– Скажи нам, – тихо попросил он Касию, когда к ним приблизился священник в белом, невысокий, круглолицый, с густой бородой.

– Он… он не думает, что победит, – наконец, произнесла она. – В этой битве.

Услышав это, священник остановился. Он серьезно смотрел на всех троих, явно не удивляясь тому, что человек сидит на полу.

– Он не уверен, что победит, – сказал священник Касии на сарантийском языке, на котором говорила она. – У него есть враги, а человек творит зло и содействует им. Нельзя быть ни в чем уверенным в этой битве. Вот почему мы должны в ней участвовать.

– Известно, кому удалось это сделать? – тихо спросил Криспин.

Священник казался удивленным.

– Их имена? Ремесленников? – Он покачал головой. – Нет. Полагаю, их было много. Они были художниками… и на время святой дух вселился в них.

– Да, конечно, – сказал Криспин и встал. Он колебался. – Сегодня здесь День Мертвых, – пробормотал он, не зная, зачем он это говорит. Варгос поддержал его рукой под локоть, потом сделал шаг назад.

– Это я понимаю, – мягко ответил священник. У него было доброе, лишенное морщин лицо. – Мы окружены языческими ересями. Они наносят вред богу.

– И это все, что ты в них видишь? – спросил Криспин. В его голове звучал голос – молодой женщины, искусственной птички, голос души: «Я твоя, господин, как была твоей всегда, с того времени, как меня привели сюда».

– А что еще я должен в них видеть? – спросил человек в белом, поднимая брови.

«Наверное, это справедливый вопрос», – подумал Криспин. Он поймал встревоженный взгляд Варгоса и не стал продолжать.

– Я должен извиниться за то, в каком виде ты меня застал, – сказал он. – На меня так подействовало это изображение.

Священник улыбнулся.

– Ты не первый. Как я догадываюсь, ты с запада, из Батиары?

Криспин кивнул. Нетрудно было сделать такой вывод. Его выдавал акцент.

– Там у вас бог светловолосый и миловидный, с голубыми глазами, и безмятежный, как летние небеса? – Человек в белых одеждах благодушно улыбался.

– Я знаю, как изображают Джада на западе. – Криспин никогда и никому не позволял читать себе лекции.

– И позволю себе еще одну догадку: ты тоже в некотором роде художник?

Касия казалась изумленной, Варгос насторожился. Криспин холодно посмотрел на священника.

– Верная догадка, – сказал он. – Откуда ты узнал? Священник сложил руки на животе.

– Как я сказал, ты не первый человек с запада, который так среагировал. И часто сильнее всего этот образ действует на тех, кто сам пытается сделать нечто подобное.

Криспин заморгал. Пусть изображение на куполе заставило его почувствовать смирение, но он не мог пропустить мимо ушей замечание насчет «попыток сделать нечто подобное».

– Ты очень проницателен. Работа тут действительно великолепная. После того как я выполню кое-какие поручения императора в Сарантии, я, возможно, соглашусь вернуться и заняться необходимой реставрацией грунта на этом куполе.

Теперь в свою очередь заморгал священник.

– Эту работу делали святые люди, одаренные божественным предвидением, – возмущенно ответил он.

– Не сомневаюсь в этом. Жаль только, что нам неизвестны их имена, чтобы почтить их, это, во-первых, а во-вторых, им не хватало владения техникой, равной их предвидению. Ты ведь знаешь, что смальта начала сползать к правой стороне купола, если стоять лицом к алтарю. Часть плаща бога и левое предплечье, кажется, собираются отделиться от его величественного тела.

Священник неохотно поднял глаза.

– Конечно, вероятно, ты найдешь этому объяснение в какой-нибудь притче или обрядах, – прибавил Криспин. Каким-то странным образом перепалка с этим человеком возвращала ему равновесие. Возможно, подумал он, ему не следовало так поступать, но именно сейчас он в этом нуждался.

– Ты собираешься изменить фигуру бога? – Священник казался искренне испуганным.

Криспин вздохнул.

