Прямо перед собой она увидела дверь, ведущую в очень красивую комнату с бледно-зелеными стенами – этот цвет был по-прежнему весьма рекомендован в георгианском обществе, – и из этой комнаты доносились незнакомые голоса. Флоренс обратила внимание на множество фотографий в серебряных рамках, которые стояли и на рояле, и на многочисленных маленьких столиках; по этим фотографиям можно было отчасти представить себе те весьма разветвленные семейные связи, благодаря которым Вайолет Гамар имела доступ к столь могущественным персонам, какие обитателям Хардборо даже не снились. Муж Вайолет, которого все называли исключительно Генералом, бродил из комнаты в комнату, открывая всевозможные дверцы и ящики с таким видом, словно никак не мог найти то, что оправдывало бы эти его шатания. В 1950-е годы на лондонской сцене шло множество пьес, в которых отдельные персонажи только и делали, что входили или выходили из разных дверей, потом исчезали и появлялись лишь в заключительном акте часа три спустя. Генерал отлично вписался бы в такую пьесу. Он кружил, изображая радостное оживление и на всякий случай улыбаясь, среди столов с закусками и, видимо, не терял надежды, что вскоре его услуги, хотя бы на несколько минут, все же понадобятся, ведь в любом случае открывать шампанское – дело совсем не женское.
Среди гостей Флоренс не заметила ни управляющего местным банком, ни викария, ни даже своего адвоката, мистера Торнтона, ни второго городского адвоката, мистера Друэри, услугами которого она никогда не пользовалась. Она, правда, узнала спину «благочинного» – старшего священника нескольких соседствующих приходов, – но все остальные были ей совершенно не знакомы. Этот прием был устроен для знати графства и для особо важных гостей из Лондона. И, как справедливо догадывалась Флоренс, ей лишь со временем удастся узнать, почему же и она оказалась в числе приглашенных.
Генерал явно испытал облегчение, заметив эту маленькую женщину, не имевшую никакого отношения ни к родственникам его жены, ни к высокопоставленным гостям из Лондона, наводившим на него страх, и тут же принес Флоренс большой бокал шампанского, с удовольствием наполнив его из только что откупоренной бутылки, – впрочем, он уже успел откупорить не менее дюжины таких бутылок. Генерал полагал, что если эта особа не имеет никакого отношения к его жене, то, подойдя к ней, он вряд ли совершит грубый просчет. Ему так и не удалось догадаться, кто же она такая, хотя он был почти уверен, что где-то видел ее раньше. Флоренс, словно читая его мысли, – что было вовсе не трудно, поскольку беседу Генерал вел, то и дело спотыкаясь, будто осторожно преодолевал одно затруднение за другим, – сама в итоге сообщила ему, что она и есть тот самый человек, который собирается открыть в Хардборо книжный магазин.
– Ах, вот в чем дело! Ну, теперь мне наконец все стало ясно! Значит, вы подумываете об открытии книжного магазина. Вайолет это очень заинтересовало. Она намекала, что хочет переговорить с вами и высказать кое-какие собственные идеи. Думаю, чуть позже она непременно изыщет такую возможность и подойдет к вам.
Флоренс казалось, что «изыскать такую возможность» миссис Гамар могла бы в любой момент, поскольку она здесь хозяйка. Впрочем, она и не думала обманывать себя насчет собственной значимости. Она, собственно, решила вообще ни о чем не думать и с удовольствием сделала несколько глотков шампанского, после чего мелкие тревоги этого суматошного дня сразу куда-то незаметно улетели, словно подхваченные золотистыми, слегка покалывавшими язык пузырьками вина.
Она ожидала, что Генерал, сочтя свой долг хозяина выполненным, отойдет от нее, но он почему-то медлил.
– Какого типа книги вы намерены продавать у себя в магазине? – спросил он.
Флоренс растерялась, не зная, что ему ответить.
– Сейчас ведь в книжных магазинах редко встретишь поэтические сборники, не так ли? – продолжал Генерал. – Мне, во всяком случае, они там почти не попадаются.
– Поэзия в каком-то количестве у меня, безусловно, представлена будет, – сказала Флоренс. – Хотя она продается не так хорошо, как некоторые другие книги. Впрочем, мне нужно время, чтобы окончательно разобраться, какие именно книги мне следует заказать.
