Глазами он встретился с пришедшим сюда Грюмом. Тот коротко велел, глядя как искажается от боли, страха и белеет лицо подростка:
— Иди, Рогозин, отпускаю. Понимаю…
Больше слов не понадобилось — Вячеслав бегом бросился к замку…
— Как она? — очень тихо проговорила Гермиона. Джинни стояла очень испуганная — Невилл обнимал ее за плечи, прижимая к себе.
— Меня не пускают, — коротко проговорил Рогозин, сидя на стуле. Он говорил это, опустив голову в ладони. Все перед глазами противно плыло — сказывалась накопившаяся за прошедшие дни усталость, голова начинала противно болеть, желудок покалывало и сосало под ложечкой — не мешало бы поесть хоть что-то. Противное ощущение того, что он куда-то проваливается, куда-то на темное, темное дно, не отпускало, все с новой и новой силой нарастая.
— Держись, — проговорил Невилл. — Слав, держись…
Двойные двери были заперты. Сейчас там целители боролись за жизни многих. В коридоре Больничного крыла помимо них были и другие люди, что волновались за своих друзей и родных.
К ним вышла усталая целительница, на ходу стягивая с себя халат.
— Мадам Помфри! — как черт из табакерки выскочил Слава и изрядно ее этим напугав — она дернулась от неожиданности. — Как она?
— Потеряла много крови, проникающее ранение… Она спит, желательно ее не будить… Сейчас я поставила капельницы, жить будет…
— Слава Богу! — выдохнул Вячеслав. — К ней можно?
— Только тихо. И по одному…
— Слав, — дотронулась до его плеча девушка, — ты иди, мы поймем… Я возьму на себя твое дежурство…
— Спасибо, — просто сказал Рогозин Гермионе. Та кивнула и удалилась, стуча каблуками по плиткам каменного пола. По-видимому, пошла к Грюму на личный прием.
Луна лежала в самом конце, в углу на самой далекой койке, огороженной белой тканевой ширмой. На ее лице красовались две царапины, будто бы от ногтей, которые Рогозин прежде в волнении не заметил. Она спала. Ее грудь под одеялом равномерно поднималась и опускалась, тем самым давая тому понять — она отдыхает. Одна рука была опутана капельницей с крововосполняющим зельем новой варки этого года. Слизнорт с огромным удовольствием вместе с талантливыми учениками варил после всех пар нужные зелья, и поэтому запас очень нужных зелий постепенно пополнялся.
Рогозин тихонько сел на постель — все стулья были заняты. Она даже не пошевельнулась. Она выглядела получше — на лице и щеках был слабый румянец, она почти свободно дышала…
Юноша аккуратно и очень бережно отодвинул край одеяла — вся ее грудь оказалась опутана бинтами. Ранение пришлось на левый бок. По счастливому стечению обстоятельств все важное задето не было, ранение оказалось не таким глубоким, но крови из нее вылилось изрядно, да девушка еще и сражалась, пока не потеряла сознание и не пришла помощь мракоборцев…
Она повернула голову, пребывая в оковах сна. Рогозин устало прилег на свободную часть и растянулся, насколько позволяло место, и начал неосознанно перебирать ее светлые волосы, и за этим процессом задремал…
Кто-то чуть дотронулся до его плеча. Рогозин еще секунду не открывал глаз, но после приоткрыл и поднялся, тряся головой как побитая собака. Оказывается, если бы его не пробудили, он бы непременно упал бы на пол.
Это был Грюм. Он указательным пальцем в шрамах показал в сторону двери. Вячеслав кивнул, оглянулся на лежащую во сне Полумну, и вылез из-под ширмы.
Как только двойные двери за ними закрылись, Грюм оперся на ближайшую стену и проговорил:
— Министерство все-таки пало. Большая часть магов успела уйти, другая — наверняка собирает вещи и вот-вот убежит из страны, а кое-кто остался там…
— Пособники… — уверенно произнес Слава.
— Да, Рогозин. И тут ты, Слав, оказался прав. Кого можно — они запугали и купили. И у меня есть, к сожалению, доказательство предательства еще одного члена семьи Уизли…
— Кого?
