Взвод предоставлен сам себе, и солдаты находят забаву - начинают весело толкать Маевского от одного к другому, давать ему подзатыльники и отвешивать пинки по его объёмному заду. Маевского не избивают, а показательно глумятся над ним. Причём делают это совместно самые щуплые и низкорослые солдаты во взводе. Маевский, поджав руки к груди, не сопротивляется, а только просит:

- Прекратите немедленно, как вам не стыдно!

Жалкий вид и явно неподходящие в такой ситуации слова Маевского ни у кого не вызывают сочувствия, а только ещё больше раззадоривают солдат, и все похихикивают и заразительно смеются над ним.

Панкратов подходит к оставшемуся без присмотра взводу, легко отпихивает самых активных участников издевательства над сослуживцем, берёт Маевского за руку, отводит его чуть в сторону и громко, чтобы все слышали, спрашивает:

- Объясни-ка мне, земеля, почему ты никому из этих баранов, как говорит замполит, по рогам дать не можешь?

- Никогда людей не бил и бить не буду, - заикаясь, отвечает Маевский. - Какими бы баранами они ни были.

Все откровенно хохочут над таким ответом.

- Тогда я за тебя это буду делать, - ещё громче и пафосно произносит Панкратов. - У нас гвардейская дивизия или стадо животных. Кто ещё хоть раз его тронет, будет иметь дело со мной. А я рога быстро обломаю. Все слышали? - И Панкратов, заложив руки за спину, медленно проходит мимо собравшихся вдруг снова в строй солдат.

Угроза подействовала. Издевательства в отношении Маевского и даже просто мелкие колкости и насмешки в его сторону прекратились.

Панкратов и Маевский сидят на скамейке возле футбольного поля и разговаривают.

- Демобилизуюсь и сразу в аспирантуру, - говорит Маевский. - Если не поступлю, то снова пойду на преподавательскую работу. До армии я ассистентом на кафедре истории партии в институте работал. А у тебя какие планы?

- Да какие у меня планы, Веня, - отвечает Панкратов. - До дембеля ещё почти год. Ну, а потом в юридический поступать буду, как и хотел. Только теперь уже на заочное отделение. Скоро мне двадцать лет, а это уже солидный возраст. Работать надо и матери ещё помогать.

- А ты приезжай к нам в Москву, - приглашает Маевский. - Столица всё-таки. Там и учиться поступишь и работу найдёшь. Отец пишет, его в горком партии взяли. Поможет, если что, я попрошу. Отец у меня хороший, давно на партийной работе. Кстати, мог бы от армии меня отмазать, но не стал. Вот такой он у нас с матерью сознательный коммунист.

Глава 4.

Начало семидесятых

Панкратов в военной форме с дембельским чемоданом в Москве, на Красной площади. Смотрит на всё вокруг и тихо вслух как бы обращается к городу:

- Ну, вот мы и встретились. От меня не скроешься.

Этим же днём Панкратов у Маевских дома. Дверь в квартиру ему открыл сам Маевский. За его спиной стоит и приветливо улыбается миловидная девушка.

Панкратов и Маевский обнимаются.

- Познакомься, Саша, это Люда, моя жена, - искренне радуясь встрече, говорит Маевский. - В это время из комнаты в коридор выходит высокий мужчина в очках. Маевский представляет его. - А это мой отец, Геннадий Георгиевич.

- Проходи, дорогой, мы тебя давно ждём, - говорит отец Маевского и жмёт Панкратову руку. - С утра, как ты позвонил из аэропорта, очень ждём. Жена вон, Диана Аркадьевна, даже торт свой фирменный испекла.

- Да я в центре побывал, - оправдывается Панкратов. - На Красной площади был, по улице Горького прошёл.

Из кухни выходит мать Маевского, в фартуке, с полотенцем в руках, и говорит:

- Наконец-то, прибыл. Дай-ка я на тебя погляжу. Ну, точно, как на плакатах солдат изображают. Давай, раздевайся и за стол. - Панкратов снимает китель. - Пойдём, я тебе покажу, где умыться, - говорит она, провожает Панкратова в ванную комнату и по пути благодарит его. - Спасибо тебе за Венечку, он нам всё про вашу дружбу в армии рассказал. Он ведь у нас совсем за себя постоять не может. Пока он служил, мы тут с Людочкой извелись совсем. Боялись, не очень ли его там обижают.

