— Пока что хорошо.

Ванесса продолжала:

— Вчера в шесть сорока пять вечера г-н Масри ушел в отставку с должности посла Египта и сдал свой египетский паспорт должностным лицам Госдепартамента США. Его просьба о предоставлении политического убежища была удовлетворена и будет рассматриваться по всем официальным каналам. Пока идет этот процесс, он останется в США с грин картой, надеясь получить гражданство в самое ближайшее время.

— Хорошо. Все в порядке.

— И какова наша позиция, когда пресса спросит о предоставленной им информации? — Спросил пресс-секретарь.

— Что его информация касается текущего секретного расследования, и мы обязательно предоставим больше данных, когда это будет возможно, — ответила Джессика.

— Пресса это ни за что не проглотит, мэм.

Джессика нахмурившись посмотрела на своего пресс-секретаря. Она прекрасно понимала, что он был прав, но предоставить больше информации все равно, что внести еще большую неразбериху, они до сих пор не знали, кто заказал это политическое покушение.

Она вздохнула и потерла затекшую шею.

— Знаю, но это единственное, что мы можем сообщить прессе в данный момент.

— Как мы будем отвечать по поводу соглашения? Все-таки это огромный пласт в вашей деятельности за последнее время.

— Да, огромный, но мы не можем заглядывать вперед, пока существует такая неразбериха с Египтом, так что скажи, что мы в самом ближайшем будущем предоставим больше информации. Ванесса, у нас будет телемост с премьер-министром Египта?

— Да, мэм, уже в одиннадцать утра, в пять — по его времени.

Пресс-секретарь наклонился вперед, поставив локти на колени, сидя на диване в нескольких футах от стола Джессики.

— Это очень рискованно, госпожа Президент. Премьер-министр и президент Аббас состоят в одной партии. По всем данным они очень хорошо работают вместе последние пару лет. Если премьер-министр не поддержит вас в этом вопросе, то вы потеряете шанс получить поддержку парламента. Вы можете в конечном итоге стать для Египта врагом номер один, хотя и не официальным.

— Да, если он не примет нашу сторону и не попросит парламент высказать импичмент Аббасу, мы, возможно, дестабилизируем Египет. Они только что оправились от проблем 2011 и 2012 годов. Стабильность сейчас там очень хрупкая.

Пресс-секретарь кивнул.

— Вы правы. В этом вопросе нет ничего легкого или хорошего, не так ли?

— Особенно, когда иностранный лидер может оказаться причастен к покушению на президента США? — с издевкой произнесла Ванесса. — Да, из этого не выйдет ничего хорошего. 

Два часа спустя Джессика вошла в гостиную резиденции, приветствуя Марджори и Джона-старшего.

— Спасибо, что пришли, — сказала она, обнимая их по очереди. — Я рада, что вы смогли встретиться со мной так быстро.

— Ну, когда наш президент просит о помощи, мы всегда готовы помочь, — сказал Джон, держа руку Джессики в своих. — Теперь сядь и расскажи, в чем дело.

Джессика присоединилась к ним на диван и вздохнула. Она ненавидела то, что ей предстояло сделать. Она понимала, что скорее всего для них это будет шоком, и они будут очень недовольны, но ей необходимо было все рассказать. Она больше не могла скрывать свои отношения с Камалем от них, когда в любой момент все могло появиться в прессе.

— Сегодня днем я проведу пресс-конференцию, и я хотела бы рассказать вам все заранее.

Джон-старший с одобрением хмыкнул, а Марджори с улыбкой ждала продолжения.

— Я собираюсь выдать вам секретную информацию, потому что знаю, независимо от вашего мнения, вы слишком уважаете этот офис, чтобы нарушить мое доверие.

Марджори втянуло носом воздух.

— Конечно, дорогая. Мы бы никогда не предали ни тебя, ни национальную безопасность.

Джессика похлопала свою свекровь по руке.

— Я знаю. Просто должна была это сказать. — Она глубоко вздохнула и продолжила:

— Вчера ко мне приехал посол Египта и сообщил некую информацию, связанную с покушением здесь, в Белом доме. — Она рассказала им об очевидной связи президента Аббаса с Братвой и его стремлении противостоять соглашению.

