– У него, рассказывают, квартира такая, что целую роту солдат разместить можно! Вот бы посмотреть, а? Хоть одним глазком.
– А рота – это сколько человек, Том? – равнодушно спрашивала Ника только для того, чтобы поддержать разговор, но Томка включалась в него очень живо и со всей горячностью:
– Да откуда я знаю, много, наверное! Я ж тебе не про солдат и про роту говорю, а про квартиру! Это ж сколько комнат в ней должно быть, а?
– Так посчитай, делов-то. Узнай, сколько в роте солдат, подели на количество солдат в одной комнате.
– Да ну тебя, Ника! Я серьезно разговариваю, а ты дурачишься. Сейчас возьму и обижусь, поняла? Может, для меня нет ничего важнее этого вопроса на сегодняшний день!
– Какого вопроса? Как разместить роту солдат в большой квартире?
– Ника! Ты опять?.. Я и в самом деле обижусь.
– Ладно, Томка, не обижайся. Правда, прости меня, я больше не буду. Что там еще у твоего потенциального начальника в запасе имеется, какие богатства?
– Ой, да много чего… – снова вспыхивала живым интересом Томка. – Дача еще есть, наверняка тоже большая. И машина, Ника! И машина должна быть не из абы каких, я думаю! И даже не одна. Представляешь меня во всем этом, а? С ума можно сойти…
– Что-то я не до конца понимаю твоих покушений, Томка. Он что, не женат? Вдовец, что ли?
– Да откуда… Скажешь тоже. Такие экземпляры больше трех дней вдовцами не бывают. Женат, конечно, трое детей.
– А чего ты вдруг облизываться начала, если жена и трое детей?
– А того! Что я, свой козырь не имею права в нужный момент на стол выкинуть?
– Какой козырь?
– Молодость, вот какой! А еще красоту и настырность. Нет, Ника, я не прогадаю. Я приду и возьму то, что мне положено, вот увидишь.
– Кем это, интересно, положено?
– Да не знаю я кем! Положено, и все. Каждой бабе положено! Слышала, как по телевизору говорят? Вы этого достойны, и все дела! А чем я хуже? И я достойна.
Нику Томка ужасно забавляла. Даже сердиться на нее не получалось, так все звучало искренне. Вот такая она, Томка, что с нее возьмешь! Даже как-то легче на душе становилось… Наверное, Томка своей целевой сволочной задачей разбавляла напряженную Никину осторожность, и на какое-то время забывалось, что рану надо беречь.
Сева Тульчин пришел к ним на фирму оформить очередной заказ. Ника получала бумаги у секретаря Татьяны, чтобы развезти их по адресам клиентов. Лицо Севы ей было знакомо, но слегка и навскидку, он часто к начальнику приходил. Бывало, и сиживал у него часами с кофе и коньяком, вроде как приятели они были. На Нику не обращал внимания. А тут вдруг уставился ей в лицо, да так пристально…
– А что это у вас за рыжик такой появился, а, Тань? Новенькая, что ли?
– Это Ника, Сев. Она с февраля тут работает.
– Да? А почему я не видел?
– Так она курьер. Целый день по адресам мотается. Сейчас тоже уедет, видишь, сколько бумаг. Кстати, Сева, а чего ты пришел? Игоря нет на месте.
– А где он?
– На объект уехал. Надо было позвонить.
– Да, надо было позвонить. Не догадался. Рассеянный стал в последнее время. Но ничего, я исправлюсь. Зато я Нику вашу подвезу, куда ей надо с бумагами, если уж так получилось. Можно вас подвезти, Ника?
– Нет, что вы, не надо. Я сама.
– Она у нас немного замкнутая. Стесняется, – прокомментировала Никин отказ Татьяна. – Может, кофе сделать, Сев?
– Нет, Танюш, спасибо. Пойду я. Боюсь, вашу курьершу не догоню.
– Ну-ну. Можешь и не догнать, Ника девушка быстроногая, к тому же пугливая, как лань. Если догонишь, не обижай, ладно?
– Что ты, Танюш. Разве я способен обидеть девушку?
– Да, ты точно не способен. И не то что девушку, хоть кого не способен обидеть. Везет же некоторым быстроногим и застенчивым, а?
