Я сидела на скамье и рыдала.

Стоял чудесный, на удивление теплый и безветренный зимний вечер, которому радовались и пробегающие мимо галдящие прохожие, и играющая неподалеку детвора, и... Лишь я сидела под ёлкой в одиночестве и рыдала.

31 декабря... Ненавижу Новый год!.. Я злобно шмыгнула носом. И кто придумал отмечать этот проклятый праздник?.. И ведь так отмечают, что завидно!.. Мимо пронеслись парень с девушкой, волоча тяжелые пакеты и на ходу обсуждая праздничный стол. И, конечно, никто не обратил на меня внимания. Что и неудивительно. Я так долго сидела без движения, что, вероятно, напоминала сугроб – жалкий и хлюпающий носом.

Я проводила тоскливым взглядом счастливых отмечальщиков, возбужденно обсуждающих новогодние наряды, и снова жалобно шмыгнула носом. И по щекам вновь заструились слезы. Ы-ы-ы!.. Все, вот все сегодня будут праздновать!.. А я? Ы-ы-ы!.. А меня шеф заставил сегодня выйти на работу и домой на праздник не отпустил, зараза! Ы-ы-ы!.. И семья, и друзья – все будут отмечать Новый год в моем родном городе, а я… Ы-ы-ы!.. А я... Кому я тут нужна? Да, урвала последние билеты на поезд, чтобы съездить на каникулы домой, но уеду аж третьего января! А на работу – уже восьмого... Ы-ы-ы!..

От долгих рыданий разболелась голова. Я вздохнула. Из года в год – одна и та же песня... Мама давно советовала уволиться, найти другую работу, да в родном городишке я могла устроиться разве что дворником. Я и в крупном-то городе едва работу нашла и вцепилась в нее, как бульдог. Да и страшно было что-то менять, и всё меня устраивало, даже ненормированный рабочий день. Вот только шеф – зараза, да они, говорят, везде такие...

Ы-ы-ы...

Домой хочу... К маме и папе... К друзьям... К наряженной ёлке, накрытому столу и маминому тортику… Ы-ы-ы... И маминого оливье хочу... И подарков – много-много, как в детстве... Сложить свертки сверкающей горкой под ёлкой и ждать с нетерпением, когда их можно будет открыть... Ы-ы-ы... Здесь мне только Ирка, знакомая по работе, брелок и свечку подарила – и то, кажется, больше из чувства долга, чем от души. Ы-ы-ы... Хочу... всего хочу! И... Деда Мороза хочу!.. С его искусственной бородой, красным носом и требованием стишков. И мешком подарков, как в детстве. Хочу!..

Ы-ы-ы…

Проревевшись, я поймала себя на странной мысли – так много всего хочу, что, пожалуй, уже ничего не хочу... И не верю. Ни в Новый год, ни в подарки, ни в Деда Мороза. Вера кончилась вместе с детством – три года назад, когда я окончила институт и перебралась в другой город в поисках работы.

Ы-ы-ы…

Осторожно высморкавшись в мокрый носовой платок, я вытерла лицо шарфом и вздохнула. Ладно, что уж... Хватит, пожалуй, реветь и жалеть себя. Да и ноги мерзнуть начали. Домой пора. Выпить горячего чаю и завалиться спать. И гори синим пламенем всё, особенно праздники...

 Встав, я отряхнулась от снега, поправила шапку, взяла сумку, повернулась, чтобы уйти, и... Уткнулась носом в белую и пушистую... бороду?

Отшатнувшись, я подняла взгляд. В шаге от меня стоял Дед Мороз. Красный, расшитый серебристыми снежинками халат, черные валенки, алая шапка с белой опушкой, борода, витой серебристый посох, красный нос – всё при нем. Как и слабый запах коньяка. Как, кстати, и солидный мешок с подарками, лежащий на земле. Всё, как я и хотела. Почти.

– С наступающим! – басовито прогудел Дед. – Вызывала?

– Я?.. – заикнулась изумленно.

– А кто же? – на краснощеком лице задорно сверкнули угольки веселых глаз.

– Вы это... ошиблись, – промямлила я. – Я не в том возрасте уже... Вам, наверно, вон в тот детский сад и...

– Что значит – не в том возрасте? – мой собеседник поднял седые брови. – Вера в новогодние чудеса не подвластна возрастам. Либо она есть, либо её нет. И в тебе, девонька, есть, иначе бы меня здесь не было.

– Да-а-а? – неуверенно протянула я.

Дед Мороз кивнул, плюхнулся на скамейку, вальяжно вытянул ноги и скомандовал:

– Ну, давай!

– Чего давать? – не поняла я.