— Итак, Масри отказался от своей страны, поступив правильно? — спросил Джон-старший, нахмурив брови, раздумывая.

— Да, отказался.

— Я бы хотел пожать руку этому мужчине, — произнес бывший государственный деятель. — Я чувствую к нему уважение. Отказаться от своей страны — это сильный поступок.

— Это очень мило с вашей стороны и надеюсь, что у вас будет шанс встретиться с Камалем завтра или после завтра. Но прежде чем вы познакомитесь с ним, я должна вам кое-что рассказать. — Ее сердце колотилось, она прочистила горло и собрала все свое мужество, чтобы впервые честно признаться перед кем-то еще, кроме Фионы.

— Камаль хороший человек, и мне кажется, что он принял такое жесткое решение независимо от того, что случилось. Я полагаю, что он пытался найти другие варианты, прежде чем отказаться от своей страны и карьеры.

Марджори сжала губы в сочувствии к бывшему послу.

— Но он сделал это по собственной воли и отказался от всего не только потому, что у него не было другого выбора, но и потому, что он и я... дело касается нас.

— Вы вместе работали над соглашением. Как правило, такое взаимодействие формирует определенные взгляды между коллегами, — произнес Джон-старший почти неохотно. Но Марджори сидела прямо с широко открытыми глазами и ее губы дрожали.

— Джон, — тихо сказала она. — Она имеет ввиду совсем другое.

— Что?

— Сенатор, Камаль и я имеем романтические отношения.

Воздух в комнате стал тяжелым, и стрелки антикварных часов на каминной полке стали единственным звуком в течение нескольких секунд, который показался несколькими часами, потому что всё и все вокруг замерзли от шока.

— А как же Джон? — спросила Марджори дрожащим голосом, и ее руки тоже задрожали.

Джессика тихо вздохнула и опустила взгляд.

— Марджори, я не помню, как звучал его голос, — начала она, прежде чем поднять глаза на свою свекровь. — Я разглядываю фотографии, чтобы вспомнить его образ. Иногда я провожу целые дни совершенно не вспоминая, чтобы он делал в этот момент, что говорил бы или чего бы хотел. — Она замолчала. — Я любила вашего сына. — Ее голос был шероховатый, и она словно отбросила назад занавес, который заставлял их не воспринимать его потерю, не признавать, что его уже нет. — Я любила его всем сердцем, но он умер. А я осталась жить. И я была в одиночестве очень долгое время. — Она замолчала и сглотнула комок, который застрял у нее в горле.

— Боже мой, — произнес Джон-старший, склонив голову между большими плечами, и поставив локти на колени.

Марджори встала, слезы тихо катились по ее щекам.

— Прошу прощения, — выдохнула она и быстро вышла из комнаты.

Джессика замерла, рассматривая свои руки на коленях, борясь со слезами, которые жгли ее глаза и щипали в носу, и она подумала, что они добераются до костей.

— Когда он был маленьким мальчиком, — тяжело произнес Джон-старший, — Джон нашел под кустом брошенного котенка. Он принес его ко мне и спросил, может ли его оставить. Я сказала «да», мы отвезли его к ветеринару, сделали прививки, накормили, котенок стал здоровым и счастливым. Он полюбил этого котенка, а тот следовал за ним повсюду, спал на его кровати по ночам, ждал его весь день, пока он был в школе. Он больше походил на собаку, чем на кошку. Думаю, он понял, кто спас ему жизнь.

Он прочистил горло, явно под впечатлениями от одолевающих эмоции.

— Когда Джон отправился в университет, котенок постарел. Конечно, он остался жить с нами, но большую часть времени он проводил в спальне Джона. Ни один из нас не был кошачником, но у нас была домработница, которая кормила его и чистила его поднос, и мы оставили его в покое. Мы позволили ему остаться у нас, потому что он принадлежал Джону, и он любил его, а котенок отвечал ему взаимностью. Он умер к первой годовщине смерти Джона. Однажды ночью заснул на его кровати и не проснулся. Домохозяйка обнаружила его. Он не болел, и мне всегда казалось, что он умер от разбитого сердца, он так чертовски скучал по Джону, что не мог этого пережить.