На лице Генерала было написано явное удивление. Ему даже в звании младшего офицера не требовалось много времени, чтобы запомнить всех людей «своего войска».
– «Легко стать мертвым. Скажите лишь: они мертвы». Вы знаете, кто написал эти строки?
Флоренс ужасно хотелось бы сказать «да, знаю», но, увы, она не могла. Глаза Генерала, в которых мерцал огонь ожидания, погасли. Он явно и раньше не раз пытался получить ответ на этот вопрос, но тщетно. И он сам назвал ей имя автора, но столь тихим голосом, что ей лишь с трудом удалось его расслышать в волнах того шума, который с шипением и стуком накатывался на них со всех сторон.
– Чарлз Сорли…[4]
Флоренс сразу поняла, что этот Сорли, должно быть, погиб, и спросила:
– Сколько ему было лет?
– Сорли? Двадцать. Он служил в Девонширском полку – его еще называют Swedebashers[5], он, как известно, в основном из жителей Саффолка состоял, – 9-й батальон, рота В. И погиб в сражении под Лусом в 1915-м. Останься он жив, ему сейчас было бы шестьдесят четыре. Как мне. Вот почему я все время вспоминаю беднягу Сорли.
Наконец Генерал, шаркая ногами, удалился, и его тут же поглотила толпа гостей, становившаяся все более шумной и оживленной. А Флоренс опять осталась одна. Вокруг нее были люди, наверняка хорошо знавшие друг друга и общавшиеся по-свойски, как родственники; кое-кто из них был даже запечатлен на тех фотографиях в серебряных рамках. Кто же все они такие? Флоренс, собственно, ничего против них не имела, прекрасно понимая, что и эти люди тоже, наверное, растерялись бы, если бы, например, случайно попали в отдел рассылки огромного книжного магазина Мюллера. И тут вдруг у нее за спиной раздался бархатный голос какого-то, явно молодого мужчины, который произнес: «А я знаю, кто вы такая. Вы, вероятно, и есть миссис Грин».
Ему бы не следовало так говорить, подумала Флоренс, пока он не удостоверился, что его тоже узнали; впрочем, она его, конечно же, узнала сразу. Да любой житель Хардборо тут же с гордостью мог сообщить, кто этот человек такой, поскольку все знали, что он работает в Лондоне, ездит туда на автомобиле и имеет самое непосредственное отношение к телевидению. Это был Майлоу Норт из Нельсон-коттеджа, что на углу Бэк-лейн. Каковы были его функции на телевидении, никто толком не знал, но в Хардборо привыкли к тому, что никогда нельзя с точностью сказать, чем именно люди занимаются в Лондоне.
Майлоу Норт был высок ростом и шел по жизни легко, не совершая особых усилий для своего продвижения. Впрочем, чтобы произнести: «Я знаю, кто вы такая. Вы, вероятно, и есть миссис Грин», ему все же потребовалось определенное усилие, а он не привык к бессмысленным тратам даже столь малого количества энергии. То, что представлялось в нем особой изысканностью и утонченностью, было на самом деле всего лишь умением ловко избегать любых сложностей и неприятностей; а то, что многие воспринимали как сочувствие или симпатию, было всего лишь инстинктивным стремлением предотвратить любые сложности и неприятности еще до того, как они возникнут. Трудно было даже представить себе, как подобный человек воспримет неизбежный процесс старения. Его эмоции, практически невостребованные и не имеющие возможности как-то себя проявить, успели атрофироваться. Но, как он недавно обнаружил, природное умение приспособиться и любопытство служили ему ничуть не хуже эмоций.
– Ну и я, разумеется, знаю, кто вы такой, мистер Норт, – сказала Флоренс, – хотя никогда раньше и не получала приглашений в Имение. А вот вы, полагаю, бываете здесь достаточно часто.
– Да, меня часто сюда приглашают, – подтвердил Майлоу и тут же принес ей еще бокал шампанского. Флоренс почувствовала, что благодарна ему: ведь она была уверена, что теперь, после ухода Генерала, так и будет торчать тут одна в полной неопределенности.
