- Северус, потри мне спинку! – послышалось вскоре через шум воды. Я покорно вошел в помещение, где Кэт принимала душ… Обнаженная, с мокрыми волосами, она привлекала меня, но я пытался сдержать свое желание в этот раз… Однако когда Кэт соблазнительно улыбнулась, показывая свое стройное нежное тело, контроль над собой дал трещину. Кэт, как выяснилось, того и ждала, поскольку ее ответная реакция на ласки была положительна, и я продолжил. И пять минут спустя мы переместились в спальню, на кровать, где провели еще полчаса в том же духе и Кэт уснула в моих руках, прильнув всем телом…
- Я люблю тебя… - пробормотала она, засыпая. – Хоть ты и бабник, но я тебя люблю…
- Для тебя бабник исправился… - улыбнулся я, зарываясь носом в ее макушку. – Люблю тебя!.. – но Кэт уже сладко сопела, а вскоре уснул и я… Утром мы встали до завтрака, и еще пару минут понежились в постели, ревности Кэт не выказывала и разговор о грядущем дне был вполне мирным. Перед тем, как ей уйти на утренний сбор мракоборцев, я нежно поцеловал ее в губки, после чего дал строгий наказ не работать сверх возможностей. И мы расстались на ближайший день, но при взгляде на ее по горло застегнутую мантию, я невольно улыбнулся.
“Да, может в чем-то я вчера приукрасил, чтобы с ней не ругаться, но так действительно было лучше… И она спокойнее, и я…”
========== Внешне тьма - внутри сиянье (Анжелика) ==========
Иногда наступает момент, когда кажется, что ты никому не нужен. Или нужен, но совсем немного. И ты начинаешь обращать на себя внимание всеми доступными способами или замыкаешься, или… что похуже. Я выбрала первый способ. И не жалею. Возможен и другой момент – думаешь, что никто не нужен тебе. Иногда это действительно так, но чаще – неправда. К счастью, такое меня миновало. Тех, кто мне нужен, мало. Но они есть, и всегда были… Например, мой отец.
Когда мне было семь, родители сплавили меня в школу. Потом в школу магии. Потом, мне было одиннадцать, развелись. С тех пор для матери я стала почти чужой. Сейчас я даже рада, что после семи лет я нечасто бывала дома. Меньше ругани лилось на меня и сцен скандалов я видела. Одно плохо – братик родился, когда мне было девять, и я мало его видела. Хотя это не мешает его очень сильно любить… Помню, когда мама ушла, я ревела и просила ее вернуться к папе. Но… Она не вернулась. Она даже выставила меня на улицу, чтобы я перестала реветь. Тогда был сильный дождь, и я заболела. Отец тут же забрал меня и Джона от матери и потом сделал все, чтобы опекал нас именно он. С Джоном вскоре удалось, со мной оказалось сложнее. Первые два года каждые каникулы они делили меня, а я плакала и хотела то к одному, то к другой. Братишка тогда был с отцом…
У меня могла бы быть еще сестра, но она умерла сразу после рождения. Мама замкнулась в себе, потом они с отцом начали еще больше скандалить - она винила его в смерти ребенка – и наконец, полгода спустя после начала таких ссор она забрала Джона и ушла. Хотя при чем тут папа, я не понимаю до сих пор. Что такого он сделал… Скорее, это она виновата – она не хотела этих детей. Ненавидела их. Она и меня ненавидела, но все же их она не любила еще больше. Наверное, потому, что это дети нелюбимого ей человека…
Конечно, это вызывает у меня сочувствие – тот факт, что в семнадцать лет она вышла замуж за человека, которого толком не знала и не любила. К тому же она – способная колдунья, а папа сквиб. Да, четырнадцатое поколение знатного рода, но сквиб… И маме казалось это унижением. Джон, кстати, тоже родился сквибом, а я вот колдую. Наверное, это от матери.
