По-видимому, "еврейский вопрос" достиг наивысшей степени остроты после того, как, стремясь как-то улучшить тяжелое положение еврейского населения, руководство ЕАК предложило создать в Крыму или в Поволжье какую-то форму еврейского государственного образования. О предложении было доложено Сталину. Он отнёсся к нему крайне отрицательно. Мнение вождя сыграло свою роль. Власти не стали препятствовать росту антиеврейских настроений. Об этом свидетельствуют два происшествия в далеко отстоящих один от другого городах.
В письме евреев-фронтовиков, киевлян, направленном осенью 1945 г. на имя И. Сталина, Л. Берия и П. Поспелова (редактора газеты "Правда"), говорилось: "Здесь свирепствует ещё невиданный в нашей советской действительности антисемитизм. Слово "жид" или "бей жидов..." со всей сочностью раздаётся на улицах столицы Украины, в трамваях, в троллейбусах, в магазинах, на базарах и даже в некоторых советских учреждениях. В несколько иной, более завуалированной форме это имеет место в партийном аппарате вплоть до ЦК КП(б)У, отмечавшего, что "Есть евреи-коммунисты, которые приходили в райкомы партии, рвали или бросали свои партийные билеты, так как считали для себя недостойным быть в рядах такой партии, которая проводит расовую политику, аналогичную фашистской партии".
Письмо евреев-фронтовиков сообщает также о произошедшем в Киеве в сентябре 1945 г. "первом в условиях советской власти" еврейском погроме, во время которого за один только день было избито 100 евреев, а 36 из них были доставлены в тяжёлом состоянии в киевские больницы, где пятеро скончались в тот же день. Попутно пострадали несколько русских, похожих внешностью на евреев.
Примерно одновременно с письмом киевлян в ЦК ВКП(б) поступило коллективное послание из г. Рубцовска Алтайского края. В нём подробно сообщалось о нескольких антиеврейских эксцессах, в том числе и о том, что произошёл 8 июля 1945 г. во время футбольного матча на местном стадионе. Авторы послания обращали внимание на то, что в провоцировании эксцессов существенную роль играло бездействие местных властей. В послании содержался весьма важный и не по времени смелый вывод: "Масштабы обыденной юдофобии социальных низов были бы значительно меньшими, если бы по закону сообщающихся сосудов она не подпитывалась государственным антисемитизмом политических верхов".
В первые послевоенные годы советские евреи по указанным причинам направляли обращения и петиции не в партийные и государственные органы, а в ЕАК, наивно полагая, что этот получивший международное признание орган может взять на себя заботу по увековечению памяти евреев-жертв нацизма, изданию книг, журналов и газет на еврейском языке, созданию музеев или постоянно действующей столичной выставки, посвященной участию советских евреев в Великой Отечественно войне, а также возобновлению преподавания еврейского языка и восстановлению синагог, разрушенных до начала и во время немецкой оккупации.
Подобные обращения, как оказалось, лишь стимулировали рост антиеврейских настроений в высших эшелонах власти, трансформировавшихся в реальные действия местных властей.
Как и следовало ожидать, довольно скоро ЕАК стал подвергаться критике и обвинениям в "политически вредной" деятельности едва ли не с момента его создания. Первое из главных обвинений ЕАК формулировалось так: "Статьи, посылаемые Еврейским комитетом, посвящены главным образом деятельности евреев, их участию в Отечественной войне. Жизнь Советского Союза показана как бы сквозь призму участия в ней евреев. Это облегчает проникновение статей в "зарубежную" еврейскую печать и в какой-то степени оправдано, но комиссия считает, что это не может быть общей установкой в работе".
Нашёлся же, конечно, и "полезный, правильный" еврей - некто С. Брегман, заместитель наркома госконтроля РСФСР, кооптированный в ЕАК в конце 1944 г., обвинивший комитет в отсутствии политической бдительности и попустительстве "в отношении некоторых неустойчивых людей, которые колеблются, шатаются", позволяющих себе "выступать в антипартийном духе" и "делать поклёп на советскую действительность".
