====== ГЛАВА 9 Ночное нападение ======

Гарри уже не раз пожалел, что пошел на завтрак в Большой Зал, а не попросил Добби принести ему какой–нибудь еды в хижину Хагрида. Пока он шел по коридорам, в него несколько раз запустили навозными бомбами–вонючками, выкрикивая при этом унизительные оскорбления. На стенах появились новые похабные карикатуры и надписи, а ненависть и агрессия студентов была уже неприкрытой, и если бы не зажатая в руке палочка, которую он держал наготове, Поттер не сомневался, что на него непременно бы напали и избили, если не хуже.

Как всегда в это время в Большом Зале было оживленно — звучал гул голосов и смех, студенты получали почту, делились новостями, шутили. Блейз Забини, сидя за столом, просматривал утренний выпуск «Пророка», изучая колонку светской хроники, где сообщались различные скандальные происшествия, случившиеся в высшем магическом обществе. Драко Малфой вальяжно сидел рядом и обнимал своего любовника за плечи, время от времени склоняясь к его уху, и что–то шептал. Юный герцог самодовольно улыбался, продолжая изучать светские сплетни. Этим утром слизеринский староста с какой–то особой нежностью и заботой оказывал знаки внимания своему сокурснику и у многих, кто это видел, создавалось впечатление, что парни даже не пытаются скрывать свои особые, далеко не дружеские отношения, но никто не посмел бросить оскорбительную реплику или насмешку в их адрес, но стоило только Гарри Поттеру появиться в дверях, как все присутствующие в зале разом замолчали и обернулись в его сторону. – Фи, чувствуешь, Драко, как здесь завоняло дерьмом от говёного гриффиндорского пидора? Я же говорил тебе, что не стоит сюда идти, — в наступившей тишине манерно растягивая слова, брезгливо произнес Забини, отрываясь от газеты. Малфой презрительно усмехнулся, продолжая демонстративно, с вызовом обнимать своего любовника. Гарри под сотней ненавидящих взглядов подошел к своему столу, но сидящие там ученики сразу же встали и отсели от него подальше, как будто к ним приблизился больной проказой и они опасались заразиться от него. Поттер оказался в полном одиночестве. Он придвинул тарелку с аппетитно запеченной ветчиной и овощами, и уставился на еду, чтобы ни с кем не встречаться взглядом. На смену тишине пришли смешки и издевательские реплики. Забини взял со стола огрызок яблока и швырнул в сторону гриффиндорца, прицельным ударом попав ему по голове. Слизеринцы одобрительно заулюлюкали, приветствуя меткость итальянца, и, последовав его примеру, многие студенты начали швырять в Гарри свои объедки и огрызки, как когда–то давно поступала толпа с человеком, прикованным к позорному столбу. МакГонагалл, резко встав из–за стола, решительно положила этому конец, отняв по пять баллов у всех факультетов и сняв двадцать со Слизерина за выходку Забини, послужившую поводом к всеобщему безобразию. Горький комок встал у Гарри в горле. Парень увидел, как слеза капнула в тарелку с едой, к которой он так и не притронулся. Гриффиндорец резко встал из–за стола, чтобы покинуть Большой Зал, но случайно встретившись взглядом со слизеринским старостой, невольно вздрогнул и тут же отвернулся, чтобы «хорек» не успел заметить его слезы. Проходящий мимо студент из Равенкло, Роджер Дэвис, взял стакан с тыквенным соком и со словами «говеный пидор» смачно плюнул туда, а затем плеснул сок в Поттера. В Большом Зале снова повисла тишина, все замерли и повернули головы в сторону гриффиндорского стола, а кое–кто покосился на преподавателей. МакГонагалл побледнела и сжала губы так, что они превратились в одну тонкую линию. Слизеринцы, прекратив весело улюлюкать, с заинтересованностью следили за развитием событий. Забини хищно улыбался, Малфой, прищурив глаза, сосредоточенно наблюдал за происходящим. Поттер опустил взгляд, рассматривая свою белую рубашку в желтых пятнах тыквенного сока, а затем, резко размахнувшись, врезал кулаком Дэвису в лицо так, что парень отлетел в сторону и, потеряв равновесие, упал на пол. Гарри выхватил палочку и, направив ее на лежащего окровавленного студента, со злостью закричал:  — Круц…  — Экспеллиармус! — воскликнул декан Слизерина, резко выпуская в гриффиндорца обезоруживающее заклятие. Палочка Гарри отлетела в сторону. — Никаких непростительных заклятий, Поттер! — крикнул Снейп, глядя бездонно–черными глазами на Гарри. — Вы же не хотите попасть в Азкабан?  — Ему там самое место, — послышался мягкий голос с легким акцентом.  — Лучше в Азкабан, чем здесь! — крикнул Поттер, и, подняв с пола палочку, выбежал из Большого Зала. Он несся, не разбирая дороги, на кого–то налетал, грубо отталкивал, спотыкался, и снова бежал. Отчаяние душило его, постоянная травля и издевательства довели до того, что он не задумываясь, чуть не применил непростительное проклятие, из–за которого мог угодить в магическую тюрьму. Но Гарри было уже все равно, Хогвартс превратился для него в ад. Резко свернув в один из коридоров, он чуть не столкнулся с группой девушек, одетых в мантии с гриффиндорскими гербами. Те взвизгнули и метнулись в сторону, лишь одна осталась стоять, с вызовом глядя ему в лицо.  — Джинни! — пораженно произнес Поттер, не веря, что видит перед собой свою возлюбленную. Он не встречался с любимой девушкой с того дня, когда она приходила к нему в больничное крыло после матча, а он грубо высказался по поводу того, что она заняла его место в команде и должность капитана. Тогда девушка в слезах выбежала из палаты, и у него не было возможности извиниться перед ней, хотя он уже не раз проклинал себя за грубость. Сейчас же она стояла перед ним и смотрела с вызовом, слегка вздернув подбородок.  — Джинни, — повторил Гарри, с замиранием сердца вглядываясь в дорогие черты, — мы не виделись так долго… Я… э–э–э… Я хотел извиниться, — неуверенно произнес парень.  — Дай пройти, Поттер, — потребовала девушка.  — Выслушай меня! — схватив ее за руку, а затем прижав к стене, сбивчиво заговорил Гарри. — Я ни в чем не виноват — ни в проигрыше команды, ни в том, в чем меня обвиняют все. Никто мне не верит, но я знаю, что только ты одна не усомнилась в моей невиновности. Ведь правда, Джинни? Я сделал это ради тебя, потому что люблю тебя, — произнес Гарри, с отчаянной надеждой глядя девушке в глаза.  — Ты любишь меня? — пораженно переспросила Джинни. — Но… ты никогда не говорил…  — Я не мог… я не знал, как тебе сказать об этом… я боялся… боялся, что ты меня пошлешь, потому что ты встречалась с другими парнями. Я думал, что не нравлюсь тебе, потому что ты такая красивая и популярная, а я… я придурочный очкарик, совсем не привлекательный и всегда краснею как последний идиот. Разве я мог понравиться такой девушке, как ты? Но я очень тебя люблю! — сбивчиво, торопливо, с отчаянием говорил Гарри, сжимая руку возлюбленной.  — Какой же ты придурок! — пораженно произнесла Джинни. — Почему ты молчал об этом?! Почему? — девушка размахнулась и отвесила парню звонкую пощечину. — Я влюбилась в тебя с первого взгляда, там, на перроне, когда увидела красивого мальчика в очках с нагруженной доверху тележкой, который не знал, как пройти на платформу 9¾. Все эти годы я тайно любила тебя, но ты не замечал меня! Да и зачем я тебе была нужна, бедная рыжая некрасивая Джинни Уизли, когда ты мог выбрать себе любую красавицу! И ты выбирал — то Парвати Патил в пару для Святочного бала, то Чжоу Чанг, а мне приходилось оставаться в тени и встречаться с другими парнями. Гермиона сказала, что возможно на это ты обратишь внимание, и ревность поможет разжечь в тебе любовь. Но тебе было все равно, с кем я встречаюсь! Ты, Гарри Поттер, Золотой Мальчик, Избранный, самый популярный парень в школе, ты продолжал спасать мир, а дурнушка Джинни Уизли тебя не интересовала.  — Джинни, ты любишь меня? — пораженно произнес Гарри, чувствуя, как бешено забилось сердце. – Нет, не люблю! — отчеканила девушка. — Теперь ты мне отвратителен! Ты грязный извращенец, ничтожная тварь. Ты разбил мое сердце, Поттер, и я больше никогда никого не полюблю, и не прощу тебе этого предательства. Мне ты предпочел Малфоя! Парень, которого я полюбила с первого взгляда, оказался педиком, слизеринской подстилкой, и я ненавижу тебя за это, презираю и проклинаю! Гарри пораженно отступил на шаг и оперся рукой об стену, боясь, что может упасть, потому что ноги задрожали, перед глазами все поплыло, а в сознании эхом отдавались жестокие слова возлюбленной: «Ненавижу… Презираю… Проклинаю… Не прощу…»  — Джинни, пожалуйста, не прогоняй меня, — прошептал Гарри. — Я ни в чем не виноват. Я так сильно тебя люблю, что готов отдать не только свою честь, но и жизнь.  — У тебя нет чести, Поттер, а твоя жизнь мне не нужна. Жизнь грязного педика слишком ничтожна и презренна, — ответила девушка, и, оттолкнув Гарри, прошла мимо него, а парень, привалившись спиной к холодной стене, неподвижным взглядом смотрел вслед той, из–за которой так бездумно сломал свою жизнь, принеся себя в жертву обстоятельствам, и которой эта жертва была не нужна. Сердце бешено билось в груди, и Гарри чувствовал, что попал в большую беду и больше неоткуда ждать помощи и понимания. Поттер не помнил, как дошел до хижины Хагрида. Великан ужаснулся, увидев отрешенного и безразличного к внешнему миру гриффиндорца. Приобняв парня за плечи, лесничий завел его в дом, усадил за стол, сунул ему в руку кружку горячего чая, отломил кусок хлеба. Гарри отреагировал только тогда, когда чай обжег ему пальцы. Он с изумлением уставился сначала на кружку, потом на лесника, не понимая, как здесь оказался. – Ешь, сынок, — Хагрид пододвинул к нему поближе хлеб, Поттер покорно взял ломоть в руку и уставился пустым взглядом на поверхность стола. – Ну, ну, Гарри, — лесничий тряхнул его за плечо, парень медленно сфокусировал взгляд и великан поразился, сколько горя смогли вобрать в себя эти мальчишеские глаза, а в следующий миг губы Гарри задрожали, он опустил голову и горько зарыдал. Хагрид знал, что прерывать его сейчас нельзя, мальчишке нужно было выплакаться, и великан терпеливо ждал, когда гриффиндорец хоть немного отойдет, а тот по–детски всхлипывал еще полчаса между жадными глотками сладкого чая.  — Еще хочешь? — великан кивнул на кружку, Гарри чуть слышно, одними губами, ответил: – Да. Он пил, а лесничий молча глядел на него, время от времени проводя огромной ладонью по непослушным черным волосам гриффиндорца. В кабинете директора собрались все преподаватели Хогвартса. Дамблдор обвел присутствующих долгим, пристальным взглядом и, поднимаясь с кресла, произнес:  — Коллеги, вы знаете, что в стенах этой школы произошел небывалый за тысячелетнюю историю Хогвартса случай. Я попросил вас прийти сюда, ибо всем нам придется принять непростое решение и сделать выбор. Завтра мы соберемся в Большом Зале, чтобы разбирать поведение нашего студента, Гарри Поттера, мальчика, которого вы все хорошо знаете, который вырос на наших глазах. Кроме преподавателей на дисциплинарной комиссии будут присутствовать члены Родительского Совета. Так же в полном составе приедут попечители, возглавляемые Люциусом Малфоем, из Министерства Магии прибудут инспектора Департамента Образования под руководством небезызвестной Долорес Амбридж. Нам придется разобраться в том, что же произошло на самом деле, является ли Гарри инициатором случившегося безобразия, или кроме него есть и другие виновные. Многие из вас, хорошо знающие Гарри с детства, не могут поверить в то, что он способен на подобное, и кое–кто из вас, коллеги, придерживается мнения, что мальчик был подвергнут сексуальному насилию, — Дамблдор посмотрел в сторону Северуса Снейпа. — Но все же большинство из вас уверены, что зачинщиком был именно он, ибо, воспитываясь среди магглов, мог перенять от них легкие нравы, которые легли в основу такого развратного поведения. Завтра нам придется определиться и сделать выводы — если мальчик был подвергнут насилию, мы должны установить всех причастных к этому и сурово наказать их, а если Гарри все же виноват сам, то за безнравственное поведение, недостойное студента Хогвартса, он будет исключен из школы. После того, как закончится разбирательство, всем нам предстоит проголосовать за то, чтобы оставить его в школе или отчислить. Голосовать будут и члены двух Советов — Попечительского и Родительского, а так же инспектора из Департамента Образования, и я уверен, что большинством голосов Гарри будет исключен. Некоторые преподаватели громко зашептались, но Дамблдор поднял руку, призывая к тишине, и продолжил:  — Коллеги, как бы мне тяжело ни было, но я сам проголосую за отчисление, хотя я верю, что мальчик не виновен, а стал жертвой обстоятельств. Но лучше для самого Гарри и для всех будет, если он покинет школу. Все факты говорят против него, и в какой–то момент, применив легилименцию, я сумел увидеть его отрывочные воспоминания — у меня самого возникли сомнения в его невиновности. То, что я имел возможность наблюдать, слегка шокировало меня. Мальчик действительно имел сексуальный контакт с другим юношей в присутствии многих свидетелей и, судя по его реакции, он получал от происходящего удовлетворение, и ни о каком насилии не могло быть и речи. Но я слишком хорошо знаю Гарри Поттера, чтобы так легко поверить в то, что он может быть настолько развращенным. Я уверен, что это случилось с ним впервые, мальчик был смущен и напуган теми чувствами и эмоциями, которые испытал во время своего первого полового акта, и не смог себя контролировать. Более того, думаю, что здесь имело место быть применение запрещенных стимулирующих веществ, хотя ничего обнаружить и доказать ни мне, ни профессорам Снейпу и Слизнорту не удалось. Все обстоятельства говорят не в пользу Гарри, он сам своим рассказом только усугубляет свое положение, а его близкие друзья Рональд Уизли и Гермиона Грейнджер полностью подтвердили некоторые факты, которые тоже свидетельствуют против него… Коллеги, когда завтра вы будете принимать решение, я хотел бы, чтобы вы руководствовались не эмоциями и чувствами, голосовали не сердцем и душой, а трезвым умом, и осознали те последствия, какие могут произойти в случае вашего необдуманного выбора. Вы должны понимать, какие неотвратимые события в магическом мире повлечет за собой подтверждение факта изнасилования Гарри Поттера в стенах школы. Вы все знаете, как суров наш закон к виновным в данном преступлении. Те из студентов, чью вину удастся доказать, не только будут исключены из школы, кое–кого могут осудить и отправить в Азкабан. Поцелуй дементора, как высшая мера за подобное преступление, к ним применен не будет, ибо многие из принявших участие в этом безобразии — несовершеннолетние, но все мальчики получат сроки заключения. Конечно же, судьбы и жизни этих молодых людей будут сломаны и загублены. Более того, после обнародования этой истории школа будет закрыта, потому что ни один волшебник или ведьма не захочет отправлять своего ребенка в место, где ему могут причинить вред. Сотни студентов будут лишены возможности получить магическое образование у себя на родине, так как не каждый в состоянии продолжить дорогостоящее обучение за границей. Дети лишатся школы, преподаватели — работы, кроме того, сенсационные новости об изнасиловании Гарри Поттера немедленно облетят все газеты, это шокирующее известие потрясет весь магический мир. Сотни волшебников, которые любят Гарри и верят в его исключительное предназначение, будут возмущены подобным надругательством над Избранным, и многие захотят отомстить его обидчикам, в результате пострадают семьи студентов, которых признают виновными. Боюсь, что возмущенные толпы народа могут устроить самосуд, и тогда прольется много невинной крови. Магическое общество окажется на грани гражданской войны, и этой ситуацией не замедлит воспользоваться Сами–Знаете–Кто, чтобы захватить власть в стране. Хаос и насилие захлестнут магическую Британию, что приведет к многочисленным жертвам. И все это может произойти, если завтра будет подтвержден факт изнасилования Гарри Поттера, который, впрочем, сам отрицает применение к нему