После короткого приветствия они отправились на служебном автомобиле в гостиницу, которая находилась в трех минутах езды от терминала и близ железнодорожной станции Прага – Рузине, что было очень удобно для коммуникации с центром города. Поселили Виктора на третьем этаже гостиницы в крыле для персонала с отдельным входом, отдельной столовой и спортзалом. Оставив вещи в номере, они, не мешкая, поехали в отдел кадров для заполнения необходимых договоров и актов, после чего отправились в местную поликлинику для сдачи всевозможных анализов. Сергей Степанович оказался человеком неразговорчивым: Виктору приходилось все из него выпытывать, и в какой-то момент он даже подумал, что чем-то вызвал его неприязнь. Но, как оказалось, это было не так. Сергей был наслышан о незаурядных способностях Виктора Михайловича, получил массу распоряжений от руководства о тактичности поведения по отношению к нему, потому что надежды на будущего суперинженера возлагались немалые. Юный лаборант, случайно попавший в Прагу на это место работы, испытывал смешанное чувство зависти и уважения к Толмацкому, ощущая его умнее и выше себя в профессиональных вопросах. Поэтому он и вел себя так сдержанно, чтобы при первом знакомстве не выглядеть глупо, и еще – с целью лучше узнать, что из себя представляет человек, под руководством которого предстоит работать. Он выбрал тактику: «Чем меньше говоришь, тем умнее кажешься», но немного перегнул палку, чем вызвал недоумение у будущего руководителя.
После двух недель стажировки, знакомства с предприятием и прочими условностями Виктор Михайлович приступил к работе. Коллектив встретил его радушно, но с настороженностью, ведь каждый новый камень, брошенный в реку, поднимает со дна ил и разводит круги по воде, но со временем все встает на свои места. Хотя в жизни бывает и по-другому. Виктор считал себя общительным человеком, но люди, как таковые, ему были неинтересны: он не стремился заводить друзей, не собирался с коллективом на корпоративных посиделках. Это, несомненно, вызывало у окружающих скрытую негативную реакцию. Проще говоря, коллеги стали считать его инженером от Бога, но человеком «так себе». Ведь люди не любят, когда кто-то возносит себя выше их, а тут, получается, именно так: товарищ ходит на работу, общается с коллегами по поставленным задачам, но зовут его после работы выпить – не пьет, выйти покурить – так не курит, собраться вместе со всеми гульнуть как следует – так ни в какую! Кроме того, не надо забывать, что Толмацкий был иностранцем – чужаком, и его акцент постоянно напоминал об этом. В общем, через год работы, сам того не подозревая, Виктор Михайлович заслужил себе в коллективе репутацию заносчивого, самовлюбленного павлина. Но для руководства он был настоящим самородком. В короткие сроки разработал более экономичные системы цепей питания глиссады и других авиационных объектов, изобрел новый стенд для проверки работоспособности датчиков и тестирования параметров авиационных пилотажных комплексов и систем. Благодаря такому ценному кадру, премией начальство было обеспечено на пару лет вперед.
С кем действительно нравилось общаться Виктору, так это со своим помощником Масольдтом. Тот оказался на удивление приятным в общении и довольно эрудированным человеком. По работе он был на высоте: с удовольствием изучал новые материалы и вместе со своим руководителем познавал западные новации в области авиационного приборостроения, пытаясь догнать и перегнать иностранные технологии.
У Сергея Степановича было одно увлечение – эзотерика: он искренне верил в различного рода оккультные знания, Бермудский треугольник, дыры во временном пространстве, четвертое измерение… Общение на эти темы было его любимым занятием в свободное время. И что уж совсем непростительно для советского лаборанта, увлекался творчеством Карлоса Кастанеды, а одной из любимых художественных книг была только что вышедшая книга чехословацкого автора Йозефа Пушкаша – «Четвертое измерение». Находясь под впечатлением книги, он зачастую пытался вовлечь в беседу на эту тему и Виктора. Вначале он начинал размышлять о смысле жизни, о ценности духовных начал, о благородстве людей, которые стремятся не утратить в бытовой трясине ощущение четвертого, нравственного, измерения личности. Это измерение позволяет человеку расширить границы своего сознания, освободиться от гнета плоти и обрести сверхвозможности (научиться проходить сквозь стены, телепортации, чтению мыслей…). Затем с размышлений о картине Мироздания и духовных ценностях он переключался на психические отклонения, объясняя их с эзотерической точки зрения. Например, рассуждая о шизофрении, он сводил все к тому, что людям с данным отклонением открылось четвертое измерение. Сетовал на то, что мы, люди с трехмерным восприятием мира, никогда этого не поймем, и для нас они навсегда останутся изгоями, неприспособленными к существованию в цивилизованном мире. Он пытался обосновать свою версию о шизофрениках с даром четырехмерного восприятия мира следующей теорией.