– Она уже изменилась, добрый клирик. Когда ваши необычайно набожные ремесленники много веков назад создавали эту мозаику, у Джада была одежда и левая рука. – Он указал на нужное место. – А не остатки высохшей грунтовки.

Священник покачал головой. Лицо его покраснело.

– Каким надо быть человеком, чтобы смотреть на эту красоту и говорить о том, что он осмелится приложить к ней собственные руки?

Теперь Криспин уже вернул себе хладнокровие.

– Потомком тех мастеров, которые ее сотворили, прежде всего. Возможно, не осененным их благочестием, но зато лучше понимающим технику мозаики. Я бы добавил, что купол также вот-вот потеряет часть золотого солнца слева. Мне необходимо подняться на леса, чтобы убедиться, но мне кажется, некоторые кусочки смальты уже выкрошились. Если так будет продолжаться, то боюсь, волосы бога скоро начнут выпадать. Ты готов к тому, что Джад обрушится на тебя, но не громовым обвалом, а осколками стекла и камней?

– Что за нечестивая ересь! – воскликнул священник и сделал знак солнечного диска.

Криспин вздохнул.

– Мне жаль, если ты так меня понял. Я не собирался тебя провоцировать. Или не только провоцировать. Грунтовка на куполе сделана старым способом. В один слой и, вероятнее всего, из смеси материалов, которые менее долговечны, как мы теперь знаем. Мы все понимаем, что над нами не святой Джад, а его изображение, сделанное смертными. Мы поклоняемся богу, а не его изображению, насколько я понимаю. – Он помолчал. Этот вопрос был предметом острых разногласий в определенных кругах. Священник открыл рот, словно собирался ответить, но потом снова закрыл его.

Криспин продолжал:

– Возможности смертных ограниченны, и это нам тоже всем известно. Иногда открывают нечто новое. Признать эту истину – не значит критиковать тех, кто создал этот купол. Менее талантливые люди способны сохранить работу великих. С умелыми помощниками я мог бы отреставрировать это изображение, и оно бы сохранилось еще на несколько сотен лет. На это уйдет один сезон. Может быть, немного меньше. Или больше. Но могу утверждать, что без такого вмешательства эти глаза, руки и волосы скоро усеют камни вокруг нас. Мне было бы жаль это видеть. Это выдающаяся работа.

– Ей нет равных в мире!

– Я тоже так думаю.

Священник заколебался. Криспин видел, что Касия и Варгос смотрят на него с изумлением. Ему пришло в голову, и эта мысль позабавила его и придала ему сил, что ни у кого из них нет оснований верить, будто он – мастер в своем деле. У мозаичника мало возможностей продемонстрировать свой талант или мастерство во время пешего путешествия по Саврадии.

В этот момент послышался звон упавшего на пол кусочка смальты. Криспин мог бы счесть это вмешательством свыше. Он подавил улыбку и подошел к нему. Опустился на колени, вгляделся и без труда нашел коричневатый квадратик. Перевернул его обратной стороной вверх. Изнанка была сухой и хрупкой. Она раскрошилась в пыль, когда он провел по ней пальцем. Он поднялся, вернулся к остальным и вручил кусочек мозаики священнику.

– Святое послание? – сухо спросил он. – Или просто кусочек темного камня из… – тут он поднял глаза вверх, – вероятнее всего, опять из одежды, с правой стороны.

Священник открыл рот и закрыл, точно так же, как раньше. «Несомненно, – подумал Криспин, – он сожалеет, что сегодня его очередь бодрствовать в дневное время и принимать посетителей в церкви». Криспин снова взглянул наверх, на суровое величие образа, и пожалел о своем шутливом тоне. Подобные попытки были мучительными, но в них не было ничего личного, и ему следовало быть выше подобной мелочности. Особенно сегодня и здесь.

«Людям, – подумал он, – возможно, особенно такому человеку, как Кай Криспин Варенский, так редко удается вырваться из круга забот и мелких обид, из которых состоит их повседневная жизнь». Конечно, ему следовало сегодня вырваться из этого круга. И другая, неожиданная мысль: а может быть, именно потому, что его так далеко унесло за эти рамки, ему и необходимо было найти дорогу назад таким способом?