силы. Мальчик напуган и растерян, он в смятении, и это вполне естественно, если учитывать, что его вступление во взрослую жизнь произошло не совсем традиционно. Вы все знаете мое отношение к Гарри, которому самой судьбой суждено совершить великое деяние во благо светлых сил, но я должен думать о последствиях и о жизнях сотен ни в чем не повинных магов, которые могут стать жертвами в начавшемся хаосе, ибо он непременно захлестнет наше общество… Учитывая все страшные и трагические последствия, которые могут иметь место в случае подтверждения факта насилия, я вынужден буду завтра голосовать за отчисление Гарри из Хогвартса, — Дамблдор замолчал и обвел всех присутствующих взглядом. Преподаватели сидели молча, сосредоточенно слушая каждое слово великого волшебника, а директор, сделав паузу, продолжил:  — Я уверяю вас, что сумею добиться для мальчика оправдательного вердикта в случае, если дело дойдет до судебного разбирательства. Также я хотел бы обратить ваше особое внимание на то, что в исключении из школы лично для Гарри не будет ничего страшного. Я намерен увезти его в дом, доставшийся ему по завещанию от Сириуса Блэка. Это хороший большой дом и Гарри там будет удобно. Он продолжит свое образование заочно, и я, уважаемые коллеги, хотел бы некоторым из вас предложить дополнительную работу в качестве надомных репетиторов за весьма хорошее вознаграждение. Мальчик, находясь в доме крестного, будет под постоянной защитой и охраной верных мне людей. Я намерен обеспечить его всем самым лучшим, чего он и заслуживает, и чего был лишен в детстве. Более того, я гарантирую, что сумею добиться того, чтобы через год Гарри наравне со всеми выпускниками Хогвартса получил диплом установленного образца, свидетельствующий, что он прошел полный курс обучения в школе магии и волшебства Хогвартс. Также я намерен дать ему рекомендации и ходатайствовать, чтобы он был принят на первый курс в Академию Авроров. Как видите, коллеги, исключение из школы никак не повлияет на его дальнейшую карьеру, я приложу все усилия, чтобы смягчить последствия этого ужасного инцидента. Кроме того, оставлять его в Хогвартсе было бы просто негуманно. То, что сейчас происходит в школе, не могу остановить даже я. Студенты настроены по отношению к Гарри крайне враждебно, он подвергается нападкам и оскорблениям, и страдает от этого. Я не могу оградить его и защитить, не могу приказать другим детям оставить его в покое. Я считаю, что в сложившейся ситуации его отчисление будет лучшим вариантом для всех, и в первую очередь для самого Гарри. Поэтому, коллеги, я прошу вас на завтрашнем заседании все взвесить и тщательно продумать, руководствуясь тем, чтобы любое ваше деяние было во благо большинства. Дамблдор замолчал, а затем устало сел в кресло. Преподаватели Хогвартса молчали, каждый глубоко задумался над словами мудрого волшебника. Чтобы не чувствовать себя обузой и дармоедом в доме Хагрида, Гарри предложил свою помощь по хозяйству. Великан был растроган до слез, долго отказывался, но гриффиндорец был настойчив — он хотел заняться хоть каким–нибудь делом, чтобы отвлечься от тягостных мыслей. В итоге Хагрид сдался и поручил своему постояльцу легкое и необременительное занятие — навести порядок в загоне гиппогрифа. В какой–то момент Поттер пожалел, что был таким настойчивым, но делать обратный ход было уже поздно, и после того как Хагрид отправился к первокурсникам на урок по «Уходу за магическими животными», Гарри, взяв палочку, пошел к загону Клювокрыла. После традиционного приветствия парень перемахнул через изгородь и осмотрелся. Великан уже несколько дней не наводил порядок в вольере, и здесь предстояло серьезно потрудиться — надо было очистить загон от испражнений гиппогрифа и по договоренности с профессором Стебль доставить навоз ей в теплицы, где она использовала его в качестве ценного удобрения. Поттер вынул палочку из заднего кармана джинсов, взмахнул ею и мысленно произнес: «Левио», но, против его ожидания, ничего не произошло. Парень еще раз взмахнул и, предельно сконцентрировавшись, повторил свою попытку. Из уроков по Чарам он помнил, что именно с помощью этого заклинания опытный маг может заставить подняться в воздух любой предмет, а затем, одним лишь усилием мысли направить его туда, куда нужно. То ли Гарри чего–то путал, то ли был еще не достаточно опытным магом, то ли дерьмо гиппогрифа не было предметом, но в воздух оно так и не поднялось, и после нескольких провальных попыток Поттер вздохнул, спрятал палочку обратно в карман и пошел к хижине за ведром и лопатой — предстоял тяжелый физический труд без магии. Однако парень даже был рад этому — ничего так хорошо не отвлекало от тягостных размышлений, как изнуряющая физическая работа. Гарри надеялся, что, намахавшись лопатой, этой ночью он уснет быстро и проспит без всяких кошмаров, которые в последнее время постоянно мучили его. Закатав джинсы до колен, парень принялся за работу. Когда первое ведро было наполнено до краев дерьмом гиппогрифа, Поттер перелез через изгородь и направился с ним к тележке, понимая, что самое трудное заключается в том, чтобы поднять ее на холм и оттащить к дальним теплицам. Осторожно неся ведро, чтобы из него не расплескалось, гриффиндорец вдруг остановился взглядом на большом деревянном ящике, в котором жил новый питомец Хагрида троглодит Зубастик. Гарри подошел поближе и заглянул внутрь. Лысое прожорливое существо уже успело прикончить все съестные запасы, даже подстеленную на пол солому, и сейчас, издавая какие–то булькающие звуки, злобно клацало зубами и таращило глаза.  — Здорово, Зубастик, — произнес Поттер. — А я тебе вкусняшку принес, — добавил он и, оглядевшись по сторонам, убедился, что Хагрида поблизости нет, а затем опорожнил содержимое ведра в ящик троглодита. Существо, и так не отличающееся внешней привлекательностью, а теперь облитое говном, стало выглядеть еще отвратительнее. Троглодит принюхался, довольно заурчал, а потом принялся поедать продукты жизнедеятельности гиппогрифа, которые на него щедро вылил Гарри. Проблема утилизации навоза была успешно решена. Работа пошла полным ходом — вместо того, чтобы надрываться и тащить в гору тележку, полную дерьма, а затем волочить ее до дальних теплиц, Поттер, шустро работая лопатой, наполнял ведро и опорожнял его в ящик троглодита, который урчал от удовольствия, пожирая очередную порцию говна.  — Давай красава, лопай вкусняшку, — опустошая очередное ведро, произнес Гарри и вдруг в этот момент увидел Гермиону, спускающуюся с холма. У него перехватило дыхание — девушка все–таки нашла время и пришла к нему, чтобы наконец–то выслушать. Поттер отбросил грязное, вонючее ведро подальше, поспешно вытащил палочку, взмахнул ей, быстро сотворив простенькое очищающее заклинание, приводя себя в порядок, и побежал навстречу.  — Ты все–таки пришла! — выпалил он и, схватив девушку за плечи, крепко прижал к себе, но вдруг смутился, отпустил подругу и, виновато улыбнувшись, добавил: — Прости, но я так рад тебя видеть.  — Гарри, послушай, — начала староста Гриффиндора, но парень перебил ее:  — Герми, ты должна меня выслушать. Мне так много надо тебе рассказать. Я объясню все и ты поймешь, что я ни в чем не виноват. Меня никто не хочет слушать! Все было подстроено с самого начала…  — Гарри!  — Это условие пари… мы думали, что они хотят пригласить меня на вечеринку, но на самом деле они замышляли совсем другое. Понимаешь, они изначально это задумали, я убежден, что «змеёныши» были уверены в своей победе, поэтому так легко пошли на эту сделку и втянули меня в это дерьмо. Если бы не Рон… — сбивчиво говорил парень, боясь, что Гермиона передумает, развернется и уйдет, а ему необходимо было высказаться, объяснить, доказать, просто выговориться.  — Гарри, послушай меня! — повышая голос, произнесла Грейнджер. — На завтра назначили дисциплинарное слушание. Я принесла официальное уведомление об этом, МакГонагалл просила меня передать его тебе. Гермиона протянула большой пергаментный свиток, и Поттер вдруг почувствовал, как сердце будто подскочило куда-то вверх и бешено забилось поблизости от кадыка.  — Дисциплинарное слушание? — пораженно переспросил он. — Так скоро? Но ведь завтра суббота… – Да, они специально назначили заседание комиссии на выходной день, чтобы могли присутствовать все преподаватели, не отменяя уроков, а ученикам объявили, что завтрак подадут в гостиные, потому что разбирательство будет проходить в Большом Зале. Поттер медленно развернул пергамент и прочитал: «Уважаемый Гарри Джеймс Поттер! Извещаем Вас, что дисциплинарное слушание по факту грубейшего нарушения школьной дисциплины и аморального поведения, не соответствующего званию студента школы чародейства и волшебства Хогвартс, состоится 18 апреля сего года. Заседание будет проводиться в Вашем присутствии. Просим Вас явиться в Большой Зал Хогвартса в 8 утра. С пожеланиями доброго здоровья, искренне Ваша, Оливия Олифэнт Начальник Департамента магического образования» Поттер перечитал письмо трижды. В груди словно все окаменело и заледенело.  — Завтра… — тихо произнес он, не отрывая застывшего взгляда от пергамента. — Завтра они исключат меня из Хогвартса. Гермиона смотрела на своего друга, с трудом сдерживая слезы, а затем вдруг бросилась ему на шею, крепко обняла и прошептала:  — Гарри, дурак, что же ты наделал… Ну как же ты мог? Парень обнял девушку, осторожно погладил ее по волосам. Он чувствовал ее слезы на своей щеке. К горлу подступил горький комок.  — Гермиона, я не мог по–другому… Они не оставили мне выбора… Веришь?  — Верю, — произнесла девушка, и вдруг совсем близко от них раздался резкий, злой голос:  — А ну отойди от него, Герми, — Рон быстро спускался с холма, ведущего к хижине. Гарри слегка отстранил от себя подругу, не отрывая взгляда от кипящего ненавистью рыжего гриффиндорца, который уже сжимал в кулаке палочку. – Рон, ты что, следил за мной? — спросила Грейнджер, быстро стирая ладонью слезы со щеки.  — Отойди от него, — процедил Рон. — А ты не смей лапать своими грязными руками мою девушку, Поттер. – Рон, не смей так говорить! — запальчиво крикнула Гермиона. — Гарри наш друг, и не смей так вести себя по отношению к нему! – Иди, Герми, все нормально, — произнес Поттер, сам отходя в сторону и вынимая палочку из заднего кармана джинсов. Рон Уизли держал в руке свою палочку, направляя ее на бывшего друга, и готовый в любой момент нанести удар.  — Я не хочу с тобой драться, Рон, — тихо проговорил Гарри.  — А я хочу, Поттер. Чертовски хочу врезать тебе, ёбаному пидору и ублюдку, которого я считал своим другом, и который предал нашу дружбу, когда лег под «хорька», как грязная блядь из Лютного переулка. Нет, ты даже хуже бляди, потому что ты — педик, гребаный извращенец. Ненавижу тебя, Поттер! Ты был мне как брат, а стал ничтожной, грязной мразью!  — Я это сделал ради твоей сестры, идиот, потому что люблю ее! — с отчаянием крикнул Гарри.  — Не смей говорить про мою сестру! — заорал Рон, теряя последний контроль над собой. — Ступефай! — громко выкрикнул Уизли сногсшибательное заклятие, и Гарри мощной магической волной отбросило в сторону. Он упал на землю, быстро перекатился, чтобы не попасть под следующий удар, и в качестве ответного выпада применил заклятие «Арахнис», посылая в бывшего друга полчище здоровых мохнатых пауков. Уизли заорал благим матом, упав на землю, и принялся кататься и брыкать ногами, а руками пытался защититься от кошмарных насекомых, к которым еще с детства испытывал дикий ужас. Поттер поднялся с земли и снова направил палочку на Рона, готовый в любой момент нанести еще один удар. – Нет, Гарри, прекрати! — закричала Гермиона и, взмахнув своей палочкой, добавила: — Фините Инкантатем! — прекращая действие страшного заклятия. Пауки вмиг исчезли, растворившись в воздухе с громким хлопком, оставив после себя лишь сероватый легкий дымок. Рон тяжело поднялся с земли, красный от злости, задыхаясь от пережитого ужаса, и с ненавистью прошипел:  — Подлая сволочь! — и в следующий миг, позабыв о том, что они оба наделены магическими способностями, парни бросились друг на друга, сбивая с ног, и принялись наносить один другому яростные удары, стараясь причинить максимальную боль. Они катались по земле и рычали как звери. Им плевать было на магию, в этот момент каждому хотелось просто врезать своему врагу так, чтобы услышать звук ломающихся костей, чтобы ощутить на своем лице брызги его горячей крови, чтобы насладиться криком боли поверженного противника. Гарри вломил Рону в переносицу с глухим смачным звуком. Уизли захрипел, захлебываясь кровью, но, вцепившись в горло своего врага, свободной рукой без устали молотил его по ребрам.  — Что вы делаете, остановитесь! — кричала Гермиона. — Прекратите, вы поубиваете друг друга! Но парни, озверевшие и обезумевшие от ненависти, избивали друг друга, не обращая внимания на кричащую девушку.  — Тупой ублюдок! Упрямый осел! — прохрипел Гарри, нанося Рону мощный удар в челюсть. — Я спасал честь твоей сестры! Харкая кровью и сплевывая выбитый зуб, Уизли врезал Поттеру под дых так, что у того от боли потемнело в глазах, и он захрипел.  — Ёбаный грязный педик, — с кровавой пеной на губах, произнес рыжий, снова засадив Гарри по ребрам. — Слизеринская блядь!  — Тупое хуйло!  — А ну прекратить немедленно, так вас раз-этак! — раздался могучий раскат баса Хагрида, за которым последовал заливистый лай Клыка. Великан бежал от опушки леса, потрясая в воздухе могучим кулаком.  — Эволютио Голпэ! — закричала Гермиона, направляя палочку на Гарри, который в этот момент находился сверху поверженного противника и готов был нанести еще один мощный сокрушительный удар в окровавленное лицо бывшего друга. Поттера подбросило в воздух и отшвырнуло в сторону, а через миг Рон Уизли был отброшен в противоположном направлении. Грейнджер, встав между ними и держа палочку наготове, отчетливо и громко произнесла:  — Если вы немедленно не прекратите, я парализую вас обоих. Поняли меня, идиоты?  — Вы что удумали, паршивцы! — грозно закричал Хагрид, наконец–то добежав до места кровавого побоища. — Да я вам ухи поотрываю, засранцы этакие! Он схватил за шиворот куртки лежащего на земле Гарри, и, хорошенько встряхнув, поднял на ноги. Держась за ушибленные ребра, морщась и шипя от боли, Поттер со злостью смотрел, как Гермиона помогала подняться с земли Рону, а рыжий утирал рукавом разбитое в кровь лицо.  — Ты пожалеешь об этом, ебаный членосос, — тяжело дыша, с угрозой произнес Уизли.  — Проваливай отсюда или убью нахуй, — процедил Гарри. – Рон, пошли, — отчеканила Гермиона, дернув приятеля за руку, и тот, с презрением сплюнув кровью в сторону Поттера, которого удерживал Хагрид, развернулся и медленно пошел прочь от хижины, слегка опираясь на плечо своей девушки. И только когда они полностью скрылись из видимости за холмом, Хагрид наконец–то отпустил гриффиндорца. Поттер опустился на колени и стал шарить руками по земле в поисках очков, которые упали где–то недалеко от него, когда Гермиона применила заклятие широкого удара. Хагрид поднял их с земли и протянул своему постояльцу. Гарри ругнулся, обнаружив треснувшие стекла, нацепил очки на нос, взял письмо, которое принесла ему девушка, и, держась рукой за ушибленный бок, морщась от боли, медленно побрел в сторону хижины.  — Энто что ж такое вы удумали, негодные? — незлобно бурчал лесничий. — Чуть не пришибли друг друга. Разве ж это дело? А что директор скажет, когда узнает про ваш мордобой?  — Меня завтра из школы исключат, Хагрид, — ответил Поттер и скривился от боли — лицо стало опухать, ребра ныли, один зуб шатался и грозил в любой момент вывалиться, но утешало только то, что Рон в данный момент чувствует себя не лучше, у него наверняка сломана челюсть и выбито несколько зубов.  — На вот, возьми, приложи к больному месту, шибко помогает и опухоль снимает, — заботливо произнес Хагрид, хлопнув на стол перед Гарри большой кусок сырого мяса из погреба. – Нет, спасибо, — поморщившись, отказался парень, брезгливо взглянув на мясо.  — А может тебя к Поппи проводить, она в раз подлечит, — великан предложил другой вариант. – Нет, — покачал головой гриффиндорец. После того, как школьная медсестра подвергла его унизительному осмотру после изнасилования, Гарри ни за что в жизни не пошел бы добровольно в больничное крыло. — Я лучше сам попробую, — добавил он, рассматривая припухшее лицо с ссадинами и синяками в небольшое треснутое зеркальце, которое дал ему Хагрид, порывшись в своем сундуке. Зеркальце бережно хранилось там с того времени, как мадам Максим вместе со своими подопечными покинула Хогвартс два года назад.  — Асклепио, — сконцентрировавшись и взмахнув палочкой, произнес Поттер самое простое и распространенное колдомедицинское заклинание, применяемое для лечения незначительных повреждений, синяков и ссадин. Когда–то Гермиона научила его этому заклятию, и сейчас он, почувствовав, как боль стала утихать, а кровоподтек на щеке начал бледнеть, был благодарен подруге за это. Гарри несколько раз применял исцеляющее заклинание и, хотя в колдомедицине никогда не был силен, почувствовал себя значительно лучше. Ссадины и синяки на лице прошли, опухоль спала, зуб хоть и продолжал шататься, но с этим можно было мириться, да и боль в ребрах значительно утихла. Хагрид еще долго недовольно бурчал по поводу безобразия, которое они устроили с Роном, но Гарри так глубоко погрузился в свои размышления, что уже не слышал, как великан беззлобно читает ему мораль и бранит. Он знал, что из Министерства приедет комиссия, которая будет во всем разбираться, Дамблдор сообщил ему об этом, и Уизли подтвердил, рассказав о письме отца. Сначала Поттер еще надеялся на то, что, возможно, ему удастся оправдаться, рассказав все как было, и его признают невиновным, как год назад, когда его так же незаслуженно обвинили в незаконном применении магии в присутствии магглов. Но тогда его защищал сам Дамблдор, а сейчас директор придерживался мнения большинства, и рассчитывать на его помощь и поддержку не приходилось. А когда Гарри узнал, что во главе инспекторов из Департамента Образования стоит Долорес Амбридж, понял, что надеяться больше не на что. Мерзкая жаба на этот раз отыграется за все, наверняка она едет в Хогвартс с одной единственной целью — вышвырнуть его из школы, которая стала для него родным домом. Да и Люциус Малфой, возглавляющий Попечительский Совет, не пожалеет никаких денег, чтобы замять эту историю и избавиться от него, лишь бы отмазать своего сыночка–насильника. Поттер понимал, что все обстоятельства складываются против него, он пытался что–то объяснить Дамблдору и Гермионе, но даже такие близкие люди усомнились в нем, что же говорить о тех волшебниках и ведьмах из Родительского Совета, которые завтра будут присутствовать на заседании. Малфой наверняка уже всех подкупил, и они проголосуют за его отчисление, и Амбридж, наделенная властью, легко сумеет добиться своего. И если его только исключат из школы, можно считать, что ему крупно повезло, в противном случае могут запрятать в клинику Святого Мунго на принудительное лечение в психиатрическое отделение. Гарри так глубоко погрузился в свои раздумья, что не сразу услышал, как Хагрид ему что–то говорит, и только когда великан начал легонько трясти гриффиндорца за плечо, он, возвращаясь в реальный мир из своих мрачных размышлений, обнаружил, что за окном уже стемнело, а лесничий, надев кротовый пиджак и повесив на плечо тяжелый арбалет, стоит рядом с ним, в одной руке держа фонарь. – А? — спросил Поттер, уставившись на великана.  — Дык… я об чем говорю, Гарри, отлучусь я ненадолго. Арагог совсем захворал, боюсь, не ровен час того… околеет, — великан громко шмыгнул носом. — Проведать его пойду. Хочешь со мной?  — Нет… — покачал головой гриффиндорец. — У меня завтра слушание в восемь утра. Я, пожалуй, спать лягу.  — Вот и хорошо, сынок, вот и правильно. Главное — хорошенько выспаться. И не бери в голову всякое, не посмеют они того… из школы тебя, Альбус Дамблдор не допустит. Вот увидишь, ты главное не волнуйся.  — Я не волнуюсь, — безразлично ответил Поттер.  — Ну и молодец, — добродушно улыбнулся Хагрид. — Так значится, я пошел, и Клыка с собой возьму, а ты тут чайку попей и спать ложись, утро оно вечера мудренее. – Угу, — провожая до двери великана, мрачно отозвался парень. Как только дверь за Хагридом закрылась, Гарри вернулся к дивану и, не раздеваясь, лег, уставившись пустым взглядом в потолок. Последние дни стали для него настоящим кошмаром — ни один год его не травили так открыто и жестоко. И если коварство слизеринцев было предсказуемо, а равенкловцы и хаффлпаффцы, как всегда, следовали законам толпы, то предательство своих друзей и изгнание из Гриффиндора оставило в сердце глубокую, незаживающую и постоянно кровоточащую рану. А поведение Рона, единственного близкого друга, с которым они вместе выросли, доводило Гарри до крайнего отчаяния. Он думал, что после драки, когда они оба выпустят пар, им станет легче, но все только осложнилось. Гарри видел в глазах Рона неприкрытую жгучую ненависть, да и сам в тот момент пригрозил Уизли, что убьет его, если тот не уберется. И если бы не Гермиона и вовремя подоспевший Хагрид, они бы точно покалечили друг друга и угодили в больничное крыло. Гарри понял, что Рон ведет себя как последняя скотина, потому что считает его предателем, который своим поступком растоптал их многолетнюю дружбу, и за это Уизли, обиженный и злющий, как черт, сейчас старается причинить бывшему другу как можно больше боли. Поттер видел это и хотел все объяснить, чтобы рыжий понял, но тот упрямился как осел и ничего не желал слушать. Для него было важно только одно — Гарри имел секс с парнями, к тому же со слизеринцами, более того, с самим Малфоем, и этого было достаточно, чтобы Рон возненавидел его, и никакие доводы и смягчающие обстоятельства в расчет не брал. Его друг, который был ему почти как брат, оказался педиком — этого было достаточно, чтобы отгородиться от него высокой стеной, через которую можно было кидать камни и громко кричать: «Ату его, ату!» И Рон выбрал для себя эту роль загонщика, принимая самое активное участие в травле Гарри, чтобы как можно сильнее удалиться от «грязного пидора». Поттер тяжело вздохнул. В небольшое окошко светила луна, заливая хижину призрачным светом. Парень разулся, снял джинсы, спрятал палочку под подушку, положил починенные очки на тумбочку, сколоченную из грубо отесанных досок, и, укрывшись большим лоскутным одеялом, снова погрузился в невеселые раздумья. Не менее глубокую и болезненную рану в его сердце оставила Джинни Уизли, и он знал, что эта рана не заживет никогда. Первая юношеская любовь и предательство любимой девушки, которая так жестоко отвергла его, всю жизнь будут причинять ему боль. Ради Джинни он пошел на позор и унижение, претерпел боль и стыд, подвергся ужасному надругательству, а она не только не приняла его жертву, но даже не попыталась понять его. Гарри даже сейчас старался хоть как–то оправдать свою возлюбленную, убеждая себя, что Джинни поступила так под влиянием и давлением Рона, хотя прекрасно знал, что это не так. Джинни никогда не признавала ни чьих авторитетов, она всегда была свободолюбивой и независимой, всегда плевала на мнение старшего брата, поэтому то, что она с презрением отвергла его, было исключительно ее выбором и решением. Поттер почувствовал, как его зазнобило, вдруг стало очень холодно, а в хижине было тихо, страшно и пусто. Гриффиндорец натянул одеяло до подбородка, но теплее не стало — нельзя согреться, когда душа и сердце замерзли и раскололись на мелкие колючие льдинки. Перед его мысленным взором предстала улыбающаяся Джинни в день перед решающим матчем. Тогда Гарри твердо решил для себя, что после игры, когда они завоюют Кубок, он наконец–то наберется смелости и признается ей в любви. Он был без ума от ее рыжих волос, светлой кожи, голубых глаз с озорными искорками. У нее в последнее время было много парней — Джинни Уизли была очень популярной девушкой, многие, и не только