— Вы здесь, предо мной, потому что ненавидите Сейхан Султан. Насколько мне известно, в прошлом вы дружили?

— Да, госпожа, — ответила Церера, осмелев. — Но после того, как Сейхан побывала в покоях повелителя, то зазналась. Мы это… не одобрили.

Ухмыльнувшись над словами о неодобрении, Михримах Султан подошла к ним ближе.

— У меня есть к вам одно поручение. Справитесь — одарю золотом и, быть может, отправлю одну из вас к брату.

Наложницы в предвкушении переглянулись.

Дорога из Трабзона в Стамбул.

Соколлу Мехмед-паша, сотрясаясь на кочках в карете, мирно посапывал, уснув. Напротив него сидела Эсмехан Султан, обнимая уснувшего у неё на коленях сына султанзаде Ибрагима.

Разглядывая спящего мужа, султанша случайно остановила взгляд на письме, выглядывающем из-за ворота его кафтана. Вспомнив о том письме, которое муж спрятал от неё, едва она зашла в его кабинет накануне поездки, Эсмехан Султан, возгоревшись любопытством и ревностью, осторожно протянула руку и медленно вытащила письмо из-за ворота кафтана.

Оно было перевязано шнурком и, быстро расправившись с ним, султанша, стараясь не создавать шума, прочитала содержимое.

“Хюмашах Султан,

пишу это письмо, разрываясь на от мук любви, овладевшей мною, едва я впервые вас увидел.

Вы принадлежите другому мужчине, что душит вас в брачных оковах ревности и власти.

От осознания этого я переполняюсь гневом.

Простите раба своего за такую дерзость.

Сжальтесь над своим ничтожным рабом и ответьте на моё отчаянное взывание к вам».

Ошеломлённо взглянув на спящего мужа, Эсмехан Султан, проглотив слёзы, свернула письмо и, перевязав его, вернула на место.

Топкапы. Мечеть Рустема-паши.

Русоволосая женщина в чёрном одеянии, которое дополняла лишь корона с тёмно-фиолетовыми драгоценными камнями, спустилась из кареты на землю.

Фахрие-хатун, поддержав её за руку, обернулась к мечети, к которой они подъехали, и осмотрелась.

Михримах Султан, печально вздохнув, с трепетным чувством в серых потухших глазах взглянула на сооружение, сверкающее в летнем солнце.

— Неправда ли, красиво?

— Да, госпожа, — кивнула Фахрие-хатун, сочувственно взглянув на госпожу. — Мечеть Рустема-паши, наконец, достроена и скромно красива.

Улыбнувшись уголками губ, Михримах Султан, бросив прощальный взгляд на мечеть, повернулась обратно к карете, и хазнедар бросила на неё непонимающий взгляд.

— Госпожа, вы разве не желаете увидеть мечеть изнутри?

— После взгляну, — обернулась через плечо та, возвращаясь обратно в карету. — Сейчас поедем к Шехзадебаши. Там могила моего мужа…

Топкапы. Покои Сейхан Султан.

Темноволосая султанша беспокойно металась в своих покоях под напряжённым взглядом Зейнар-хатун.

— Госпожа, вы уверены, что этих девушек отобрали для повелителя? — спросила та. — Вряд ли Михримах Султан выберет столь высокомерных и не желающих подчиняться наложниц, как Церера и Мирингея. Она слишком дорожит своей властью и боится её потерять. Ей не зачем рисковать и создавать себе ещё одну соперницу.

— Нет, не уверена. Если не для повелителя их отобрали, тогда для чего? Быть может, султанша хочет разузнать у них обо мне и найти моё слабое место?

— Кто знает, что на уме у Михримах Султан? Нам остается только догадываться.

— Нет! — горячо возразила Сейхан Султан, сверкнув зелёными глазами. — Нам остается помешать ей, Зейнар. Что бы она не задумала, ей это не удастся.

— Что вы намерены предпринять?

— Пока не знаю… — выдохнула Сейхан Султан.

Топкапы. Гарем.

Церера-хатун, переглянувшись с Мирингеей-хатун, стоящей в отдалении от неё, опустилась на тахту и взглянула на наложниц, переставших говорить с её приходом.

— Церера, где ты пропадала? — спросила одна из них.

Та с видом сплетницы наклонилась к ней и, понизив голос, прошептала:

— Меня вызывала к себе Сейхан-хатун. Представляете? Хотела, чтобы я стала служить ей по старой дружбе.

— Правда? И что ты ответила?