В комнате, похожей на кабинет, Геннадий Георгиевич с сыном и Панкратов.

- Я тоже советую тебе переехать в Москву, - говорит Панкратову отец Маевского. - И поступить в ВЮЗИ. Уважаемый юридический институт, между прочим, хоть и заочный. А с пропиской и работой я помогу.

- Может, действительно, Саша, лучше тебе заочно учиться, как ты и хотел, - добавляет Маевский. - Никакого распределения, а диплом такой же. С третьего курса по специальности уже сможешь работать. Либо юристом в народное хозяйство, либо в органы пойдёшь.

- Ну, это мы посмотрим ещё куда, - говорит Геннадий Георгиевич. - Пока ты, Александр, получай там у себя дома паспорт и решай, что делать. Надумаешь, снимайся отовсюду с учёта и приезжай.

Панкратов с тем же чемоданом, но уже в гражданском костюме, у подъезда своего дома в Свердловске прощается с матерью.

- Всё, мама. На вокзал не надо ехать, сам доберусь.

Мать обнимает и целует Панкратова.

- Береги себя, сынок, - говорит она, вытирая слёзы. - А, может, ещё передумаешь? Ну, съезди, погуляй и возвращайся. Я тебя так ждала, скучала. И я одна тут. Думала, приедешь, семьёй обзаведёшься, внуков понянчу. Оставайся, Саша, ну кому ты там нужен. Да ещё характер у тебя такой неуживчивый, обязательно во что-нибудь встрянешь или разругаешься с кем-нибудь в пух и прах.

Панкратов тоже обнимает мать и успокаивает её:

- Да я же говорю тебе, хорошие они люди. Обещали во всём помочь. Но не это главное. Запомни раз и навсегда, ничего страшного и неисправимого с твоим сыном никогда и нигде не произойдёт. Я у тебя умный и сильный, всё вытерплю и вывернусь из любой опасной ситуации. Когда надо, выдержки и спокойствия у меня хватит. Ну, чего ты, на самом деле, чувствительная такая стала. Встречала, тоже плакала.

- Да, плакала, - подтверждает мать. - От радости, что ты никого там, в Германии, не прибил.

- Опять ты об этом, - качает головой Панкратов. - На отца, что ли, намекаешь. Но я же не он. А сейчас чего плачешь? Перестань, мама. Я знаю, что тебе плохо одной. Я тебя тоже очень люблю и тоже скучаю по тебе. Повторяю, при первой же возможности я заберу тебя к себе. Всё, я пошёл.

Панкратов уходит. Отойдя немного от дома, он оглядывается на свою мать, так и стоящую у подъезда с платочком в руках, на свой старый сарай, на свою почерневшую от времени полусгнившую голубятню.

В квартире Маевских Геннадий Георгиевич и Панкратов.

- Так, Александр, - говорит Геннадий Георгиевич. - В институт ты поступил, мы все тебя уже с этим поздравили. А теперь о работе, какую я тебе подыскал и предлагаю. Освобождённым секретарём комитета комсомола швейной фабрики, одной из самых крупных в Москве. Правда, не на правах райкома, оформят тебя пока электриком. Но это временно. Там считают, что вожаком у девушек обязательно должен быть парень, желательно помоложе, чтобы подольше поработал на этой должности. С руководством я уже согласовал твою кандидатуру. Ты ведь не из актива района, и они о тебе ничего не знают. Жить будешь в хорошем общежитии фабрики со всеми удобствами. Так, что условия для учёбы и для всего остального будут. Ну, как?

- Спасибо, Геннадий Георгиевич, - соглашается Панкратов. - Я, конечно, принимаю предложение. Но справлюсь ли?

- Справишься, не боги горшки обжигают. Говорить ты умеешь, а это в нашем деле уже много значит. Конфликты или казусы какие возникнут, обращайся. Приезжай прямо сюда, к нам домой.

Общежитие швейной фабрики. У Панкратова отдельное жилое помещение в виде однокомнатной квартиры. Напротив кровати стеллажи с книгами, тумбочка с телевизором, рядом круглый стол. Под кроватью увесистые гантели. В комнате очень чисто и прибрано.