– Примите мое сочувствие, patron, – сказал Жан Ги. – Я знаю, вы любили мальчонку.

– Ну, приезжать было необязательно, – сказал Гамаш и направился от входной двери в глубину дома. – Мог бы просто позвонить по телефону.

– Я хотел привезти вам это лично, а не отправлять по электронке.

Гамаш посмотрел на то, что держал в руке Жан Ги.

– Merci.

Жан Ги положил папку на кофейный столик перед диваном:

– Судя по данным местного отделения полиции, смерть наступила в результате несчастного случая. Лоран ехал домой на велосипеде вниз по склону, попал в рытвину. Вы же знаете, какая там дорога. Они считают, что он ехал на большой скорости и от толчка перелетел через руль в овраг. Не знаю, видели ли вы там поблизости камни.

Гамаш кивнул и потер большой рукой лицо, пытаясь прогнать усталость. Они с Рейн-Мари сумели поспать несколько часов, прежде чем их разбудил стук дождя по карнизу.

День клонился к вечеру, и Жан Ги приехал из Монреаля с предварительным заключением о смерти Лорана.

– Я видел камни. Быстрая работа, – сказал Гамаш, надевая очки и открывая папку.

– Данные предварительные, – напомнил Жан Ги, садясь рядом с тестем на диване.

За окном дождь лил как из ведра. Холодный дождь, пробирающий до костей. Растопили камин, и угольки весело потрескивали и вспыхивали, отскакивая от поленьев. Но двое мужчин, склонивших голову над бумагами, не замечали жизнерадостного танца пламени.

– Посмотрите вот сюда. – Бовуар ткнул пальцем в строчку полицейского отчета. – Коронер говорит, что он умер сразу же, как только ударился о дорогу. Он не…

Он не лежал там, страдая от боли, пока становилось все темнее. И холоднее.

В свои девять лет Лоран умер не испуганным в ожидании помощи.

Жан Ги увидел короткий кивок Гамаша, сжавшиеся губы. В том, что случилось, утешения искать не приходилось. Он примет то, что сможет принять. Как в конечном счете сделают это Иви и Ал. Что может быть хуже потери ребенка? Только мысль о том, что он умер в страданиях.

– Его травмы соответствуют тому, что обнаружила полиция, – сказал Жан Ги. Он откинулся на спинку дивана. – Почему вы думаете, что здесь возможно нечто большее?

Гамаш читал еще несколько секунд, потом поднял голову и посмотрел на Жана Ги над полукруглыми линзами очков:

– С чего ты решил, что я так думаю?

Жан Ги едва заметно улыбнулся и кивнул на бумаги:

– Я видел ваше лицо, когда вы читали отчет. Вы ищете улики. Я двадцать лет сидел напротив вас, patron. И знаю, как вы выглядите в такие минуты. Потому-то я и хотел присутствовать, когда вы будете читать это. – Он постучал пальцем по отчету. – Мне мальчишка тоже нравился. Забавный паренек.

Гамаш улыбнулся и кивнул.

– Ты прав, – признал он. – Я считал, что дело тут нечисто, с того момента, как мы его нашли. Об этом говорило множество мелочей. И одно серьезное соображение. Дети все время падают с велосипедов. Не могу тебе сказать, сколько раз Анни приземлялась на голову. Только многочисленные травмы головы и могут объяснить ее любовь к тебе.

– Merci.

– Однако смертельных случаев на удивление мало. И потом, Лоран почти всегда ездил в шлеме. Почему вчера он оказался без шлема? Шлем был при нем – привязан к рулю велосипеда.

– Возможно, Лоран надевал шлем, уезжая из дома и возвращаясь. А бóльшую часть времени, когда его никто не видел, ездил без шлема. Все дети так делают. Я снимал шапочку зимой, как только заворачивал за угол и мать переставала меня видеть. Я бы скорее отморозил голову, чем выставил себя дураком. Не надо, – поспешно произнес Жан Ги, предвидя логичный комментарий.

Гамаш покачал головой:

– Просто что-то там было не так, Жан Ги. Что-то не укладывалось. Траектория, расстояние, которое пролетело тело. Расстояние, которое пролетел велосипед…

– …все это здесь разобрано.

– В отчете, состряпанном за несколько часов? И к тому же нужно учитывать положение тела Лорана относительно велосипеда.