гриффиндорцы, хотели с ней встречаться. А он из–за своей идиотской застенчивости не мог сказать ей о своих чувствах. Но теперь было уже поздно. Они любили друг друга, но, не сумев вовремя признаться в этом, теперь из–за трагически сложившихся обстоятельств никогда не смогут быть вместе. Джинни, так же как и Рон, считала его предателем и не могла простить. В ее глазах парень, которого она полюбила с первого взгляда, оказался мерзкой извращенной тварью, а такого гордая Джинни Уизли простить не могла. И она вырвала его из своего сердца, бросила к ногам, растоптала и ушла с высоко поднятой головой, а он так и остался лежать — униженный, истекающий слезами и кровью, презираемый и отвергнутый всеми грязный педераст, от которого теперь все шарахаются, как от прокаженного. Гарри тихо застонал, сжав зубы. Сейчас он мог позволить себе эту слабость, сейчас его никто не видит, поэтому не станет насмехаться и издеваться, и парень беззвучно зарыдал, уткнувшись лицом в подушку. Моральные страдания, физическая усталость, постоянный сильнейший нервный стресс, весь негатив, накопленный за последнее время — все это выходило со слезами, очищая его покалеченную душу. Ледяная глыба, появившаяся в душе Гарри после изнасилования, сейчас таяла и ломалась на куски. Он знал, что завтра все закончится, ему придется покинуть Хогвартс, и он никогда уже не увидит Джинни, Рона и Гермиону. Дурсли упекут его в школу святого Брутуса, где ему придется каждый день вести борьбу за выживание, потому что это заведение и школой то назвать можно с большой натяжкой — она представляла собой закрытый интернат для трудных подростков и малолетних преступников. Там он вынужден будет провести два года до своего совершеннолетия, которое в мире магглов наступает в восемнадцать лет, а потом придется начинать новую взрослую жизнь. Гарри выплакал все свои несчастья, всю обиду и злость на своих врагов и почувствовал, что становится самим собой. Он плакал уже тише, всхлипывая и шмыгая носом, постепенно успокаиваясь, и, наконец, утих. Сильная усталость овладела им, Поттер стал забываться беспокойным сном, продолжая время от времени тихо всхлипывать или стонать, нервно вздрагивая всем телом, когда в обрывочных видениях возникала то Долорес Амбридж, с улыбкой смотрящая на его окровавленную руку, то манящая к себе Джинни Уизли, которая потом плевала ему в лицо, то возбужденный Драко Малфой, который целовал его и принимался бесстыдно ласкать в самых интимных местах. Гарри метался на широком диване, отбросив одеяло и тяжело дыша, а в это время под покровом ночи небольшая неприметная дверь замка, ведущая на задний двор, тихо приоткрылась, из нее беззвучно выскользнули шесть фигур, закутанные в черные мантии без каких–либо опознавательных знаков принадлежности к факультетам, капюшоны были низко надвинуты на лоб, а лица скрывали маски. Не произнеся ни одного слова, неизвестные, пригибаясь и оглядываясь по сторонам, быстро побежали к одиноко стоящей хижине на опушке Запретного леса. Тихо скрипнула дверь и фигуры в масках осторожно вошли в домик лесника. Гарри что–то пробормотал во сне, незнакомцы в черном на миг замерли, а затем один из них сделал знак рукой и остальные стремительно набросились на спящего парня. Его грубо стащили с дивана, швырнули на пол и накинули одеяло на голову. Один из нападающих, тот самый, который отдавал приказы, бросил очки на пол и наступил на них ботинком, затем, вытащив из–под подушки спрятанную там палочку, вышвырнул ее в окно, чтобы гриффиндорец не сумел ей воспользоваться. Одеяло, накинутое на голову Гарри, скрывало нападавших и не давало ему возможности закричать и позвать на помощь. Он попытался подняться, но сразу же последовало несколько ударов в живот, снова по ребрам, в голову. Под градом сыпавшихся на него ударов, ослепленный и оглушенный падением, Поттер не оставлял попыток сопротивляться и старался встать. Его били сильно, жестко, и ни один из нападавших не произнес ни слова, и Гарри внезапно понял: они боятся, что он может узнать их по голосам. На него напали те, кого он хорошо знал, поэтому его истязали молча. Гриффиндорец ничего не мог видеть, но он чувствовал, что избивает только один, остальные же наблюдают за расправой. Неизвестный подонок снова размахнулся и врезал со всей силы — удар пришелся в солнечное сплетение… Мир взорвался на мелкие осколки боли, Поттер на миг задохнулся. Он захрипел, пытаясь сделать хоть один вздох, но именно дышать он и не мог. Спазм, перекрывший доступ кислороду, и не думал проходить, Гарри хрипел и задыхался от боли под накинутым на голову одеялом, а тело как будто парализовало. Его грубо подняли с пола, крепко удерживая. Спазм, наконец, начал проходить, и парень со всхлипом, вздрагивая всем телом, сделал первый глоток воздуха, затем второй. Дышал он рывками не только от последствий страшного удара, но и от нервного напряжения. Ему милосердно предоставили короткую передышку, чтобы он мог отдышаться, а затем последовал сокрушительный удар в челюсть… Тот, кто избивал его, видимо получал от этого особое удовольствие, наслаждаясь процессом и его криками, поэтому когда неизвестный ублюдок со всей силы врезал ему ботинком в промежность, за миг до того, как взвыть от раздирающей боли, Поттер услышал, как садист самодовольно хмыкнул. А затем раздался едва слышный щелчок пальцами и его снова швырнули на пол — кто–то явно руководил его истязанием и отдавал приказы своим исполнителям. Гриффиндорца грубо перевернули на живот, содрали трусы и поставили в позу, загнув раком, заломив за спиной руки. Гарри задергался и замычал. Если сначала он думал, что ему решили устроить «темную» и просто попинать ногами — возможно, среди нападавших был Рон, чтобы отыграться за набитую морду и выбитые зубы, то теперь в их намерениях сомневаться не приходилось — ублюдки собирались изнасиловать его, пустить по кругу так, как это сделали слизеринцы, и Поттер принялся вырываться из последних сил. Неизвестный садист снова врезал ему ногой под живот. Пресс у Гарри был хороший, он чувствовал, как ботинок просто плющит кожу живота, оказавшуюся между твердыми мышцами и грубой подошвой, как между молотом и наковальней. На пятом или шестом ударе насильник пробил его пресс и уже с исступлением колотил изо всех сил, с грудным выдохом, не разбирая, куда бьет. Очередной удар пришелся по многострадальным ребрам, снова удушливый спазм перекрыл дыхание Гарри и парализовал все его тело. А затем избивающий его подонок встал у него сзади и со всей силы, с оттяжкой врезал ботинком в промежность, будто хотел размозжить ему яйца. Поттер взвыл по–звериному, едва не потеряв сознание от болевого шока. Избиение прекратилось, послышался какой–то шорох, затем Гарри ощутил запах сигаретного дыма, ментолового. Видимо, садист устал и решил сделать перекур, и Поттер снова дернулся в крепких руках, удерживающих его на полу. Слезы боли, обиды, бессильной ярости и горечи от несправедливости застилали глаза, но из–за накинутого на голову одеяла, насильники этого не видели и не слышали — гриффиндорец плакал беззвучно. Он чувствовал, что второй раз выдержать эту пытку уже не в силах. Его, голого и удерживаемого в постыдной позе, еще пару раз пнули в живот, видимо, чтобы не дергался. Парень испытывал ужасное состояние, при котором разум все понимает, а тело бессильно сопротивляться. Гриффиндорец все осознавал и знал, что его сейчас снова изнасилуют, и это сделают люди, которых он хорошо знает, которые могли быть его друзьями. Снова раздался щелчок пальцами, неизвестный подонок отдал очередной приказ, и кто–то смачно плюнул ему в анус и тут же стал залупой размазывать слюну. Анальные мышцы конвульсивно сжались, чтобы не впустить член насильника, но тот уже приставил головку к заднему проходу Гарри и, растянув его ягодицы в стороны, подался вперед. С напором раздвигая кольцо сфинктера, член медленно погружался в прямую кишку Поттера. От боли гриффиндорца пронзил озноб, он прерывисто задышал и тихо застонал через сжатые зубы. Обхватив