– Как ты нашла это место? – Кажется, он пытается меня отвлечь, видимо, заметил, что я расстроилась. Все отвернулись от меня, даже «мое» место, оно не дождалось.

Вздыхаю, поглощаю воздух до боли в груди.

– Однажды, я сбежала от родителей, мне было десять, они поссорились, я сбежала и заблудилась, так и оказалась здесь. Сюда никто не приходит, там наверху дорога, люди, машины, но здесь внизу, тут нас не видно, никто не знает, что ты здесь.

– От кого же ты пряталась?

– Хм.. От себя, наверное. – Наконец, смотрю на него. – Я не хороший человек, Николас.

– Это предупреждение? – Улыбка.

– Факт. – Поднимаюсь, достаточно, пора уходить.

– Уходим?

– Можешь остаться, если хочешь, я доберусь до дома сама.

– Тогда и ты останься.

Молчу.

– Давай. Я не буду ни о чем спрашивать, просто посидим в тишине.

Снова сдаюсь, возвращаюсь на свое место, вытягиваю ноги, кладу руки на колени.

Мы долго не разговариваем, Николас смотрит на меня, я – на высохшее озеро.

– Я никогда никого сюда не приводила. – Наконец, говорю я.

– Что изменилось?

– Я, наверное.

– Я солгал, когда сказал, что не знаю твоего имени.

Смотрю на него, прищурив глаза.

– Я пялился на тебя со сцены, потому что не сразу смог вспомнить, где тебя видел.

– Почему я не помню тебя?

Это бы мало волновало меня пять лет назад, полно людей, которых я не знаю, но которые знают меня. Сейчас это вызывает подозрение и интерес.

– Я на два класса моложе, ты не дружила с малолетками.

Он прав. Я даже не здоровалась с теми, кто моложе даже на класс, когда они говорили «привет», я задирала нос и шагала по коридору так, будто я одна из участниц топ-модель по-американски. До модели мне было далеко, ростом не вышла, но тогда меня это мало волновало.

– Ясно. Что еще ты обо мне знаешь?

Сердце начинает биться сильнее, когда задаю этот вопрос. Как много он знает? Я не хочу, чтобы он говорил об этом, но мне нужно убедиться в том, что привела сюда нужного человека.

– Ничего особенного.

– Не ври. – Мой голос острый, как бритва. Я жду. Николас сглатывает, я надавила, это заметно.

– Ты училась со мной в одной школе, твои подруги Кэтрин, Элизабет и Ребекка, ты встречалась с Дениелом Хартом, знаю, что пять лет провела в Лондоне. Все.

 Какая прекрасная легенда о Лондоне, и мне кажется, что люди еще больше ненавидят меня за это.

– Хочешь совет?

– Не-а.

– Все равно скажу. Держись от меня подальше. Даже если я собираюсь у вас «работать» нам не обязательно общаться.

– Обещаю, что подумаю над твоим советом. – Снова улыбка, такая живая, такая искренняя, словно спрятавшееся за тучу солнце, снова выглянуло.

– Думаю, нам пора.

– Я отвезу тебя.

– Нет. Я сама. Пожалуйста.

– Я скажу маме, что тебе нездоровиться.

– Спасибо.

– Придешь завтра? – Кричит в след. Я поднимаюсь вверх по скользкой, путающейся в ногах траве, больше не оборачиваюсь. Я бы не пришла, но знаю, что родители скажут на этот счет, а точнее, что могут сделать. Я не вернусь обратно. Пять лет одиночества, пять лет ненужных бесконечных таблеток и процедур, пять лет промывания мозгов. Я удивлена, что уехала оттуда в здравом уме, не стала одной из тех, в кого превращаются многие находящиеся там. Это страшное зрелище. Я видела, как одна женщина описалась прямо в коридоре  и ей было абсолютно плевать, настолько ее напичкали разным дерьмом, что та стала похожа на зомби при жизни. Они не живут там, и я не жила, мы существовали, загнанные в угол животные. Ко мне неплохо относились, потому что родители хорошо платили, меня пичкали таблетками, которые я часто прятала под подушку, а затем смывала в унитазе. Они хотели сделать меня своей узницей, чтобы я не покинула это место никогда, и мои родители продолжили спонсировать это гадкое место. Я не вернусь обратно. Лучше умру.

Глава 7

Я привыкла к одиночеству, и в то же время, я устала от него, дико устала. Иногда мне хочется громко кричать или рвать на себе одежду от этого чувства.