Внешне я – вылитый отец. Нет, не сейчас конечно, в детстве. Рыжая, сероглазая, глаза круглые, в меру большие, лицо довольно смазливое, как говорили соседи. И тонкие красивые темно-розовые губы. Не знаю, чего не хватало матери – отец добрейший человек, довольно даже красивый, умный. Единственный недостаток - сквиб. Ну так и она не самая талантливая, она способная, очень. Но все равно есть маги куда лучше… В детстве меня прозвали Солнцем – за цвет волос и то, что я всегда старалась быть доброй и дарить всем тепло. Папа звал меня «маленькое солнышко». Это в тринадцать лет я покрасилась в черный цвет – матушка завела себе мужа, а я хотела, чтобы она и меня замечала и любила. Чтобы обратила внимание. И увидела кого-то еще. Не только нового «папу», но, едва увидев меня, она разоралась:
- Малолетняя дура! Уродка! Такая же больная, как отец! Ты недаром его дочь… Немедленно убери эту дрянь с волос и лица! Или я заставлю тебя намазать все на себя сразу… - это она про помаду и лак, тоже черные. Я же взяла сумку, ушла, позвонила папе и он меня забрал. Папа был удивлен моим видом, но сказал: «Главное, тебе нравится. А я мою дочурку люблю любой. Хоть хиппи, хоть лысой, хоть с бородой». Его новая жена, наша с Джоном мачеха, увидев меня, лишь приветливо улыбнулась. И налила большой стакан компота. Я ожидала крика, но его не было. Папина новая жена мне сразу понравилась. Она магла, но зато очень добрая и милая. И обожает Джонни, что тоже идет ей в плюс.
- Я в тринадцать лет выщипала себе все брови, - заметила она. – Так что я тебя понимаю! – Тут никто не сказал и слова плохого. Ни папа, ни Луиза – наша мачеха. Она тоже приняла мой новый стиль, я решила остаться такой, и на Новый Год - я стала неформалкой в середине осени – они подарили мне все черное… Постепенно я читала информацию о готах, изучала их движение и вскоре стала полноценным готом. Мне это нравится. Только вот Солнышком я больше не являюсь. Если только для Луи. У папы я «Ночка».
Этим летом я до пятнадцатого июля была у отца и Луизы. Играла с Джоном, помогала Луи – так мы с Джонни зовем мачеху – по дому, ела папин шоколад - он его делает и продает… У них всегда мило, уютно и тепло, и мне в гостях у папы хорошо. К тому же американские маги лояльнее к внешнему виду, и инфарктов при виде меня еще у них не бывало. Хотя я ломаю все стереотипы – немагическая одежда, крашусь, одеваюсь как гот, да еще и символика, какую они побаиваются… Дом папы – единственное место, где я могу утром выйти в пижаме и мне тут же дадут свежий вкусный горячий шоколад в большом стакане. Мама за пижаму вне спальни удушит.
Потом до конца августа я должна была быть у нее. Но вечером восемнадцатого июля я подумала что повешусь, если останусь так долго, и утром собрала вещи и ушла из дома. Еще через несколько часов, нагулявшись, я отправилась обратно в дом. Мать начала орать, как всегда, что я шатаюсь без дела. Я же молча взяла вещи, сунула ей копию письма из университета - про мое распределение в Хогвартс, забрала документы – для того чтобы нам дали жить в Британии, прислали документы из Денбриджа. И ушла. На прощание еще сказала, что на следующий год приеду. Вслед донеслось – можешь не появляться.
“Отлично, так и сделаем… Лишнее время с папой, Луи и Джонни… Не откажусь…”
Вопрос куда идти, был, наверно, самым трудным. У меня до университета не было друзей - самая маленькая в классе, а потом еще и гот, родители в разводе и я непонятно с кем из них должна быть. Да и мне не хотелось дружить с ними. В институте все изменилось, я общалась со своим курсом, а уж когда появилась Кэт – у меня появилась лучшая подруга. Она – добрая, светлая, очень заботливая. И я – готичка, мрачная, не злая, но и не ангел. Далеко не ангел. Могу даже стать чертом, если зла… Но противоположности могут притягиваться. Как мы.
К Реддлам я не хотела из-за их упорного желания понять, не влюбилась ли я в папу Кэт. Ей я призналась во всем, но ведь там все будут допрашивать. Я не могу их судить – меня угораздило влюбиться в человека, столь мне не подходящего… Это сейчас уже я могу так думать. Прошло немало времени. Тогда же я всерьез думала что что-то могло бы быть, если бы не многочисленные “но”, точнее, “не”. Не его верность покойной жене, не тот факт что он отец Кэт, что я ему не нужна, что он староват для романов со вчерашней школьницей…
Но он сам сейчас спал, я знала это. Прочтя письмо Кэт в июне, я впала в шок, боясь представить как все случилось, что он чувствовал, как она пережила… Тогда-то я и рассказала Луи о своих чувствах, она и тут была на моей стороне. Она поддержала меня. На самом деле. За это я благодарна ей… Через пару недель я даже начала понемногу улыбаться – отец Кэт нравился мне и с этим нечего было поделать. И осознание того, что с ним, угнетало… Но лето и опека Луи принесли свои плоды. Трансгрессируя к Кэтти, я уже почти успокоилась. Он жив. Уже неплохо.