— Перси Уизли…
— Педант, аккуратист… Возможно… — припомнил Рогозин одного из старших братьев своей подруги Джинни. — И, да, все… Практически все падки на золото… Плохо…
— Жаль мне младшую Уизли… Толковая девка. А вот с семьей не повезло… — Аластор Грюм начал шарить в карманах. Рогозин уже знал — тот изредка курил, и курил свою трубку с исключительно хорошим табаком. — Что мы будем делать, Рогозин… По твоему мнению?
— Как там наш министр?
— Чудо, что еще жив… Твои оборотни — просто блестяще сработали… Ему так, по касательной досталось…
— Хорошо… Тогда… Если я не ошибаюсь, то Волан-де-Морт захочет закрепиться… Ему нужно значительное время. Значит, он нас пока не тронет. И мы этим воспользуемся.
— М?
— Сделаем то же, что и он. Тем более, он до сих пор не догадывается, что сам под нашим толстым колпаком… Мы камер и жучков понатыкали в Министерстве где только можно, и даже в туалетах тоже… разместили.
Джинни горько плакала, сидя на подоконнике в больничном коридоре. Перед ней было раскрытое письмо из дома, пришедшее с утра по совиной почте. Мать написала ей, что Перси прислал ей письмо с таким текстом, что больше не считает себя членом их семьи, и просил больше не писать и не искать его.
Лист пергамента уже промок насквозь, и строчки все распылились… Но каждое слово и предложение, сквозившее болью и отчаянием матери, не ведавшей, где она совершила ошибки, которые пришли к такому результату, жгло ее внутри будто бы каленым железом.
— Джинни? Джинни, — на ее колени легла рука. Она спешно вытерла слезы с глаз, и взглянула на юношу. Этим юношей оказался Невилл.
— Невилл… Я, я… — и слезы снова потекли рекой.
— Я знаю, что случилось… Джинни. На, вот, возьми, — протянул носовой платок рыжеволосой девушке. Та взяла его, и продула нос. — Я сочувствую тебе, хоть у меня и нет братьев или сестер… И я не могу понять, какого это тебе…
— Я не понимаю, — со вновь выступившими слезами и с голосом, в котором было нарочитое спокойствие, — как это все случилось? Как?!
— Джинни. Мы рядом, ты не одна… Пойми. Ты не одна со своей бедой.
— Спасибо… — очень тихо проговорила она, и закрыла глаза. И тут же почувствовала осторожные прикосновения горячих чужих губ, и ее глаза распахнулись. И встретились с очень близкими, другими глазами, глазами Долгопупса.
— Я не хочу чтобы ты больше плакала. Я вообще больше не хочу видеть твои слезы. — Он просто улыбнулся и сжал ее ладонь.
И прежде чем он что-либо предпринял, она рывком схватила его за плечи и втянула в крепкий и жаркий поцелуй…
====== Цикл «Темные воды». Свадьба в темные времена. ======
Свет от лампады, зажженной от кончика волшебной палочки, потому что пришла ночь, падал на секретер, за которым сидел черноволосый и зеленоглазый юноша, что-то выводя пером в чернилах на пергаментном свитке. Песочные магические часы, подаренные ему Грюмом в честь нового назначения, давно показывали за полночь, но парень не торопился заканчивать свою работу.
На секунду он отбросил перо в строну, потянулся в кресле и взглядом начал искать на заваленном ворохом бумаг и исчерканных аккуратным почерком пергаментов свод Законов Магической Англии. Светлое пятно света покрывало не весь стол, и часть его пряталась в непроглядной в этот темный час тьме.
Он аккуратно начал поднимать свиток за свитком, ища книгу. Несмотря на все попытки удержать все в неприкосновенности на столе, пара свитков все-таки соскользнули на пол и, судя по шорохам, скрылись где-то далеко под секретером.
Эта летняя ночь была душной. Как и обычно, по стенам в этот час ходили черные тени часовых и в ночи изредка было слышно их голоса, окликавших друг друга. Иногда тишину ночи нарушали и быстрые звуки шагов за стеной, неразборчивые голоса многих…
Замок лишь с недавних пор стал оплотом сил белой магии и обычных магических семей, у которых из-за Пожирателей больше не было крыши над головой. Здесь многие получали кров и пищу, взамен работая либо на кухне с эльфами и убирая замок, либо помогали варить зелья и присматривать за трудно и опасно больными и ранеными в Больничном крыле, которое теперь состояло из трех этажей. Мужчины и юные парни обороняли замок и учились от мракоборцев собственной защите и защите своих семей.
