– И раз… И два… И три… Руки, руки, девы!

Захар Захарович решительно распахнул дверь, вошел в зал, помотал башкой и сказал сам себе:

– Ну и дух тут! – И уже женщине с поступью балерины: – Людочка, можно вас на минутку?

Женщина Людочка три раза хлопнула в ладоши и объявила:

– Перерыв! – Подошла к Захару Захаровичу и произнесла с холодной безукоризненной уважительностью: – Слушаю вас, профессор.

– Зачем уж так торжественно – профессор? Вы бы по- простому и сразу: народный артист России и кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» третьей степени.

– Вы все шутите, Захар Захарович, а мне не до шуток: Колосов, который, по сути, ведет всех, на полчаса опоздал, и вот вы…

– И мне не до шуток, Людочка, – он глянул на часы. – Всего двадцать минут осталось. Распустите их, а?

– Не в силах отказать народному артисту и кавалеру ордена «За заслуги перед Отечеством». Да и занятия, собственно, уже сорваны. – Она обернулась к выжидательно замершим студентам: – Все! Финита на сегодня.

А Захар Захарович рявкнул:

– Колосов, иди сюда!

Народный артист и кавалер отвел студента в безлюдный торец коридора и с шипящим возмущением спросил:

– Ты понимаешь, что ты наделал, обормот несчастный?

– Я никого не убивал, – без всякого выражения твердо сказал Дима. – И пока прохожу у них как свидетель.

– Именно пока! Убивал не убивал – какая разница! Вдруг посадят, а у меня три премьерных спектакля подряд. А ты без дублера! – Захар малость успокоился и заботливо поинтересовался: – Тебя посадят?

– Вам полковник Лапин позвонил? – вопросом на вопрос ответил Дима.

– Лапин или не Лапин – уже не помню. Но какой-то полковник.

– Ему лучше знать: посадят меня или не посадят. У него надо спрашивать.

Захар Захарович опять взвился:

– И спрошу, нахал ты эдакий! И спрошу!

Он развернулся и зашагал прочь. Группа, которая осторожно подступала к торцу коридора, в деланом испуге прижалась к стенам, пропуская разгневанного мастера.

Первыми, как бы по праву некоторого соучастия, подошли к Диме Наталья и Алексей, который мягко поинтересовался:

– Ну и что он?

– В горе от того, что меня посадят.

– Вот уж не думала, что наш Захар такой сердобольный! – изумилась Наташа.

– А ему в спектакле заменить меня некем, – завершил незаконченную фразу Дима.

– В ментуре-то у тебя что? – спросил Леха.

– А черт их знает!

Группа была уже рядом, слушала непонятный разговор. Когда же возникла пауза, ее прервал радостный вопрос Ксюшки, партнерши Димы по спектаклю:

– Дима, а какие чувства возникают у человека после того, как он убил?

Алексей глянул на Ксюшку и повертел пальцем у виска:

– Знал, что кретинка, но не до такой же степени.

Но Ксюшка, поблескивая азартными глазами, пояснила:

– Ну, конечно, ты не убивал! Но чувства человека, обвиняемого в убийстве…

– Ты чего несешь, метелка? – взорвавшись, злобно перебила Наталья. Но готовый у нее уже монолог не дал произнести Захар Захарович, спешной иноходью приближавшийся к ним. Подошел, удавьим взглядом окинул всех и приказал:

– Ну-ка все в аудиторию.

– А до начала еще двадцать минут! – напомнила нахальная Ксюшка.

– Тогда в буфет. А ты, Дима, останься.

Они смотрели, как группа удалялась, на ходу что-то оживленно обсуждая. Ребята размахивали руками, иногда притормаживали, сбиваясь в кучку, но уходили, уходили.

– Я только что позвонил одному своему знакомцу, первому теперь адвокату на Москве, – сказал Захар Захарович. – Он дал согласие защищать тебя.

– Незачем меня защищать. Я свидетель.

– Сегодня свидетель, а завтра…

…Скульптурный юноша подхватил девицу в лифчике и шортах под мышки и вознес к себе на пьедестал. Она обеими руками обхватила его за шею.

ДЕВИЦА. А я его старым хреном обозвала. Ужель он прав, и он – гений?

Скульптура деловито расстегивала на ней лифчик.

Пошел занавес. Ксюшка, пряча мелкие титьки в лифчик, плачуще спросила:

– Ты зачем меня за сосок дернул? Больно же!