Я видела, как проскочил мимо меня черный «Ягуар» на котором мы сюда приехали, Николас не остановился, не подал знака типа: «Пока, увидимся», я тоже не обратила на него внимание. Идти сейчас домой – худшая идея. Хочу вернуться, когда все уже будут спать, не хочу их видеть, никого. Бродить в одиночестве по городу – еще более худшая идея. Мне кажется, что все будут пялиться на меня, указывать пальцем: «это она, это она», а я.. я должна побороть этот страх, я не смогу до конца жизни сидеть взаперти, прятаться от людей. В кармане два доллара, достаю их, смотрю, засовываю обратно, иду дальше, сложив руки на груди, пытаюсь укрыться от вечерней прохлады. Телефон звонит. Мама. Сбрасываю вызов.

Иду по обочине, смеркается. Мимо проезжающие машины уже включили передние фары, кто-то сигналит, не обращаю внимания.

– Эй, крошка, заблудилась? Ох ты ж мать твою. – Уверена, что знаю голос в машине. Звук тормозов, заставляет ускорить шаг.  – Что с волосами, Хейл? – Больше, чем имя Саманта, раздражает, когда меня называют по фамилии, в школе никто не осмеливался это делать.

Теперь машина следует параллельно мне, даже не хочу знать, кто там, наверняка Бретт Томпсон.

– Запрыгивай в тачку, малышка. Слушай, а ты еще горячее, чем была в школе.

– Ууу! – Добавляет второй голос. – Мне плевать, что там о тебе говорят, нашей любви это не помешает. Да брось, остановись.

Побежать – слишком трусливо, остановиться – слишком страшно.

– Заткнись, Гарри. – Гарри? Гарри Стэнфилд – брат Кэтрин. Не может быть, он был нормальным парнем, он приносил мне кофе, когда я приходила в гости, был всегда мил со мной, я считала его братом. И этот голос. В последний раз я слышала его буквально вчера. Дениел. Они что, теперь типа тусуются вместе? Как много изменилось в этом месте, кажется, сам воздух в городе стал другим.

– Запрыгивай в тачку, красная шапочка, иначе.. не важно, ты все равно в нее сядешь.

Машина снова тормозит, леденящая кожу дрожь, пробегает по телу. Сильные руки хватают меня за плечи и разворачивают лицом к парню, которого я помнила, как своего младшего братишку. Это не он. Гарри больше не тот мальчик, он вырос, стал выше, намного, его мускулатуре позавидует даже Дени, блеск в его голубых глазах все тот же, но теперь от него веет холодом. Вижу, как из старого «Хаммера» выпрыгивает мой бывший парень, за рулем Бретт Томпсон, я угадала. Замечаю, что тачка не его, у отца Гарри и Кэтрин была такая машина, скорее всего это она и есть.

– Отстань от нее, братан. – Спокойно говорит Дени, и взволнованно смотрит на меня.

– Тебе какое дело? – Гарри таращится на меня, прямо мне в глаза, долго, пронзительно, я вижу, как его ноздри раздуваются с каждым вдохом.

– Не то, что ожидал увидеть? – Тихо спрашиваю.

– Скройся отсюда, Дэн. – Не сводит с меня глаз.

– Отвали от нее. – Дениел кладет руку ему на плечо, но тот одним движением стряхивает ее.

– Свали, чувак, пока я не позвонил своей сестре. Брэтт! Забери этого козла и, валите.

Мой бывший отступает назад, но продолжает смотреть на меня, он что-то шепчет, одними губами, я хмурюсь, не сразу понимаю. «Заплачь», «Заплачь, Лу». О, это легко, но не уверена, что готова сделать это при них.

«Заплачь»

Ладно. Ладно.  Я не хнычу, не кривляюсь, я быстро вспоминаю все то, что произошло с момента вечера первого июня две тысячи двенадцатого, и позволяю одной слезинке скатиться по щеке. Лицо Гарри как-то странно передергивает, будто ему противно, он сжимает мои плечи и ничего не говорит, кроме тех коротких фраз, которые пускает в сторону своих друзей.

– Дэн, сядь в чертову тачку и свали нахер, твоя потаскуха будет в порядке, я не скажу Кэтрин, что ты драл за нее свой зад.

Я замечаю, как Дениел предательски хлопает глазами, а затем вовсе отводит их в сторону, возвращаясь в машину. Бретт бьет по газам и, машина стартует вперед, провожаю ее взглядом, оставшись наедине с обозленным Гарри и с бесполезными идиотскими слезами.