Жан Ги взял из полицейского отчета фотографии, рассмотрел их и передал Арману, который убрал их в папку.

Вид этого лица и тела преследовал его весь день. Он впечатался в его память. Нет нужды смотреть еще раз.

– Выглядело так, будто они были сброшены туда.

– Oui. Когда он попал колесом в выбоину, – сказал Жан Ги, стараясь проявлять терпение.

– Жан Ги, я расследовал немало несчастных случаев и вижу, что здесь смерть не была случайной.

– Однако все, кроме вас, patron, считают иначе.

Бовуар сказал это тихим, но твердым голосом. Гамаш снял очки и посмотрел на зятя.

– Ты думаешь, мне хочется, чтобы это оказался не несчастный случай? – спросил он.

– Нет. Но иногда наше воображение уносит нас в дали дальние. Сочетание горя, усталости, чувства вины.

– Вины?

– Хорошо, может быть, не вины, но вы наверняка чувствовали ответственность за мальчика. Он вам нравился и относился к вам с почтением. И тут случилось такое. – Бовуар показал на фотографии. – Я понимаю, patron. Вы хотите что-то сделать и не можете.

– И превращаю несчастный случай в убийство?

– Ну, вы же оспариваете выводы, – сказал Жан Ги, пытаясь разрядить неожиданно возникшее напряжение. – Только и всего. Но картина абсолютно ясна.

– Все это слишком уж предварительно. – Гамаш закрыл папку и отодвинул ее. – Они поспешили сделать очевидные выводы, потому что так им проще. Но дело нужно расследовать дальше.

– Почему?

– Потому что я должен быть уверен. Они должны быть уверены.

– Нет, я что хочу сказать: допустим на минуту, что это не несчастный случай. Он совсем мальчик. Насилию не подвергся. Следов истязаний нет. Слава богу. Зачем кому-то его убивать?

– Не знаю.

Гамаш не глядел на стопку грязных листов, лежащих на столике у задней двери, где они и оставались после того, как он откопал их и принес в дом. Но он ощущал их присутствие. Ощущал присутствие Джона Флеминга – вот он присел на корточки, слушает, наблюдает.

– Иногда мотив очевиден, иногда это просто неудачное стечение обстоятельств, – сказал он. – Убийца строит свои планы, а жертва выбирается без разбора.

– Вы думаете, Лоран стал жертвой серийного убийцы? – спросил Жан Ги, впадая в скептицизм. – Обычного убийцы вам недостаточно?

– Недостаточно? – Гамаш сердито посмотрел на зятя. – Что ты имеешь в виду?

Его голос, поначалу чуть не сорвавшийся на крик, упал до опасного шепота, но потом Гамаш взял себя в руки.

– Извини, Жан Ги. Я знаю, ты пытаешься помочь. Я ничего не выдумываю. Понятия не имею, зачем кому-то могло понадобиться убивать Лорана. Я лишь говорю, что сомневаюсь, с несчастным ли случаем мы имеем дело. Может быть, его сбила машина и водитель скрылся. Но что-то тут не складывается.

Гамаш снова открыл папку. Список того, что полиция нашла в карманах Лорана. Маленький камешек с вкраплением пирита. Золотая обманка. Плитка шоколада. Сломанная. А еще чешуйки и семена сосновой шишки, земля и галета.

Затем Гамаш отыскал в отчете описание рук мальчика. Они были поцарапанные, грязные. Коронер обнаружил под ногтями сосновую смолу и кусочки растительного вещества, но ни кожи, ни крови.

Никаких признаков борьбы. Если Лорана убили, то у него не было возможности защищаться. По крайней мере, такие результаты хоть немного утешали. Они свидетельствовали о том, что Лоран в последние часы, минуты жизни занимался обычными мальчишескими делами. Не сражался за жизнь, а явно наслаждался ею. До самого конца.

Гамаш перевел взгляд на Жана Ги:

– Ты займешься этим?

– Конечно, patron. Я приеду на похороны, а к тому времени постараюсь получить более определенные ответы.

Бовуар задумался, с чего начать. Но в голову ничего не приходило. Когда умирает ребенок, что делают в первую очередь?

– Вы сказали, отец не хотел смотреть на мальчика, на его тело. Не может ли быть, что…

Гамаш на миг задумался. Вспомнил обветренное, словно высеченное из камня лицо Ала Лепажа, стоявшего спиной к мертвому сыну и рыдающей жене.