– А ты зачем меня в прошлый раз изо всей силы по бубенцам ударила?

– Я же по роли, Дима!

– А я сымпровизировал, чтобы узнать, какие чувства возникают у человека после того, как его дернули за сосок.

– Балда! – отметила Ксюшка.

За занавесом гудели аплодисменты. Захар Захарович обнял их за плечи и сообщил как нечто ошарашивающе-неожиданное:

– Сейчас все подойдут, и на первый выход!

– Захар Захарович, ну не могу я в этом водолазном скафандре публике кланяться! Можно, я переоденусь? – взмолился Дима.

Захар Захарович от успеха стал великодушен.

– Ладно, ладно, только быстренько! К третьему вызову успеешь!

Дима распахнул дверь общей гримерной. В одном из крутящихся кресел вольготно восседал элегантный набриолиненный красавец. При виде Димы он встал и, обаятельно улыбаясь, поздравил:

– С блестящей премьерой вас, Дмитрий.

Расстегивая комбинезон, Дима грубо осведомился:

– Кто вы такой?

– В настоящее время – поклонник вашего таланта.

– Какого из двух? Того, который позволяет мне пятнадцать минут неподвижно стоять в идиотской позе, или того, который дает мне возможность быстро без проблем освобождаться от назойливых собеседников?

– Какой слог! Какие обороты! Уроки Захара Захаровича не прошли даром. Так, значит, вы обернулись тогда, спешно покидая кафе?

– Что тебе от меня надо, клещ? – еще грубее спросил Дима.

– Зови меня просто Беном, Димон.

– Бен? Большой Бен?

– Большой Бен – это часы. Я – просто Бен. А надо мне, чтобы ты в подробностях и без утайки рассказал о происшествии в магазине. Кто завалил пацана, Димон?

– А если я? – небрежно, вопросом на вопрос, ответил Дима. Сильно не нравился ему визитер, всем не нравился. И темным, непонятным разговором, и настойчивостью, с которой доставал его, и изысканным пробором, как у киношного фата двадцатых годов Адольфа Менжу, и ядовитым запахом французской парфюмерии. А главное: откуда он, для чего он, чей он?

– Судя по тому, как ты с моим солдатиком распорядился, мог, конечно. Но зачем? Смысл, смысл? Нет смысла. Так кто же убил?

– Тот, кому это было надо. – Дима, уже натянувший джинсы, надевал перед зеркалом свитерок. Любезный Бен приблизился и спросил игривым шепотом:

– Если скажешь, кому это надо, большой навар поимеешь, артист.

Голова как раз пролезала через вырез свитера, поэтому голос Димы прозвучал глухо:

– Отойди, от тебя пачулями пахнет. – Одеколонный дух проникал даже через плотную шерсть.

– Что ты сказал? – не понял Бен и обиделся. Дима, уже в свитерке, за плечо развернул Бена к выходу и все разъяснил:

– Это не я. Это Гаев в «Вишневом саде». Пошли отсюда, Бенедикт.

– Ты мне не ответил.

– Как-нибудь в другой раз, мой дядя Бенджамин. А сейчас мне некогда, на последние выходы надо успеть.

Вышли из гримерной. Перед лесенкой, спускавшейся вниз, Дима притормозил и сказал сочувственно:

– Да и тебе, я вижу, некогда. Спеши, Бен Ладен!

Он рывком развернул красавца к себе спиной и футбольным ударом по заднице отправил его вниз по ступеням. Задницей Бенджамин, он же Бенедикт, он же Бен Ладен, пересчитал их все. Внизу поднялся, невозмутимо поправил бриолиненный пробор, посмотрел вверх на Диму и предрек:

– Обещаю, шнурок, что очень скоро я тебя переобую.

– Передай пламенный привет своему кожаному закадыке! – завершил оживленный диалог Дима и направился туда, где гремели аплодисменты.

…Сравнительно прилично одетая Ольга при виде вышедшего на сцену Дмитрия прорвалась в первые ряды и завизжала так, что даже ко всему привыкшие поклонники андеграунда с опаской поглядывали на нее:

– Колосов! Колосов!

Не заметить ее было невозможно. Они встретились глазами, и Дима незаметно показал ей кулак. Что добавило ей энтузиазма:

– Колосов – гений! Колосов – гений!