Annotation
Акимов Михаил Вячеславович
Акимов Михаил Вячеславович
Рестификатор Абрамова
Конкурс технического творчества близился к концу. Комиссия, с трудом сдерживая зевоту, завершала просмотр представленных приборов, делая, впрочем, вид, что всё это ужасно интересно. Большинство экспонатов год за годом переходило из конкурса в конкурс, менялись только таблички с именами их изготовителей. Лопатин с сожалением подумал, что хорошая в общем-то идея не получает в городе должного развития: руководство учебных заведений расценивает конкурс как средство реализации олимпийского принципа: главное - участие, а не результат. По этой причине все экспонаты легко подразделялись на две группы: старые, которые участники конкурса поленились не то, чтобы подкрасить, а уж хотя бы просто помыть, и новые, явно изготовленные наспех за пару дней. Он со вздохом подумал, что проку от такого конкурса нет, и надо здесь что-то менять, только вот что?
Наконец, они подошли к последнему участнику, и Лопатин с изумлением увидел, что это далеко не школьник и даже не пэтэушник, а уже пожилой мужчина лет пятидесяти. Держался он вполне уверенно, как будто участие в детско-юношеском конкурсе было вещью естественной. Заложив руки за спину, он с независимым видом ожидал приближения комиссии, время от времени гордо поглядывая на то, что было, по всей видимости, его изобретением.
Выглядело оно так, словно средних размеров лягушку сначала до одури чем-то напугали, затем - уже в таком виде - раз в двадцать увеличили в размерах, и то, что получилось, покрасили первой попавшейся под руки краской какого-то грязно-серого цвета.
- Н-да, дизайнчик-то у него ... того, - сказал Лопатин.
Он был самым молодым в жюри технического конкурса и жутко по этому поводу комплексовал. Ему всё казалось, что остальные члены жюри его затирают: не дают высказаться, не прислушиваются к его мнению, и потому старался всех опередить.
- "Рестификатор Абрамова", - прочитал он табличку и, обратившись к изобретателю, спросил: - Простите, а что такое рестификатор?
- Не знаю, - пожал плечами тот, - просто слово понравилось, звучит красиво, - и, немного помолчав, добавил: - Я его сам придумал.
- А Абрамов - это он, - мрачно пояснил Лопатину председатель жюри. - Во всех технических конкурсах участвует. Слушай. Абрамов, - обратился он к мужчине, - ну что ты опять на детский конкурс-то пришёл?
- А куда мне идти? - огрызнулся тот. - Я что, виноват, что вы для взрослых конкурсов не проводите? А потом, я имею полное право здесь участвовать: у вас в Положении нет пункта об ограничении возраста.
- А вот на следующий год обязательно внесём, - злорадно пообещал председатель.
- Забудете! - хмыкнул Абрамов. - Вы всегда так говорите, и всегда забываете. А раз в этом году не внесли, то хватит тянуть время! Давайте, спрашивайте меня про рестификатор.
- Вадим Сергеич, ладно уж, пораспрашивайте его немного, для виду, - прошептал Лопатину председатель, и тот понял, что на первом плане оказался не случайно: просто другие члены жюри не захотели связываться с Абрамовым. Волей-неволей приходилось продолжать.
- Ну, - нерешительно начал он, - и как работает ваш прибор?
- Хорошо работает, - пожал плечами изобретатель, и все члены жюри ехидно засмеялись.
- Я имею в виду, - покраснел раздосадованный Лопатин, - какие функции он выполняет?
- Да все, какие ему положено, все и выполняет! - упрямо гнул своё Абрамов. - Вы бы лучше не пытались умничать, а сели вот на этот стул, я на вас всё и покажу!
- Соглашайтесь, Вадим Сергеич, - снова зашептал председатель. - Вы не бойтесь, у него никогда ничего не работает!
- А ты хоть раз проверял? - усмехнулся обладавший, как выяснилось, тонким слухом изобретатель.
Всё это начинало напоминать цирк, и Лопатин решил, что лучше всего действительно согласиться. Он уселся на стул и позволил засуетившемуся от неожиданного внимания Абрамову опутать себя какими-то проводами и присосками. После этого тот снял со своей лягушки голову - оказалось, что это шлем, опять-таки, с проводами - и надел на Лопатина. И члены жюри, и юные дарования, собравшиеся вокруг, дружно захихикали. Он невольно подумал, что теперь, наверное, похож на лягушку больше, чем рестификатор. Тем временем изобретатель пощёлкал какими-то тумблерами и поднял вверх руку, что, по-видимому, означало, что сейчас-то всё и произойдёт. Абрамов картинно включил ещё один тумблер, расположенный отдельно от других - очевидно, главный - и стал выжидающе смотреть на Лопатина. Но тот абсолютно ничего не ощущал, кроме, разве что, лёгкого покалывания в затылочной части. Гораздо больше интересовала его стрелка индикатора, которая медленно, но уверенно ползла к отметке на шкале, возле которой рукой Абрамова было написано: "Всё". И действительно, едва стрелка подошла к этой отметке, Абрамов выключил свой прибор и озвучил эту надпись.
- В каком смысле - всё? - поинтересовался председатель. - Поясните нам.
- Всё - значит всё, - отрезал изобретатель. - А пояснять ничего не буду. Вы мне никогда не верите. Пусть он вам сам всё расскажет.
- В самом деле, Вадим Сергеевич, вы можете что-то объяснить? - спросил председатель.
- Ничего, - пожал плечами Лопатин. - Абсолютно ничего не было.
- То есть, как это - ничего? - заволновался Абрамов. - Вы что, действительно ничего не поняли?
- Ничего - значит ничего, - передразнил его Лопатин, сдирая с головы шлем и отдирая присоски.
- Э, нет, подождите, подождите, - замахал руками Абрамов, привлекая внимание членов жюри. - Ладно, так и быть, я вам сам всё продемонстрирую, раз вы так ничего и не поняли. Скажите-ка, - обратился он к Лопатину, сколько будет, если 487 умножить на 3200?
- Один миллион пятьсот пятьдесят восемь тысяч четыреста, - ответил Лопатин, помедлив самую малость.
Не говоря ни слова, победным жестом Абрамов указал на него: ну, вот, мол, теперь-то убедились? Среди юных дарований послышалось восторженное "ух ты!", но члены комиссии расхохотались. Председатель пояснил:
- Вадим Сергеевич хоть, скажем, и не кандидат физико-математических наук, но способность к быстрому счёту у него с детства. Мы, когда с ним работаем, всегда без калькулятора обходимся: чем считать, быстрее у него спросить. Ну, господа, - обратился он к членам жюри, - я думаю, всё ясно. Можно подводить итоги конкурса.
Лопатин, наконец, освободился от своих пут и, молча пройдя мимо растерявшегося Абрамова, вместе со всеми направился к столику жюри.
Всё дальнейшее происходило как обычно, за одним исключением: первую премию решено было присудить впервые выставлявшемуся, пусть и спешно сработанному электрическому экзаменатору. Схема была очень простенькая: никакой электроники, только тумблеры и лампочки, зато действовал он весьма надёжно и, самое главное, мог - и, наверняка, будет - использоваться практически. Представители техникума были удивлены и раздосадованы тем, что их, побеждавший последние два года и действительно здорово сработанный автотренажёр, занял лишь второе место. Лопатин почувствовал удовлетворение от мысли, что, может быть, теперь они захотят привлечь к творчеству новых ребят, а не пользоваться заслугами прошлых лет. После церемонии награждения он по не понятной ему самому причине поискал Абрамова, не нашёл и увидел, что опоздал к традиционному заключительному перекуру, на котором обычно члены жюри обменивались впечатлениями. Когда он подошёл, все уже заканчивали курить и расходились. Ему оставалось только попрощаться и тоже уйти.
Выйдя на улицу, он достал сигарету и полез в правый карман пиджака за зажигалкой. Рука быстро нащупала привычную форму, и он собирался её уже достать, но тут его внимание привлёк другой предмет, тоже находившийся в кармане. Его конфигурация была Вадиму абсолютно не знакома, и он удивился: что это у него там? А когда вытащил, то удивился ещё больше: это была тоже зажигалка, но чужая. И он даже знал, чья: Геннадия Ильича, одного из членов жюри. На перекурах все они дружно этой зажигалкой восхищались и откровенно Ильичу завидовали. Зажигалка и в самом деле была хороша, по крайней мере, необычна: выполнена в форме горбатого дракона. В горбу находилась кнопка, если её нажать, то из пасти дракона вырывалось пламя.
