Дожили! Говорят о погоде.

Сен-Жюст осторожно сжимает влажные, почти ледяные руки Робеспьера.

— Не следовало мне тревожить тебя сегодня. Ты еще не до конца здоров. Прости.

Максимильен едва заметно шевелит пальцами. Хочет разорвать рукопожатие… или? Нельзя, нельзя же верить в это «или»! Ваши сердца созданы для служения родине, и ни для чего больше!

Тонкие губы Робеспьера опять уродливо надломлены, но теперь — от печали.

— Все же верни галстук.

— Зачем?

— Ты с ним красивый.

— А без него?

Робеспьер качает головой, подтверждая это «нельзя». Отвечает совсем тихо:

— Без него — слишком красивый. Флорель… Нет, мы не можем.

Безусловно. Величайший ум революции, Неподкупный, абсолютно прав — как и всегда.

Он, Сен-Жюст, как и всегда, обязан сейчас поднять высоко свою голову-дароносицу и ответить своему другу безукоризненной ледяной улыбкой.

Да вот беда — галстук брошен на кресло, и в груди слишком много воздуха. Передышал сегодня в Булонском лесу.

Он не сразу замечает, что плачет. Обреченно, беззвучно. Он ничего не ждет, ничего не просит. Просто не в силах удержать слезы.

— Бедный мой Флорель, — Робеспьер мягко привлекает его к себе, прижимает к своему плечу и проводит рукой по его волосам.

Сен-Жюст всхлипывает и вдыхает невольно больше положенного — кисловатый теплый запах, какой бывает у тела от плохого пота и долгой болезни. Он дышит, по-детски плачет, снова дышит, и ему очень, очень страшно.

Горло раздражено обжигающим воздухом вантоза. У тревожных, пугающих чувств к ближайшему другу появляется совершенно ясное имя, и оно застревает в горле, потому что нельзя произносить его вслух. Потому что…

— … мы их боимся, — растерянно шепчет Робеспьер.

— Кого — их, Максимильен? Санкюлотов или же чувств?

— Ты как всегда понимаешь меня, Флорель.

Карие глаза теплеют. Наконец-то! Словно чай, который согреет в самый неуютный зябкий вечер.

Сен-Жюст осторожно кладет ладонь на гладкую щеку друга. Улыбается. Это его-то, Сен-Жюста, стыдят за франтовство! Робеспьер болен, заперт в своей комнате и при этом безупречно выбрит.

И, кажется, разрешает. Его маленькое доброе лицо в ладонях — такая драгоценность. Бледные щеки будто бы покрывает румянец. Сен-Жюст щадит природную застенчивость и здоровье друга. Он бережно целует его в щеку, в висок.

Вздрагивает от весьма нескромного ответного поцелуя в шею. Робеспьер оправдывается:

— Давно хотел.

Они смеются и обнимаются чуть откровеннее, чем следовало бы друзьям. Как без пяти минут любовники.

Правда, через эти пять минут они возвращаются к спору, который не спор вовсе, а беседа. У них как-то получается говорить о делах, не разнимая рук, и Сен-Жюст впервые удивляется недавнему «нельзя».

В самом деле, что именно нельзя?

Да, сердца и судьбы обоих отданы республике, революции. Это сомнению не подлежит. Но разве проиграет их общее дело, если они оба поспят пусть не больше часов, но крепче? Как выспался сегодня он, Сен-Жюст, на подушке Робеспьера. Неужели они потеряют что-то, если будут доверять друг другу еще серьезнее прежнего? Можно ли назвать преступлением против добродетели такое естественное желание — дышать?

— Останешься у меня? Только, боюсь, тебе придётся ночевать сегодня в кресле, — виновато говорит Робеспьер и краснеет.

Собственно, Сен-Жюст чувствует, что и его щеки пылают из-за четкого временного ограничения.

— Я отлично выспался на твоей кровати в кабинете. Пожалуй, сегодня я не буду покушаться на твою кровать и здесь.

Они целуются рука в руку.

— Спокойной ночи, милый Флорель.

— И тебе, Максимильен.

Сен-Жюст помогает своему… да просто своему Робеспьеру поудобнее улечься на подушках. Сам устраивается в привычном кресле. Вдыхает, морщась, действительно душный воздух и напоминает себе, что завтра, если на улице потеплеет, нужно непременно проветрить комнату.

Может быть, преодолевая свою робость перед мощной, непредсказуемой народной стихией, они сумеют преодолеть и разногласия с некоторыми друзьями санкюлотов. Не с Эбером, так с Шометтом. Может быть, вантозские декреты помогут некоторым беднякам обрести счастье. Может быть, однажды Сен-Жюст проспит на час дольше и не проморгает на следующий день опасность. Может быть, Робеспьер, беспредельно доверяя своему другу, не раз, не два и не десять обсудит с ним прериальский закон.

Может быть, они продержатся на один вздох дольше.