«Человек привык к трем измерениям, существующим во Вселенной: длина, ширина и глубина. Если подключить воображение, то мы можем представить, как выглядели бы предметы во втором или первом измерении. Но представить, как выглядели бы вещи при большем числе измерений почти невозможно. Попробуем представить, как что-то движется в направлении, которое не входит в наше понятие о пространстве. Это просто невозможно, потому что мы ограничены тем, что видим, чувствуем и что находится в рамках нашего восприятия. Так в нашем третьем измерении четвертое (время) не обладает визуальными признаками, к нему нельзя притронуться, им нельзя управлять. А что было бы, если б все-таки мы его увидели, если бы мы смогли пройти через его границы, остановить его? Попробуем представить, что у нас появились сверхспособности, и мы можем двигаться в дополнительном направлении кроме вверх-вниз, вперед-назад, вправо-влево. Попробуйте представить, что вы – единственный в мире человек, кто так может. В этом случае для людей в трехмерном мире вы могли бы стать богоподобным (могли бы телепортироваться из одного места в другое; могли бы осуществлять хирургические вмешательства без использования скальпеля и т.д.). Вы спросите, как это возможно? Представьте, что вы – трехмерное существо и взаимодействуете с двухмерной вселенной, как с набором для аппликации на листе бумаги. С точки зрения нашего пространственного измерения, мы могли бы перевернуть двухмерный объект, поменять местами лево и право, забрать его из его вселенной и поместить куда-то еще.
И если бы мы сами, трехмерные существа, решили попасть в их двумерную вселенную, мы выглядели бы странно, поскольку местные жители могли бы видеть лишь двухмерные нарезки в отдельно взятый момент. Для них ситуация складывалась бы следующим образом: сначала мы появились бы в виде двух отпечатков ног, потом переросли в два круга. По мере нашего «снижения» в их вселенную круги росли бы, пока не соединились в овал. Затем рядом с ними появились бы другие кружочки (пальцы), переросли бы в два больших круга (кисти, руки) и т.д. А что, если мы живем в четырех-, пяти-, шестимерном мире, но в силу своей ущербности не можем это воспринимать? Те, кто все-таки смог, потеряли рассудок, увидев что-то большее, чем то, что происходит вокруг нас: привидений, ангелов, бесов…» Виктор Михайлович относился к данным суждениям скептически, но глупым Сергея не считал, списывая странные и иногда пугающие суждения на юношеский максимализм и наивность.
Все шло своим чередом, и вот спустя три года работы, в 1982 году, Толмацкий был утвержден ведущим инженером предприятия и руководителем Лаборатории авиационного технического обслуживания. Со вступлением на должность недоброжелателей у инженера-выскочки только прибавилось. Естественно, многие техники, лаборанты, инженеры, работающие на предприятии, уже долгие годы мечтали о сдвиге в карьере, шанс на который, как правило, появлялся крайне редко. Так, инженер в авиационной организации может при поступлении на работу быть утвержден в качестве авиационного техника и проработать лет десять, пока что-то изменится. Впрочем, Виктор не замечал шушуканий, не обращал внимания на глупые доносы вышестоящему руководству по поводу своей персоны. Несмотря на то, что были и те люди, которые хотели ему угодить и выбирали метод доносов на тех, кто в свою очередь доносил на него, Толмацкий никаких санкций по отношению к своим недоброжелателям не вводил. А так как на сплетни он внимания не обращал, тем самым, по мнению мнимых доброжелателей опять-таки демонстрируя свое «тщеславие», то он делал и из них врагов. Жизнь – штука совсем не идеальная, и порой люди с чистыми помыслами, одержимые благой идеей, летящие вперед к ее осуществлению на крыльях самоотречения и приносящие себя в жертву для улучшения качества жизни людей, бьются головой о шлагбаумы, расставленные обществом. Для чего это делает общество? Все просто: homo sapiens, он sapiens только тогда, когда является отдельно взятым индивидом. А если он в толпе, в которой имеется своя иерархия, то ни о каком разуме не может быть и речи. Коллега, обладающий какими-либо выдающимися способностями, которые приводят его быстрому карьерному росту, даже несмотря на свои высокие и чистые намеренья, будет воспринят верхами, как угроза, а низами, как объект зависти и лицемерия. В самоотречение Виктора Михайловича, естественно, никто не верил: все только гадали, что у него на уме, и считали, что он лицемер, прикрывающийся пунктуальностью и альтруизмом ради продвижения по головам и выслуги перед руководством. Все эти мелочи обходили его стороной, ведь у него приоритеты в первую очередь были расставлены в пользу работы, а всё, что происходило вокруг, его не интересовало. Был даже момент, когда он, подходя к гостинице, заметил напротив входа странных людей в штатском, наблюдающих за ним, сидя в синей Шкоде. Зайдя в номер, он обнаружил там чуть сдвинутые вещи и пропажу нескольких книг и журналов, но никоим образом не стал привязывать данные обстоятельства к завистникам на работе. Виктор Михайлович считал, что в таком огромном организме, как Советский Союз, невозможно без дополнительных мер безопасности. А так как был он человеком, владеющим государственными тайнами и секретами, то рассматривал это событие, как необходимую закономерность.
