***
Стою возле двери квартиры Кеннеди, решая, постучаться или войти. Это не моя квартира, но я чувствую себя там как дома. Хожу туда-сюда пару секунд, прежде чем тянусь к ручке, мой желудок ухает вниз, когда она не поворачивается.
Ну, это решает мою проблему.
Заперто.
Сомневаясь, я стучусь.
Слышатся шаги, затем затихают, пока раздается звук отпирания замков, и дверь распахивается. БАМ. Кеннеди бросается на меня с такой силой, что почти сбивает с ног. Она обнимает и шепчет:
— Ты вернулся.
Смеюсь.
— Прошло шесть часов.
— Ощущалось, как шесть лет, — говорит, затягивая меня внутрь, чтобы закрыть дверь. — Я забыла дать тебе ключ.
— Ключ.
— Да, чтобы в следующий раз ты не стучался, — поясняет. — Если, ты хочешь. Просто подумала...
— Пожалуйста, — говорю. — Буду очень рад.
Она нежно улыбается, направляясь на кухню и вытаскивая ключ из ящика. Протягивает его мне на ладонь, но я перехватываю ее руку и притягиваю Кеннеди к себе.
— Спасибо, — благодарю. — Что позволила мне остаться, несмотря на... ну, знаешь.
— Несмотря на то, что ты побил репортера? — Она клюет меня в губы. — Несмотря на то, что тебя арестовали? — Еще один чмок. — Несмотря на то, что твоя «жена» с таблоидов показалась у меня на пороге и разрушила твой шанс на приватность?
Еще один поцелуй, и я смеюсь в ее губы.
— Можно сказать.
Когда кладу ключ в карман, я слышу, как Мэдисон разговаривает с кем-то в своей комнате.
— Ох, кстати, — начинает Кеннеди. — Твоя сестра здесь.
Замираю в гостиной.
Это последнее, в чем я нуждаюсь.
— Она слышала о видео, — объясняет Кеннеди. — Поэтому пришла увидеться с тобой.
— Зачем? Чтобы накричать на меня и сказать, что мне пора вырасти? Прочитать лекцию об ответственности?
Слышу, как кто-то рядом прочищает горло, и понимаю, что это Меган, когда она говорит:
— Больше чтобы «дать тебе пять», но и для того, что ты перечислил. Ты должен сделать все это.
— Вырасти и стань ответственным?
— Та-да-да-дам.
Качаю головой.
— Я пытаюсь.
Она смотрит на меня так, будто хочет что-то сказать, но прикусывает язык, когда вбегает Мэдисон. Дочка ахает и бежит, врезаясь в меня так же, как и ее мать.
— Папочка, ты здесь!
— Да, — отвечаю, взлохматив ее волосы. — Боже, не припомню, чтобы люди так радовались меня увидеть с моей последней красной дорожки.
— Могу я пойти на красную дорожку? — спрашивает Мэдди.
— Однажды, — отвечаю ей. — Если твоя мама не будет против.
— Мамочка? Могу я?
— Посмотрим, — говорит Кеннеди.
Мэдисон смотрит на меня, улыбаясь.
— Она согласилась!
Улыбаюсь.
— Уверен, она сказала не это, но хорошая попытка.
Мэдисон снова убегает играть, а я сажусь на диван, проводя рукой по волосам.
— Я дам вам время поговорить, — объявляет Кеннеди, прежде чем исчезает в спальне, оставляя меня с сестрой наедине.
— О, точно, — начинаю. — Веселья тюрьмы недостаточно, поэтому вот мне вдобавок семейного времяпровождения.
Меган смеется, пиная меня по голени, чтобы я подвинулся, а затем присаживается на диван.
— Говоря о семье, — объявляет она, вытаскивая свой телефон.
Опускаю голову со вздохом.
— Может, не стоит?
— Отец рассказал мне об этой ситуации, — говорит Меган. — Отправил сообщение этим утром.
— Охренительно.
Меган прочищает горло, понижая голос, когда насмешливо пародирует отца, читая его сообщение.
— Моя дорогая Меган, мне довели до сведения, что твой брат был вовлечен в еще одно препирательство со СМИ. Так как я верный сторонник свободной прессы, защитник первой поправки, кто-то обязательно свяжется со мной для комментария. Думаю, будет справедливо предупредить тебя заранее. Грант Б. Каннингем.