парня обеими руками за бедра, насильник начал с размахом ебать его, яйца с легким хлопком бились об яйца Гарри, член входил в него мощными ударами и при каждом толчке Поттер вздрагивал от боли, едва сдерживая крик. Гриффиндорцу казалось, что его истязают бесконечно долго и этот кошмар не закончится никогда, но наконец он почувствовал, что насильник напрягся, движения его ускорились, и, издав не то вздох, не то стон, он начал кончать. Поттер ощутил, как чье–то семя наполняет его, как член пульсирует в глубине его тела. С хлюпающим звуком насильник извлек хуй из задницы своей жертвы и еще пару раз вздрочил, остатки его спермы брызнули Гарри на спину и ягодицы. Из открытого, развороченного очка гриффиндорца с неприличным звуком вышел воздух, а сперма вязко потекла по яйцам и ногам, начала капать на пол. Стоило только первому насильнику отойти от своей жертвы, его место тут же занял второй, и, также обхватив Поттера за бедра, он мощным толчком вогнал член в многострадальный зад гриффиндорца по самые яйца, и резкими сильными движениями начал входить и выходить из его ануса с громким чмоканьем. Трахали его быстро и жестко, трусливо насиловали всей стаей, похотливо спеша встать в очередь, сопя и пуская слюни. Только очередной насильник спускал Гарри в кишечник порцию спермы и, громко сопя, отходил от него, как следующий тут же занимал освободившееся место, погружая в развороченное очко своей член, и все начиналось сначала. Тот, кто руководил и отдавал приказы, молча стоял и наблюдал за происходящим, не принимая участия в групповом изнасиловании. Гарри постоянно чувствовал дым его ментоловой сигареты. Когда гриффиндорца, наконец, отпустили, он обессиленно упал на пол, поджав ноги. Раздался очередной щелчок пальцами, а затем Поттер услышал, как его мучители торопливо направились к выходу, заскрипела и хлопнула дверь, во дворе зашуршал гравий, и все стихло, как будто ничего и не было. Он лежал на холодном полу и чувствовал, как весь низ живота будто разрывало от боли и словно огнем жгло анус, ощущал, как из него вытекает липкая сперма и по ногам медленно капает на пол. Гарри понимал, что несмотря ни на что, надо подняться, привести все в порядок, уничтожить все следы, и сделать это надо быстро, чтобы Хагрид, вернувшись из Запретного леса, не застал его в таком виде и не догадался ни о чем. Парень отбросил в сторону одеяло и глотнул свежего воздуха. Болело все — живот, ноги, шея, огнем жгло задний проход, и судя по тому, что под ним уже собралась небольшая лужица, Поттер понял, что это не только вытекающая из него сперма насильников, но и его собственная кровь. Гриффиндорец попытался приподняться и тут же с криком упал, ноги не держали, а из разорванного ануса по ногам потекла сукровица. Лежа на полу, Гарри дотянулся до своих порванных трусов и стал ими подтираться, закусив от боли губу, затем попытался снова приподняться, зажимая перепачканными спермой и кровью трусами поврежденный задний проход, но снова со стоном повалился на пол. Несколько раз его вырвало. «У меня же слушание утром, а я не могу ходить» — пронеслась в голове идиотская мысль. «Вставай!» — мысленно приказал гриффиндорец сам себе. — «Нужно найти палочку, одеться и убрать все следы. Сейчас это самое главное. Вставай и иди!» — и он снова начал приподниматься, скрипя зубами. Сначала встал на колени и, опираясь на локти, пополз к стоящему неподалеку стулу, который в хорошо освещенной лунным светом комнате виделся Гарри в виде расплывчатого темного пятна. Парень дополз до стула и вцепился в него, пытаясь подняться, но стул с грохотом перевернулся и гриффиндорец снова упал, заорав от боли.  — Вставай, твою мать! — со злостью закричал он. — Встать, Поттер! Ты можешь! И он встал, и, цепляясь за какие–то предметы, медленно пошел на ощупь. От боли темнело в глазах, разорванный задний проход пульсировал и создавалось впечатление, будто ему в очко загнали огромный раскаленный кол, который выжигал все внутренности, но Поттер, стиснув зубы, на дрожащих ногах, по которым медленно стекала кровавая сперма, дошел до двери и, отворив ее, вышел на улицу. Холодный ночной воздух обдал его мокрое, разгоряченное тело, слегка заглушая и притупляя боль. Опираясь о стену хижины, Гарри почти на ощупь сумел дойти до окна, в которое выкинули его палочку, медленно опустился на колени и принялся руками шарить по земле. Голый, окровавленный, в сперме своих насильников, полуслепой парень ползал на четвереньках по земле, тщательно ощупывая руками каждый сантиметр пространства в поисках своей палочки. Он пытался не обращать внимания на боль, она была, но гриффиндорец старался относиться к ней спокойно. «Забудь про боль, и она забудет про тебя», — мысленно повторял он, продолжая поиски. Гарри знал, что палочка где–то рядом, она не могла упасть далеко от окна и надо просто тщательно ее искать, и он продолжал ползать по земле, сдирая в кровь колени и ладони, не обращая внимания на полученные при падении ушибы и боль во всем избитом теле, пока, наконец, рука не коснулась знакомого предмета. Схватив палочку, Гарри сжал ее так, что побелели пальцы. Он опустился на холодную землю и несколько минут лежал, вздрагивая всем телом, а затем взмахнул палочкой и прошептал:  — Асклепио. На этот раз простое исцеляющее заклятие принесло незначительные результаты, и, судя по тем ушибам и повреждениям, которые он получил, ему требовалась серьезная помощь опытного колдомедика. Наверняка несколько ребер были сломаны, возможно было сотрясение мозга, потому что его постоянно тошнило и он с трудом сдерживал рвотные позывы, а что стало с его задницей после изнасилования, даже страшно было представить. Поттер неоднократно применял исцеляющее заклятие, но сумел лишь немного снять боль и излечить несколько незначительных синяков на лице. Сейчас у него не было сил на магию, но и этого было достаточно, чтобы он мог встать на ноги и ходить, не держась за стену.  — Ассио, очки, — предельно сконцентрировавшись, произнес призывное заклинание Гарри, и через несколько мгновений разбитые и покореженные ботинком одного из нападающих, они оказались в руке гриффиндорца. Он осторожно ощупал стекла, которые превратились в единую паутину трещин, и, направив на них палочку, прошептал:  — Репаро. Из палочки вырвалась небольшая вспышка, но с первого раза ничего не получилось. Гриффиндорцу пришлось собрать все силы, чтобы добиться результата и линзы снова стали целыми. Он надел очки, прислонился голой спиной к наружной стене хижины и, подняв голову, взглянул на далекие мерцающие звезды — до восхода оставалось совсем мало времени. Хагрид мог вернуться в любой момент, а ему надо было сделать так много, и первым делом необходимо было помыться — не просто применить очищающее заклятие, этого было недостаточно. Поттер хотел смыть с себя всю грязь, которую оставили на нем насильники, и вымыть из себя мерзкую слизь этих сволочей, которая вытекала из него и слипалась на ногах.  — Фонтис, — произнес Гарри, и в тот же миг из палочки начала брызгать вода. Он осторожно наклонился вперед и, направив струю на поврежденный анус, вдруг почувствовал новый приступ жуткой боли, перед глазами снова встала белая пелена, но не единого звука не сорвалось с его губ. Используя свою палочку, брызгающую водой, в качестве импровизированной клизмы, Поттер принялся тщательно промывать кишечник. Он осторожно вводил ее кончик в задний проход, скрипя зубами от боли, и держал внутри до тех пор, пока не чувствовал позыв к испражнению. Вынув палочку и присев на корточки, он тужился, а из поврежденного ануса выливалась вода с кровью и спермой. Гарри повторял эту процедуру много раз, стараясь очиститься и вымыть из себя всю мерзость, оставленную насильниками. Затем, подойдя к невысокой, широкой бочке, наполненной ледяной дождевой водой, осторожно залез в нее. Боль начала отступать. Он мылся долго, снова и снова набирая в пригоршни воду, плескал себе в лицо, смывая грязь и слезы. Гарри видел, как на животе багровым пятном расплывается кровоподтек, чувствовал, как лицо стало слегка опухать от ушиба, полученного при падении и от удара, когда кто–то врезал ему по замотанной одеялом голове. Колено сильно болело и опухало, и вообще все ноги были в отеках, обещающих стать огромными синяками. Поттер, стараясь не делать резких движений, осторожно вылез из бочки и, применив высушивающее заклятие, пошел к открытой двери. В хижине царил беспорядок — несколько перевернутых стульев, разбитый кувшин с молоком, валяющееся на полу одеяло и его порванные и окровавленные трусы, которыми он подтирался и зажимал кровоточащий анус, а на полу растеклись лужицы из его блевоты, крови и спермы насильников. Гарри вздрогнул и поспешно отвернулся. Где–то на одной из полок в огромном шкафу у Хагрида хранилась крынка с маслом. Гриффиндорец принялся искать ее, а найдя, начал осторожно смазывать поврежденный задний проход, используя масло в качестве лекарства, чтобы хоть как–то смягчить боль и жжение. Так и не одевшись, Поттер стал наводить порядок в домике лесника, уничтожая следы нападения, и не переставая думать о том, кем могли быть его насильники. Гарри понимал, что это нападение не было случайностью, его запланировали, подготовили и руководили. Были исполнители, которые насиловали его, делая грязную работу, и был заказчик, который отдавал приказы, бил и курил ментоловые сигареты. Нападающие точно знали, что Хагрид покинул хижину и отправился в лес, и дело было не в том, что подонки видели свет удаляющегося фонаря. Наверняка об отсутствии великана им рассказал проклятый сквиб Филч, естественно, не бескорыстно. Филч мог видеть уходящего Хагрида и даже поболтать с ним немного, а потом за пару галлеонов продать эту информацию тем, кто готов был за нее заплатить. Не было случайностью, что насильники так легко могли покинуть стены школы. Кроме Гарри, никто из студентов не знал так хорошо всех тайных ходов и туннелей, и наверняка эти подонки вышли в «случайно» не запертую дверь, которую оставил открытой тот же паскуда Филч. Подкупить гнусного завхоза могли слизеринцы, решив еще раз развлечься с ним перед тем, как его вышвырнут из школы — Урхарт не упустил бы напоследок такой возможности, да и средства вполне позволяли проплатить подобную безнаказанную шалость. Гарри швырнул окровавленные трусы в камин, наблюдая, как огонь уничтожает улики очередного насилия над ним, и продолжил размышлять. Нападавшими могли оказаться и те хаффлпаффцы, которые пытались опустить его в первый же день выхода из больницы — тогда ему чудом удалось вырваться от них, да еще и хорошенько врезать двоим ублюдкам, и сейчас среди ночных подонков вполне могли оказаться те самые парни, желая отомстить ему и взять реванш. Да и равенкловцы могли не упустить такую возможность, чтобы попинать ногами «говеного пидора» и прогнать его по кругу, по примеру слизеринцев. Тот парень, Роджер Дэвис, который плюнул ему в сок, и в которого он чуть не запустил пыточным проклятием, мог собрать свою шайку и отыграться за оскорбление, которое нанес ему «грязный педик» в присутствии всей школы. Гарри помнил, с какой ненавистью смотрел на него окровавленный равенкловец, лежа на полу с разбитой рожей. Поттер «склеил» разбитый кувшин, машинально поднял перевернутые стулья и, случайно глянув на темную лужицу на полу, снова невольно вздрогнул. Одна только мысль о том, что это могли сделать гриффиндорцы, заставляла болезненно сжаться сердце. Об этом даже страшно было думать, до чего нелепо и дико было это предположение, но, тем не менее, факты упрямая вещь. Благородные и честные гриффиндорцы в последнее время могли успешно посоревноваться со слизеринцами в подлости и предательстве. Они не стеснялись травить своего бывшего товарища и выгнали его из Гриффиндорской башни. Одна неприятная мысль острой занозой засела в мозгу Гарри — они боялись, что он узнает их, поэтому первым делом накинули ему на голову одеяло, а затем разбили очки, били и насиловали тоже молча, из опасений быть опознанными. Поттер отчаянно старался гнать от себя мысли о том, что на него напали гриффиндорцы, однако эти догадки тошнотворным комком снова и снова накатывали на него, услужливо преподнося все новые факты. Нападающие нашли его палочку сразу же и вышвырнули ее в окно, чтобы он не смог оказать им сопротивление. Они знали о его быстрой реакции, выработанной за годы игры в квиддич в качестве ловца, а о том, что он всегда клал свою палочку под подушку, знал только Рон Уизли… – Нет, Рон не мог этого сделать, — прошептал Поттер, немигающим взглядом глядя на огонь в камине, поглощающий окровавленную тряпку. — Это не Рон, — повторил Гарри, будто пытаясь убедить сам себя. Тот, кто руководил нападением — курил, Уизли же не имел такой привычки. То есть, Рон, конечно–же, как и все ребята еще на третьем курсе пытался выглядеть крутым, но у него никогда не было карманных денег на мелкие расходы, поэтому рыжему приходилось или тырить сигареты у близнецов, или стрелять у сокурсников, но халява обламывалась не регулярно, а когда Рон начал встречаться с Гермионой, то окончательно завязал с этой привычкой. Этот же ублюдок курил, причем ментоловые сигареты, к которым Уизли относился с отвращением. Гарри начал припоминать, что вроде у них в Гриффиндоре все парни, стремясь выглядеть брутальными и крутыми, испытывали подобное отношение к ментоловым сигаретам, считая их «девчоночьим куревом». Поттер попытался вспомнить еще какие–то мелкие детали, которые он мог упустить, чтобы из них, как мозаику, сложить целую картину нападения и вычислить неизвестных подонков. За окнами занимался рассвет. Поттер тяжело вздохнул, отрывая взгляд от огня в камине, и посмотрел на восходящее солнце. Почему–то невыносимо было думать о том, что руководить его истязанием мог Драко Малфой. Гарри почти был уверен, что у того, кто избивал его, на руке было надето массивное кольцо, Малфой же с первого курса носил крупный перстень с родовым гербом… От одной этой мысли почему–то хотелось плакать… Хагрид вернулся под утро и застал Гарри у двери хижины в белой наглаженной рубашке, тщательно заправленной в черные школьные брюки. Даже волосы гриффиндорца, почти всегда взлохмаченные в «легком» беспорядке, сейчас были расчесаны и наконец–то приобрели вид прически. Было видно, что мальчишка долго и тщательно собирался, и создавалось впечатление, что он готовился к выпускному балу — не хватало только галстука–бабочки. Но на Гарри не было ни «бабочки», ни обычного галстука с цветами Гриффиндора, ни мантии с гербом факультета. Только белоснежная рубашка, черные брюки и, кажется, впервые в жизни начищенные и блестящие ботинки. Великан приветливо помахал парню рукой, но тот не обратил на это внимания. Хагрид поспешил к нему навстречу, но вдруг лесничего остановил полностью отрешенный, безразличный к окружающей действительности взгляд Поттера. У парня был такой вид, будто в этом мире уже ничего не может его тронуть. У Гарри были глаза самоубийцы.  — Сынок, да разве ж можно так убиваться, — пораженно произнес великан. — Все будет хорошо, вот увидишь. Альбус Дамблдор…  — Хагрид, у меня нет пиджака, — продолжая смотреть мертвым взглядом в пустоту, вдруг произнес Поттер. – Что? — спросил лесничий, с тревогой глядя на парня, а Клык в это время протяжно заскулил.  — Пиджак, Хагрид, — наконец–то взглянув на великана, повторил Гарри. — Понимаешь, мне нечего одеть на слушание. В том году Уизли дали мне пиджак Билла, он был слегка великоват, но это ничего. А сейчас мне нечего одеть, а без пиджака как–то неприлично. Там соберется столько людей… Хагрид поражено молчал, с тревогой глядя на Поттера, а тот, взглянув на циферблат дешевых маггловских часов, произнес:  — Я пойду, уже пора… черт с ним, с пиджаком, — и слегка прихрамывая, направился в сторону замка.  — Гарри, все будет хорошо! — крикнул ему в след великан, но парень даже не обернулся. Хагрид громко шмыгнул носом, переступил порог и, войдя в хижину, вдруг замер с открытым ртом от удивления — внутри дома царил идеальный порядок.