Во второй половине 1945 г. статьи, распространяемые ЕАК за рубежом, всё чаще подвергались критике за "мелкоеврейскую тематику" и "отсутствие тем, отражающих текущую жизнь Советского Союза". Подобные критические замечания в адрес ЕАК со временем появлялись всё чаще. В партийных органах к Комитету и его руководителям уже накопилось немало серьёзных претензий. 25 декабря 1945 г. М. Шкирятов и заместитель начальника Управления ЦК Е. Андреев направили на имя Г. Маленкова донесение, в котором подчёркивались намерения руководства ЕАК "превратить эту организацию в какой-то Комиссариат по еврейским делам" и говорилось о политической вредности этих намерений. Авторы донесения высказали "глубокое убеждение: Еврейский антифашистский комитет нельзя оставлять в том состоянии, в котором он находится в настоящее время..." Власти, как всегда, испугались даже таких хилых инициатив отдельных комитетчиков, о которых говорилось выше. Принцип, согласно которому "инициатива наказуема", нарушать не дозволялось никому.
Летом 1946 г. сотрудники Министерства государственной безопасности изъяли всю комитетскую документацию и доставили её в ЦК ВКП(б) для ревизии. Заместитель начальника отдела внешней политики этого органа А. Панюшкин сразу после изъятия документов ЕАК вызвал к себе С. Михоэлса и И. Фефера и сообщил им, что "есть мнение закрыть ЕАК". На что Михоэлс напомнил Панюшкину, "что фашизм ещё не исчез и с ним нужно бороться", поэтому закрытие ЕАК было бы преждевременным. Через некоторое время появилось "мнение", согласно которому Комитет может сгодиться для сохранения полезных контактов с американскими общественными еврейскими организациями, в том числе и с Компартией США, возглавляемой евреем и финансируемой СССР. Так как "новое мнение" принадлежало "лучшему другу еврейского народа", то ЕАК продолжил свою деятельность в составе отдела внешней политики ЦК ВКП(б), возглавляемого ещё "одним лучшим другом" - М. Сусловым.
В конце сентября 1946 г. на стол Суслова легла "Справка о деятельности Антифашистского еврейского комитета", подготовленная комиссией ЦК, проверившей Комитет. В "Справке" приводились не только уже упоминавшиеся "ошибки" ЕАК, но и названы новые. Составители "Справки" очень возмущались телеграммой протеста, направленной ЕАК польскому правительству в связи с антиеврейскими выступлениями в Кракове, а также попытками Комитета выступить в роли посредника между еврейскими организациями и советскими властями. Составители "Справки" утверждали также, что ЕАК, вместо того, чтобы бороться с западной, прежде всего сионистской, пропагандой, "продолжает линию буржуазной сионистской пропаганды" и по существу "борется за реакционную идею единой еврейской нации". Ревизоры обвиняли ЕАК в "непомерно большом внимании", уделяемом им "работе на Палестину". Такой вывод делался на том основании, что в Палестину ЕАК было отправлено в полтора раза больше материалов, чем в Англию, и что руководство Комитета выражало сочувствие эмиграции евреев в Палестину и созданию там национального еврейского государства. Заканчивалось обвинение совсем уже не слабо: ЕАК пособничает реакционным американским политикам, "которые путём массового переселения евреев стремятся насадить в Палестине массовую агентуру американского империализма". Отсюда по умолчанию вытекало, что десятки тысяч евреев, в том числе и советских, среди которых абсолютное большинство прошли гетто и лагеря смерти, и уцелели чудом - агенты американского империализма. Именно такой вывод и нужен был Министерству государственной безопасности, которое уже готовило против руководителей ЕАК "шпионское дело", предварительно направив в ЦК ВКП(б) и Совет министров СССР материал, озаглавленный "О националистических проявлениях некоторых работников Еврейского антифашистского комитета". М. Суслов 19 декабря 1946 г. представил составленную по полученным материалам записку в секретариат, Политбюро ЦК ВКП(б) и Сталину. В этой записке был сделан вывод: "Деятельность Еврейского антифашистского комитета, как на заграницу, так и внутри СССР, приобретает всё более сионистско-националистический характер и поэтому является политически вредной и нетерпимой".
