добывал по всему городу железную руду, которой теперь требовалось все больше и больше.

Королевский оружейник не скрывал удовлетворения. Он пребывал в постоянных поисках оружия для войн во Франции и Италии, для морских сражений с кораблями султана и для защиты от пиратов, нападавших на галеоны с американским золотом и серебром. Плавильни и мастерские Севильи не производили оружия в достаточном количестве, а корпорации возражали против всякого увеличения объемов производства, и потому оружейнику приходилось закупаться за рубежом, и американское серебро, исправно поступавшее в Испанию, быстро иссякало. Ускорение производства железа несказанно обрадовало вельможу.

Зато прочие севильские мастера недовольно ворчали. Они-то видели, что Карлос теперь зарабатывает вдвое больше их самих. Поэтому они искали возможность ему помешать. Санчо Санчес подал в корпорацию жалобу, которую должным порядком зарегистрировали. Было объявлено, что для рассмотрения этой жалобы соберется совет.

Барни тревожился, однако Карлос утверждал, что корпорация не посмеет пойти против королевского оружейника.

А потом их навестил отец Алонсо.

Они возились у печи, когда инквизитор вошел во двор, сопровождаемый свитой из молодых священников. Карлос, заметив гостей, оперся на лопату и воззрился на инквизитора. Он пытался притвориться спокойным, но Барни счел эту попытку неудачной. Тетушка Бетси вышла из дома и подбоченилась, словно готовясь затеять шумный спор.

Барни не мог себе вообразить причин, по каким Карлоса можно было бы объявить еретиком. С другой стороны, зачем еще пожаловал Алонсо?

Прежде чем заговорить, Алонсо оглядел двор, медленно поворачивая голову и поводя крючковатым носом, что смахивал на клюв хищной птицы. Ненадолго его взгляд задержался на Эбриме, а затем инквизитор спросил:

– Ваш чернокожий – мусульманин?

Эбрима не стал дожидаться, пока за него заступится хозяин.

– В деревне, где я родился, святой отец, никогда не слышали о Писании Христовом, да и имя мусульманского пророка ни разу не звучало. Меня растили в языческом невежестве, в коем пребывали все мои предки. Но на долгом жизненном пути Божья длань направляла меня, а здесь, в Севилье, мне поведали Господне откровение, и я стал христианином. Крестился в соборе и с тех пор не устаю благодарить Отца небесного за свое спасение каждый день.

Прозвучало убедительно, и Барни предположил, что Эбрима говорит это не в первый раз.

Алонсо, впрочем, не собирался так просто сдаваться.

– Тогда почему ты трудишься в воскресенье? Не потому ли, что у вас, мусульман, священный день – пятница?