— Да кто она такая? — возмутилась Церера. — Ещё вчера была такой же наложницей, как мы. Возомнила из себя госпожу. Ходит, нос задрав.

— Ты права, — согласилась другая наложница. — Вчера она, увидев, что я не поклонилась, подошла ко мне и стала грозиться, что если не буду уважать её, выгонит из гарема.

— Стоит поставить её на место, верно? — заговорщически ухмыльнулась Церера ей в ответ.

Наложницы согласно закивали головами, смотря друг на друга.

— И я знаю, как, — продолжала шептать девушка. — Она думает, что властна над нами и может раздавать приказы. Если против неё восстанет кто-то один, то ему несдобровать. А если мы будем вместе, то она не сможет нам помешать!

— Но как же Михримах Султан? — запереживала одна из девушек. — Она не позволит учинить в гареме бунт.

— Что ты такое говоришь? — насмешливо хмыкнула Церера. — Михримах Султан также не любит Сейхан-хатун. Султанша защитит нас в случе чего. Бояться нечего!

Мечеть Шехзадебаши.

Михримах Султан, помрачнев, медленно подошла к могиле Рустема-паши, находящейся во внутреннем дворе мечети Шехзадебаши, и взглянула на надгробный камень, на котором были высечены его имя и годы жизни.

Фахрие-хатун проводила её печальным взглядом, а после опустила голову.

Скорбящая султанша медленно стёрла слёзы с щёк. В её груди болезненно защемило, когда она перевела взгляд серых глаз к небольшой могиле, находящейся совсем рядом от захоронения Рустема-паши.

На надгробном камне было высечено имя “Султанзаде Осман, сын Михримах Султан и Рустема-паши”, а также годы его недолгой жизни.

Подойдя, Михримах Султан возродила в себе далёкие счастливые воспоминания, когда она держала новорождённого сына в своих руках и счастливо улыбалась, смотря как муж целует его в лоб. Оборвав себя, султанша медленно распрямилась,и, бросив прощальный взгляд на две могилы, развернулась и подошла к Фахрие-хатун.

— Возвращаемся во дворец. Скоро начнётся то, что мы задумали.

Топкапы. Гарем.

Сейхан Султан шла из своих покоев в гарем вместе с Зейнар-хатун, дабы проверить, там ли Церера и Мирингея или одну из них уже отправили готовиться к хальвету. Если это так, то она обязана вмешаться.

Едва завидев её, проходящую мимо гарема, подговорённые Церерой наложницы выбежали ей навстречу. Церера и Мирингея, оставшиеся в гареме, напряжённо переглянулись.

— Сейхан-хатун! — воскликнула одна из наложниц, Анна-хатун.

Злобно сверкнув зелёными глазами, Сейхан Султан нахмурилась.

— Ты, видимо, забылась. Из нас двоих хатун ты, а я — султанша.

Ухмыляющаяся Анна-хатун переглянулась со стоящими рядом с ней девушками, будто бы набираясь смелости от них.

— Ты не султанша, Сейхан-хатун. В гареме есть лишь одна настоящая султанша.

— Это Михримах Султан! — закончила другая наложница.

Сейхан Султан вспыхнула от гнева и негодования, но Зейнар-хатун вышла вперёд, прикрыв собой госпожу.

— Довольно! Как ты смеешь с госпожой так разговаривать?

— Ты вообще молчи! — воскликнула Анна-хатун.

— Прикрой свой рот, Анна! — процедила сквозь зубы Сейхан Султан, и её зелёные глаза наполнились яростью. — Иначе я прикажу вырезать тебе язык за подобные слова.

— Внимание! Михримах Султан Хазретлери! — раздался голос Сюмбюля-аги, и все, замолчав, склонились в поклонах.

В чёрных одеждах султанша, возвращающаяся в Топ Капы из поездки, подошла к столпившимся наложницам и, нахмурившись, непонимающе огляделась.

— Что здесь происходит?

Фахрие-хатун, стоя позади султанши, напряжённо посмотрела на Сейхан Султан, которая, распрямившись из поклона, подошла к госпоже.

— Эти наложницы смеют отрицать моё положение матери шехзаде и госпожи.

— Ещё одно слово, и я посажу вас в темницы до вечера! — прикрикнула на наложниц Фахрие-хатун. — Занимайтесь своими делами, а против Сейхан Султан бунтовать не смейте.

Наложницы, недовольно поджав губы, смутившись и растеряв смелость, бегло разошлись по гарему.