Он догнал Нику на крыльце офиса, долго уговаривал сесть к нему в машину. Ей было страшно неловко, но Сева настаивал. Старался быть веселым и галантным, но Ника вдруг увидела, какие у него грустные глаза. И вообще, он был такой… Большой, добрый и неуклюжий. Не как Пьер Безухов, но самую чуточку неуклюжий. Ему шло быть неуклюжим. Хотелось сделать для него что-нибудь хорошее, и не из жалости, а просто хотелось, и все. Есть такие люди, рядом с которыми очень комфортно, и плечи расправляются сами по себе, и губы тоже сами по себе растягиваются в улыбке. А еще от него вкусно пахло дорогим парфюмом. А еще он был дорого и с удобством одет и хорошо подстрижен. Хотя это было и неважно, потому что – какая разница, как одет и подстрижен человек, который просто предложил подвезти? И отказать было неудобно. Как откажешь Пьеру Безухову? Нет, неловко, нехорошо, неправильно. Она ж не какая-нибудь там… Надменная Элен Курагина. Она всего лишь Ника, курьер.
И потому она просто молча кивнула, уселась рядом на переднее сиденье, скукожилась от напряжения. В самом деле – неловко.
Долго ехали молча, но она видела, что Сева все время улыбается. И не утерпела, спросила с робким вызовом:
– Почему вы все время улыбаетесь? Я такая смешная, да?
– Нет. Просто я давно не улыбался, – серьезно ответил Сева, глянув на Нику мельком. – Да, чтобы вот так, совсем без причины. Удивительное состояние, когда хочется улыбаться без причины. А ты с кем живешь, Ника? Ничего, что я на ты?
– Ничего, нормально.
– Так с кем ты живешь, я не понял?
– В каком смысле – с кем? – сердито насторожилась она.
– Ну… С мужем, с родителями?..
– У меня никого нет. Я одна.
– Что, вообще одна? И никаких родственников?
– Есть тетка во Владивостоке, мамина сестра, но я ее не помню совсем. Я маленькая была, когда она приезжала. Больше никого нет.
– Да, негусто. Слушай, а поехали к нам обедать? Время-то как раз обеденное!
– Куда это – к вам?
– К нам домой. Мы с мамой вдвоем живем, и она каждый день готовит для меня обед. Говорит, это ее развлекает. И так она развлеклась на широкую ногу, что в традицию вошло, представляешь? Теперь хочешь не хочешь, а каждый день в определенное время бросай все дела и обедай. Но готовит она очень вкусно, это правда. Поехали, а?
Вопрос прозвучал с такой искренней интонацией, что Ника неожиданно для себя согласилась. И больше ни о чем не думала. Просто расслабилась и поплыла по волнам Севиной веселой доброжелательности, чувствуя, как отпускает ее натянутая внутри пружина.
– Ой… А как вы меня маме представите? Надо ведь как-то…
– Никой представлю. А что, у тебя еще одно имя в запасе есть?
– Нет.
– Кстати, Ника – это Вероника?
– Да.
– Очень красивое имя.
– У вас тоже красивое имя – Всеволод.
– А чего ты мне выкаешь? Давай на «ты». Я Сева, ты Ника, все просто и понятно. Договорились?
– Да, договорились. Только мне все равно трудно будет.
– Привыкнешь. Вот мы почти и приехали. Сейчас в арку въедем. Видишь балкончик на третьем этаже? Там женщина стоит, улыбается? Это моя мама. Ее зовут Маргарита Федоровна. Не бойся, она хоть и со странностями, но не кусается.
– Да я не боюсь.
– Вот и хорошо. Идем.
Маргарита Федоровна встретила ее и впрямь странно. Как только Ника появилась на пороге, всплеснула руками и произнесла низким протяжным голосом, почти басом:
– Господи боже мой, пр-э-э-э-лесть какая!..
Так и потянула эту «прэлесть», будто Ника была неодушевленным предметом и его можно разглядывать, сколько влезет, и даже потрогать кончиками пальцев рыжую прядь волос, упавшую на плечо.
– И где такую красоту нынче изготавливают, интересно? Неужели своя, природная?
– Своя… – робко подтвердила Ника, густо покраснев.
– Прэлесть!.. Ой, пр-э-э-лесть!..
– Мам, не смущай Нику. Давай будем обедать, у нас времени мало, – деловито распорядился Сева, с улыбкой глядя на мать.
– Время, дорогой мой сынок, субстанция вполне себе управляемая. Иногда его должно быть очень много, а иногда и доли секунды следует от себя гнать.
Мать и сын посмотрели друг на друга очень внимательно. Ника вдруг догадалась, что Маргарита Федоровна сказала сыну какую-то важную для них вещь, и Сева тоже ее понял, кивнул и улыбнулся грустно. Или будто согласился с чем. А в следующую секунду Маргарита Федоровна уже громко командовала, прихлопывая в ладоши:
