- Я последний раз говорю, катись! Пользуйся тем, что я не могу тебя отдать в Азкабан. Пока я не передумала. Проваливай к своим чертям! Тебе среди них самое место…

- Хорошо, я уйду… - он развернулся к двери, сильнее стиснув в пальцах палочку. С которой я не сводила глаз – эта палочка могла лишить меня жизни. Легко… Как в ту ночь, на башне, директора.

- И кольцо свое забери! – он обернулся ко мне, протянув было руку. Но тут же опустил ее.

- Делай с ним что хочешь, мне оно без тебя не нужно… Выброси, отдай кому-то… Что угодно. Оно твое…

- А мне оно тем более не нужно. Кольцо от того, кого я ненавижу… Пошел вон!

- Хорошо, - он замер на секунду в двери. – Может, когда-нибудь ты сумеешь выслушать. Но прощай! – захлопнулась дверка и я снова осталась одна, теперь уже совсем. Мы расстались после трех лет, после его предложения… Мы расстались. Со злости я швырнула кольцо в сторону двери, чувствуя, что удержаться от слез больше не в силах, последним, что я запомнила, были доски пола, на который я по ближайшей стене сползла… А потом я словно отключилась от реальности…

…Сквозь веки пробивался солнечный свет. Я слегка пожмурилась и открыла глаза, обнаружив, что лежу на кровати, под одеялом, не в джинсах и без обуви… Но как я тут оказалась?

- Ты проснулась? – раздался рядом заботливый женский голос. С акцентом. Жозефина?

- Да… А что вчера случилось?

- Ты же ушла… И потом тебя привел… Вот он, – она указала рукой куда-то в сторону. – И с вами пришла еще какая-то женщина, она и сейчас тут, с вашим папой говорит.

- Да… - кивнула я, вникая в смысл ее слов.

- Ты хорошо себя чувствуешь? – заботливо склонилась надо мной женщина. – Вчера ты очень сильно плакала, ты, наверное, и не помнишь ничего.

- Я хорошо, спасибо… - я слабо улыбнулась и Жозефина отошла. Я приподнялась, села, повернула голову и встретилась взглядом с Владом.

- У тебя гости… - улыбнулся он. - Не я, я тебя просто сюда привел. Тебя захотела увидеть Анна, и она… - он вздохнул. – В общем, то, какой мы тебя нашли, выглядело пугающе. Ты вся в слезах, на полу, почти в бесчувственном состоянии. Что тут случилось?

- Я вас давно не видела, - заметила я. А и правда, давно…

- Мы были в Европе, решали проблемы с Хранителями, не было возможности попасть сюда. Да ты вроде и справлялась.

- Да… - я снова не смогла ответить ничего умнее.

- Нам вчера сказали, что на школу нападали. Но едва ли это тебя так поразило бы.

- Ты знаешь, что убили Дамблдора? – каким-то не своим голосом спросила я.

- Знаю… - кивнул он.

- Знаешь кто? – Влад отрицательно помотал головой. Я набрала в грудь воздуха, но сказать не сумела, по щекам снова потекли слезы.

- Влад, что с ней? – раздался в дверях голос Анны Экалы…

“Интересно, что еще должно случиться? Как жизнь будет добивать меня?”

- Она пыталась сказать, кто убил директора их школы.

- Я скажу тебе после, - ах, да, она ведь все знает… - Мы вовремя появились, конечно. Я совсем не следила за Британией, прости, Кэт.

- Ничего, сейчас вы тут.

- Да, тут. И более того - я задержусь здесь до июля, помогу. Конечно, это не значит, что останусь тут жить, но буду обращать на тебя и твою страну самое пристальное внимание.

- Спасибо… - выдавила я из себя.

- Не стоит благодарности, мы виноваты перед тобой, - вздохнула женщина. – И я, и мой помощник… - при этом слове Влад с улыбкой кивнул.

- Помощник? – скорее машинально повторила я. Анна кивнула.

- В любом случае, сейчас тебе лучше немного отдохнуть, после того, что случилось. Я не требую от тебя что-то решать или еще чего-то там. Мы гордимся тобой, Кэт. Розалина гордилась бы тобой. – При словах о маме я впервые за долгое время сумела искренне улыбнуться. Мама гордилась бы мной, она гордилась бы… Наверное и правда. Я ведь стараюсь быть похожей на нее, во всем… - Тебе сейчас нужен отдых и да, милая… Не старайся забыть. Иногда память – единственное, что помогает потом, время спустя… Что-то принять…

- Я хочу его забыть, совсем… - вырвалось у меня.

- Не сможешь. Эту боль – может быть. Но если человек сделал тебя счастливой, если заставил улыбаться – ты его не забудешь. И знаешь, как бы сильно мы ни хотели забыть любовь – она остается в памяти. Она может уйти только сама. И если не уходит – значит, не нужно. Поверь мне, - я вздохнула. Я и впрямь хотела забыть роман с Ним как кошмарный сон. А мне говорят – не сможешь, не забудешь, и наверное правы.

Дверь закрылась, но тут же отворилась вновь. На сей раз это был папа с чашкой горячего шоколада – такой я часто пила в детстве. Папа всегда готовил его лично. И мы с мамой его обожали…

- Как ты, милая? – отец сел рядом, погладив меня по волосам. Слезы снова начали собираться на глазах, по капельке стекая по щеке, непроизвольно, сами собой…

- Пап, зачем он так со мной? – я прижалась к отцу.

- Не знаю, но знаешь, я не верю, что он хотел заставить тебя страдать… Когда любишь – боль любимого человека режет хуже ножа.

- Он не любил…

- Ты уверена? – папин вопрос огорошил. Я подняла глаза, гадая, что он имел в виду. – Лично мне кажется, что дела были как раз наоборот. Он любил, если бы я не видел, как он выхаживал тебя на шестом курсе, как боялся на седьмом, если бы не замечал, как скучал позже – я бы тебе поверил. Но я все это видел. Кэт, он любил тебя. Я не знаю лишь одного – почему он тебе не сказал, не предупредил, быть может, сам не знал, что придется так…

- По лицу видно было, что знал… - я не хотела много говорить. Но папины слова заставили вспомнить те самые события… И ведь Северус впрямь спасал меня, боялся, ругал, выхаживал. Если не любил – тогда зачем был весь этот маскарад? – Пап, скажи, ты любил маму? – я посмотрела отцу в глаза. Я никогда не задавала этот вопрос. Но теперь он почему-то вырвался сам собой. Повисла тишина и лишь несколько секунд спустя прозвучало короткое:

- Нет… - и почти тут же он продолжил, - даже слова «любил» мало, чтобы это описать. Я не мог жить без нее, я боготворил Роззи, я и сейчас помню ее так, словно она жива и просто отошла, в магазин, например… И знаешь, милая… Если любишь валькирию – никогда не сможешь ее разлюбить. Даже если захочешь. Это ваш дар и ваша беда…

- Беда?

- Иногда валькирий любят те, кто не является их выбором. Тогда это становится бедой… Мне повезло, я мамин выбор.

- А у нее был такой несчастный?

- Он есть почти у каждой валькирии, - я до боли прикусила нижнюю губу. – Он дышит ей, грезит о ней, любит всю жизнь и знает, что взаимности нет и быть не может, если есть выбор, и это ужасно. Особенно когда и валькирия это знает. Эти муки совести – расплата за ваш дар, наверное.

- А у мамы? – дыхание замерло и на миг я даже забыла о своей собственной боли.

- И у мамы был… - папа внезапно поднялся. – Но это прошлое, мамы нет, давай не будем это ворошить. Лучше выпей какао и постарайся уснуть. Я пришлю к тебе Герми или Тонкс, они обе у нас. И да, - он что-то вложил мне в руку, поставил чашку на тумбочку и поцеловал в лоб, – это твое, не разбрасывайся такими вещами… - папа ушел, я прилегла, подумав, что поспать не мешает – во сне хотя бы плакать не хочется… В ладошке что-то мешало и я разжала кулак, чтобы посмотреть. Это было мое кольцо с помолвки… Наверное, Влад и Анна нашли его и отдали папе. Первой мыслью было выбросить, но рука тут же опустилась – я не сумела. Вместо этого я надела колечко на палец, чтобы не потерять вновь, и впервые за все дни я вдруг подумала о том, что это еще не конец. И что может статься так, что папа прав… По крайней мере, в тот раз я впервые уснула без слез на глазах. С надеждой в глубине души на то, что все окажется лучше, чем я боюсь. И снилась мне в ту ночь мама – в эту трудную для меня минуту хотя бы во сне она была рядом. И на миг я ощутила то, о чем говорил папа – словно мама жива и мы все вместе.

“Если любишь – и неважно как кого – валькирию – не сможешь ее забыть. А если так – Сев не сможет забыть меня. Может, это и плохо, а может, и хорошо… Время все решит…”