– Песенку спой или спляши, – он пожал плечами и сунул руку в карман халата. – Подарок-то хочешь?

– Хочу, – ляпнула я.

– Вот и зарабатывай, – и Дед интеллигентно приложился к горлышку небольшой металлической фляжки. – И поспеши. У меня на сегодня заказов много – вишь, сколько еще подарков раздать надо?

Я заозиралась по сторонам, судорожно припоминая что-нибудь новогоднее. Парк же, как по заказу, опустел – даже детвора, играющая недавно в царя горы, куда-то подевалась. Даже птицы замолчали. Лишь запорошенные снегом ели сомкнулись вокруг меня пушистым кольцом. А Дед и не думал уходить, всем своим видом давая понять – не уйду, пока не спляшешь. Вот влипла, ёлки зеленые... Ах да, ёлки, конечно же...

Я кашлянула и дрожащим голосом затянула: «В лесу родилась ёлочка...». Дед Мороз, прикладываясь к фляге, благожелательно внимал и кивал. И под его взглядом я неожиданно успокоилась. И повеселела. Так это всё... неожиданно. Невероятно. Нереально. Чудесно?.. Пожалуй. Я снова ощутила себя девчонкой, приплясывающей перед Дедом Морозом в ожидании подарка. И заодно вспомнила новогодние частушки. Голос, правда, как и музыкальный слух, у меня отсутствовал, а замерзшие ноги вместо танца выписывали невразумительные па, но мой собеседник продолжал добродушно кивать.

– Молодец, девица! – весело заметил он, когда я остановилась перевести дух. – Заслужила подарок! – и полез в мешок.

У меня внутри все затрепетало. Подарок! От Деда Мороза! Да разве так бывает?.. И, когда я взяла внушительную коробку, завернутую в золотистую фольгу, у меня задрожали руки.

– Только запомни одно, – Дед Мороз встал и закинул на плечо мешок, – сейчас подарок не открывай. Придешь домой и положишь под елку. Пробьют двенадцать Куранты, наступит Новый год – вскрывай, но не раньше. Ясно?

– А почему? – я с восторгом прижала к груди подарок, чувствуя себя и глупой, и нелепой, и счастливой.

– Потому что так правильно, – сказал он и улыбнулся: – Обещаешь раньше двенадцати ночи распаковывать?

– Обещаю, – разочарованно отозвалась я.

– Вот и славно! – Дед хитро подмигнул и мягко ущипнул меня за щеку: – Ну, бывай, красавица! С наступающим!

– С наступающим, – охотно отозвалась я.

Позади раздались чьи-то голоса, и меня окликнули по имени. Вздрогнув, я повернулась, проводила взглядом толпу незнакомых людей, а когда обернулась к Деду, тот исчез. Испарился. И никаких следов после себя не оставил. Словно растаял. Я растерянно посмотрела сначала на опустевшую скамейку, потом – на подарок. Чудеса? Или эти, как их там, инновации? А, всё лесом... Главное – подарок!

Домой я шла, крепко прижимая к груди коробку, словно опасаясь, как бы она не растаяла в воздухе, подобно Деду. Но подарок не исчезал. Фольга, припорошенная снегом, слабо искрилась в свете уличных фонарей. Я ускорила шаг. Скорее бы уже Новый год наступил... Чтобы можно было шустро развернуть обертку и открыть коробку... Я легонько встряхнула свою ношу. Не звенит, не стучит... Что же там может быть?

По дороге домой я усердно гадала, перебирая варианты возможного подарка. И поймала себя на удивительной мысли – я жду наступления праздника. И, когда президент прочитает своё обращение, Куранты пробьют двенадцать ночи, хлопнет пробка из-под шампанского, можно будет нырнуть под ёлку за подарками и... Стоп.

Я замерла. Ключи упали на пол, а рука остановилась, не дотянувшись до выключателя. У меня же нет самого главного – ёлки! Расстроенная словами шефа, я решила, что не буду праздновать, и даже ёлку не купила!.. Включив свет, я положила подарок на комод и повернулась, чтобы выйти из квартиры. Правда, уже шесть вечера... Но ёлку добыть надо. Кровь из носу.

Выскочив на улицу, я понеслась к магазину, где находился ёлочный базар, и на секунду почувствовала себя идиоткой. Подумаешь, всучил полупьяный дед яркую коробку... Неужели она стоит того, чтобы на ночь глядя бегать по микрорайону в поисках ёлки? А внутренний голос сурово шепнул: «Стоит!». Праздник должен быть праздником, и он – должен быть, несмотря ни на что. И никакие заразы-шефы не стоят моих расстройств.