— Уверен, что Джеймс Мэдисон не собирался защищать чье-то право на вербальное оскорбление детей. (прим.перев. Американский государственный деятель, четвёртый президент США, один из ключевых авторов Конституции США и Билля о правах).
— На самом деле, Джеймс Мэдисон даже не верил в первую поправку, — говорит Меган. — Для него было главным привлечь к ответственности политиков.
— Дело говоришь, — отвечаю. — Отправь ему сообщение в ответ, что Джеймс Мэдисон сказал ему засунуть свое мнение в задницу.
— Да, жаль, поздновато для этого, — Меган протягивает мне свой телефон, показывая статью, прежде чем читает ее часть. — Бывший спикер палаты Грант Каннингем выступил с заявлением, в котором он глубоко обеспокоен поведением своего сына. В его заявлении говорится, что свободная пресса важна для свободного общества. Не следует допускать насилия против работников СМИ. В то время как у Джона есть история сильных вспышек агрессии, надеюсь, что этот случай послужит ему вызовом взять себя в руки.
— Такие напыщенные речи. Ему, наверное, плевать, как это влияет на моего ребенка.
Меган продолжает читать:
— Когда его спросили о внучке, которая у него есть по слухам, бывший спикер заявил, что не дает комментариев о своей личной семейной жизни.
— Только если не нужно втоптать меня в грязь.
— Скажу в его защиту, ты очень легкая мишень, — заявляет Меган. Не удивленный, я закатываю глаза, когда она поднимает руки в защитном жесте. — Я шучу.
— Они звонили тебе, чтобы ты высказалась? — спрашиваю.
— Конечно, нет, — она закатывает глаза. — Сомневаюсь, что они и ему звонили. Вероятно, он сам связался с ними, отчаянно желая поучаствовать в шумихе.
— Какая жалость, ты бы могла рассказать им, какой я безответственный мудак.
— Я бы сказала не это, — она сует телефон в задний карман джинсов, когда встает. — Я бы сказала им отстать от тебя, потому что ты стараешься.
Пропавшие голоса и украденное время
Этот блокнот собственность Кеннеди Гарфилд
Когда ты во второй раз оказываешься в офисе Клиффорда Кэлдвелла, он снова дает твоему портфолио тридцать секунд своего внимания, прежде чем закрыть папку.
Он смотрит на тебя. По-настоящему смотрит на тебя.
— Расскажи мне о себе, — просит.
Ты колеблешься.
— Что вы хотите услышать?
— Я не хочу ничего услышать, но мне нужно все знать.
— Все есть в моем портфолио.
Намек на улыбку трогает его губы.
— Не твоя работа. Я не агент. Я менеджер. Моя работа — это ты. Так как насчет того, что ты расскажешь, кто ты, а я расскажу тебе, кем ты станешь?
Ты рассказываешь ему о фундаменте Джонатана Каннингема. Этого не так много за пределом твоей проблемной семьи. Рассказываешь ему о женщине, которая ждет тебя дома, хоть он уже и знает все о ней.
Ты говоришь пару минут, и когда замолкаешь, Клиффорд начинает:
— Итак, теперь давай поговорим о Джонни.
Джонни Каннинг.
Вот кем ты становишься.
Джонни звучит легче, чем Джонатан. Фамилия Каннингем будет вызывать у людей ассоциацию с твоим отцом, поэтому ты опускаешь окончание. Смена имени превращает тебя из богатого парня из семьи политиков в загадочного парня, который кажется знакомым. Ты позволишь им выдвигать предположения, не будешь отвечать на вопросы, но встанешь на путь, который позволит тебе не выходить у них из головы.
Таков план.
Клиффорд обещает, что прославит твое имя в Голливуде. Тебе просто нужно слушать его и делать то, что он скажет.
Контракт составлен еще до того, как ты покидаешь офис. Читаешь его. Тебе стоит иметь адвоката, который может это изучить, но когда шанс сам просится в руки, ты не привык его упускать.
Подписываешь моментально.
Вместо того чтобы пойти к вам в квартиру после этого, направляешься в закусочную, где работает твоя девушка. Она порхает в своей розовой униформе, смеется, шутит и флиртует. Ты стоишь снаружи на тротуаре, наблюдая за ней. Девушка замечает тебя и улыбается.