- Не думал. Что она на такое способна, никогда не думал. – Он протянул жене написанное аккуратным ровным почерком письмо. Вирджиния прочла и схватилась за сердце, болезненно кольнувшее. Приглашение на свадьбу Розалины и некоего Томаса Марволо Реддла. Наверное, подумала женщина, того, из-за кого Роззи оставила Тони. Мальчик все каникулы просидел в доме, не выходя никуда, и когда единственный раз Николас вытащил их в Косой Переулок, кое-что подкупить, Антонин увидел там Розалину в обществе какого-то мужчины, настоял на возвращении домой и всю ночь просидел в своей комнате, запершись магией, молча… Вири тогда ужасно перепугалась за сына, но когда Николас умудрился все же открыть дверь и ворваться внутрь, Тони просто сидел на кровати, методично сворачивая и разворачивая свою колдографию с Розалиной. Когда он поднял глаза, женщине стало страшно – такого демонического мрачного блеска она прежде никогда в них не видела. Антонин, будучи поздним ребенком, живущим не в самой теплой атмосфере – Николас не любил его, ведь болезни ее были выявлены после рождения сыночка, всегда был мальчиком со сложным характером и очень противоречивой психикой. Но никогда прежде в нем не было так ярко выраженного зла. Вирджиния обожала единственного сына, но в тот момент она испугалась того, что проснулось в нем. Того, что проявилось в его глазах, жестах, интонации голоса… Во всем его облике…
Она не могла простить Розалине ее поступка, помня, как счастлив был сын, когда сказал, что его любимая Роззи теперь будет его женой, они будут вместе… И как он плакал впервые в жизни в тот день, когда Розалина сказала ему, что уходит к выбору… И каждый раз, когда она появлялась у них в доме – это случилось пару раз за прошедший год, Роуз навещала Тони, как друга, Вирджинию трясло от гнева и злости на девушку, продолжавшую мучать ее мальчика. И когда он упоминал, что виделся и разговаривал с Роззи, произнося ее имя всегда с нежностью, тоской и какой-то отчаянной надеждой, Вирджиния ненавидела несостоявшуюся невестку только сильнее. А уж те два эпизода с ее подружками, с которыми она пыталась познакомить ее милого сыночка, и которые вызвали у Тони тошноту, еще больше раскалили неприязнь женщины к девушке, которую она когда-то обожала.
Но приглашение на свадьбу было уже сверх любой меры. Издевательство, какому не было равных по мнению Вирджинии. Она помнила, что Тони всю ночь тогда сидел под дверью своей комнаты, после того, как разбил все стеклянное, что было в комнате, и от злости сломал тяжелую деревянную подставку под колбы и пробирки – приобретенную во время учебы, вопрошая кого-то шепотом, как она может так с ним поступать. Именно в тот день, когда пришло это приглашение, Николас впервые за годы крепко обнял сына, похлопал по спине и сказал, что Антонин сильный мужчина и выдержит это сумасшествие. Впервые и в последний раз в жизни он оказал сыну мужскую поддержку, показал, что верит в него и подставил плечо, на которое можно было опереться. Единственный раз…
И вчера Тони ушел вечером из дома потому, что это был день свадьбы, на которую он не пошел, день свадьбы Роззи…
- Плохо, - вздохнул Тони, морщась от головной боли, пока мать заботливо протирала его лоб мокрой холодной губкой. – Тошнит и голова болит страшно. Я, наверно, много вчера выпил… - он виновато взглянул на мать, но та в очередной раз вздрогнула. Она обожала Тони, заботилась о нем и опекала, как умела, но с того дня, как в его глазах появилось что-то мрачное и страшное, она начала бояться сына. Потому что это мрачное нечто не исчезало из его глаз никогда. И никуда…
- Ничего, малыш, сегодня воскресенье, полежи денек, - Вирджиния поцеловала сына в лоб и заметила, как он напрягся, глядя на дверь гостиной. Женщина обернулась туда же и застыла, уронив губку. Розалина, стоявшая в двери, сминая в руках платок, опустила глаза. В джинсах и потертой кофточке, но со следами красивой еще вчера прически и тушью на ресницах. И кольцо на пальце… Обручальное кольцо… Вчера она вышла замуж. Вирджиния медленно выпрямилась, открывая было рот, чтобы высказать этой маленькой дряни все, что думает о ней, но Антонин резким жестом прервал ее. В его взмахе показалась впервые такая властность, что у женщины и мысли не возникло перечить его указанию. Тони с трудом сел и кивнул матери на дверь:
- Выйди на минутку, ма, - посмотрел он на нее. – Розалина, видимо, поговорить о чем-то хочет… - Вирджиния, ощущая, что лучше не спорить сейчас, когда он в таком состоянии, бесшумно вышла из комнаты и поднялась наверх, проверить, все ли в порядке с мужем и почему он так тихо сидит…
***
- И чего тебе от меня надо? – скрестив руки на груди, осведомился Антонин, буравя Роуз глазами. – За подарком на свадьбу пришла? Я по почте пошлю, погоди, - он поморщился от головной боли. Розалина неслышно прошла к нему и села рядом, сочувственно на него глядя. И наморщила носик.
- Ты пил? – нахмурилась она, осознав, чем пахнет. Она никогда не одобряла алкоголь, сама вообще не могла пить, будучи валькирией, и когда они еще близко общались, когда между ними еще не было страшной пропасти выбора, не раз Роуз буквально орала на него, когда узнавала о забавах Малфоя с огненным виски, в которое тот пытался втянуть и Антонина. Результатом этих ссор стало то, что прежде Долохов не пил, лишь пару раз попробовав. Но теперь от него буквально разило выпитым вчера алкоголем.
- А тебе какое дело? – грубо отозвался он, резким движением отстранив руки, коснувшиеся было его лба. – Тебя должно заботить, пил ли твой муж… - язык с трудом поворачивался и голова ужасно болела, хотелось пить… И все же ему одновременно хотелось и прогнать ее и больше никогда не видеть, и чтобы она осталась еще на мгновение. Рядом с ним, совсем близко, со своими карими глазами и волосами, которые пахнут шалфеем… Он ощущал их запах так часто, когда они были вместе, когда он целовал ее, когда она, сидя под деревом в Школе, клала голову ему на плечо… Когда он любил ее. Он и сейчас любил ее, безумно тосковал и отчаянно и безнадежно желал вернуть, но он и ненавидел ее за все то, что она сделала с ним и продолжала делать.
- Я просто хотела убедиться, что ты… Ты в порядке… - она вздохнула, отводя глаза, влажные от непролитых слез. – Зачем ты пил?! Это вредно! И плохо! Я же столько раз говорила этого не делать! – рявкнула точно так же, как когда-то давно, в другой жизни, для них исчезнувшей навсегда… Тони метнул на нее сумрачный взгляд и вдруг осознал, что головная боль стремительно проходит, а в комнате раздаются странные чарующие звуки. Словно песня без слов… Песня Валькирии, Роуз часто раньше лечила его таким образом, и маму тоже. Но сейчас это казалось оскорблением, насмешкой над прошлым. И какое право имела она кричать на него? У нее есть муж, пусть на него и кричит. Хотя, конечно, на выбор она орать не будет, а вот на Антонина можно?! С внезапной злостью он довольно ощутимо оттолкнул ее еще дальше.
- Пью я или нет – тебя больше не касается, миссис Реддл! – обращение прозвучало в его устах как обвинение. В голосе скользнули одновременно боль, обида и ненависть. Но дальнейшего разговора не вышло, потому что сверху донесся отчаянный крик Вирджинии и стук, словно женщина упала. Долохов, голова которого почти уже прошла, метнулся наверх, взлетев по ступенькам меньше, чем за секунду… Розалина скользнула следом, безошибочно поняв по крику Долоховой, что дело не в самой Вирджинии, что та что-то увидела…
Николас сидел в кресле кабинета, как-то весь обмякнув на одну сторону, с полузакрытыми глазами. Казалось, не дыша. Лицо приобрело слегка синюшный оттенок, словно он задыхался, прежде чем упасть в обморок или же… Антонин заботливо усадил побледневшую мать на стул у двери, пока Вирджиния бормотала, начав задыхаться от волнения и приступа астмы, что-то про «умер».
