- Нам не нужен суд. Мне надо знать, что было на самом деле.
- В таком случае, это придется оформлять не как допрос, а как беседу с арестованным, и твоя подопечная может отказаться говорить и будет в своем праве, понимаешь?
- Именно это она и делает, Иван. - Дейвин вспомнил наигранно наивный взгляд и заявление, что ни магии, ни его собеседницы, ни его самого не существует, и поморщился. - Мне нужно, и князю тоже, чтобы она начала говорить. Для суда, если он будет, хватит того, что уже собрали твои ребята.
- Дэн, вы и половину собранного нами аннулируете, если проделаете то, о чем ты сказал. Поэтому без приказа главы края - извини, нет.
- Значит, отпустим за недоказанностью.
Дейвин увидел на лице полковника все, что тот не сказал, вздохнул, достал коммуникатор и набрал номер секретаря князя.
- Иджен? Это Дейвин. Князь сейчас не занят? Нет? Отлично. Передай ему комм, будь добр.
Услышав голос Димитри, Дейвин для скорости перешел на сааланик и доложил о противоречии интересов следствия и местных законов, услышал: "Да, проси собрать совещание, я через час буду", нажал отбой и передал Ивану решение князя.
Через час они сидели в кабинете уже вшестером. Димитри, подперев голову рукой, слушал тяжелые слова казенного языка, которым местные говорили о неприятных вещах, таких же, как решение расстреливать террористов на месте. Кем бы ни была Алиса, по их законам у нее оставались права, гарантом соблюдения которых являлся князь. Саалан уже нарушили местные нормы, когда доставили Алису в замок и не позвали ей адвоката из местных, тем более нарушением был личный досмотр без санкции. Нарушением был и укол снотворного без показания врача. Ну и задерживать ее без предъявления обвинения они могли еще не больше суток. Остальное в местном правовом поле не существовало, на счастье имперской администрации, потому что оно оказалось бы за пределами допустимого очень далеко. Впрочем, коллеги были готовы сделать то, что князь просил, и были согласны продолжить допросы с пристрастием, вообще-то определяемые ими самими, как пытки. Они жили в реальном мире и понимали, что если речь идет о террористической угрозе, цивилизованными средствами очень мало что можно сделать, даже если клиент не "сюрпризит", а без сюрпризов в деле Медуницы уже не обошлось. Учитывая, что потери среди обычных горожан ее не очень трогали, беседа без протокола, которую просил у них Дейвин, каким бы неприятным методом она ни была, оставалась единственным рабочим вариантом. Хотя проделанной следствием работы, которую приказ князя мог просто обнулить, им было откровенно жаль.
Выслушав все, что местные были готовы ему сказать, Димитри резюмировал:
- Хорошо. Благодарю вас за разъяснения, решение будет в течение суток. Похоже, хороших путей у меня не остается.
История жизни досточтимого Вейлина, будь она пересказана без его участия, выглядела бы довольно драматически. Но сам он не думал об этом, просто привык к тому, что за его спиной рушится все, к чему он привык, едва он уходит из знакомого места.
Едва трех лет от роду, он пришел в монастырь в сопровождении юной сайни Йины, которой ее мать велела найти для него гнездо. Пока досточтимые выяснили, откуда они явились, прошло почти полгода. Это и понятно: сайни шла по запаху, и они вдвоем, зверь-подросток и человеческий малыш, которому еще слишком рано покидать дом, успели пройти и забраковать "полный след полных следов" разных "человечьих гнезд". Йина рассказывала людям обо всех этих гнездах в обратном порядке, от последнего к первому. Она уставала, начинала путаться и прерываться, и пришлось откладывать продолжение разговора и начинать снова в другой день. В общем, когда определились с домом, из которого мог быть этот ребенок, дома уже не было: ддайг успели найти его раньше. Как и все небольшое поселение. Сайни и люди сражались вместе и вместе погибли: спор за горные долины на самом востоке империи между ними и ддайг шел давно, и те приходили не впервые. В этот раз ддайг хватило, а людей оказалось слишком мало, даже если считать их вместе с сайни. Когда Вейлин узнал об этом, он уже учился в интернате в Городе-Над-Морем. Ему написал об этом досточтимый брат-воспитатель того монастыря, где осталась сопровождавшая его сайни. Больше из его семьи не выжил никто. Вейлином, волчонком, он стал из-за редкого, серо-пепельного, цвета волос. И, конечно, из-за зеленых глаз. На самом деле, для землянина этот цвет глаз довольно обычный - зелено-карие или светло-карие с зеленью глаза при пепельных волосах тут не редкость. Но для саалан, не видевших живых волков никогда, "волк" - это волшебный зверь, спутник старых богов, воплощение ночи, и узнать его можно только по зеленым глазам и серой шерсти. Это сочетание в Аль Ас Саалан встречается даже реже, чем такие беловолосые и темноглазые, как Дейвин да Айгит. Волчонком его сначала прозвали в монастыре, куда его привела Йина, а потом он взял это имя после инициации. О доме он ничего не помнил толком, кроме квамов и сайни, но они всюду примерно одинаковые - кроме той, с которой он шел через степь, конечно. Других таких нет и не может быть. К Йине он приезжал в монастырь раз в год, пока досточтимые не написали ему однажды, что она умерла. После этого он поехал на практику куда-то в Южный Саалан, поработал с рыбаками севера, был переписчиком при монастыре недалеко от столицы, а потом да Шайни начали набирать людей в Новый Мир. Его ничто не держало, и его кандидатуру предложила его настоятельница. В Новый Мир он пришел одним из первых, их забрасывали наудачу, никто не знал, удастся ли им вообще закрепить нить. Но им удалось. Когда порталы стабилизировались, он уже знал о магии этого мира, точнее, об ее отсутствии, больше, чем кто бы то ни было. Его вызвали к магистру с докладом о магической традиции Нового Мира как раз перед первым советом, на котором решался вопрос о формате присутствия. И он едва не потерял дар речи, когда магистр подвинул ему по столу список книги наставлений о Пути, в который был заложен образец узора, который должен быть на его настоятельском фаллине. Вышивать его пришлось уже в Озерном Крае. Разумеется, своими руками. Хорошо хоть, что он успел перед уходом приобрести шерсть для вышивки в тон. Вообще-то это предложение должен был получить досточтимый Айдиш, но магистр сказал, что дурно будет отдавать всю власть в крае одновременно двум настолько близким родственникам. Для Вейлина была важна не столько личная власть, обеспеченная его положением, сколько возможность быть где-то и кем-то, в определенном положении и при конкретном деле, понятном ему самому. Новый Мир давал ему эту возможность, хотя и довольно дорогой ценой. Впрочем, дешево ему ничего в жизни не доставалось. Этот мир пережевал и проглотил уже больше двухсот граждан империи, ставшей ему матерью, в том числе и несколько десятков магов посильнее его. Предыдущий наместник, умный и обаятельный маркиз да Шайни, был в их числе. То, что от него осталось, не было ни магом, ни человеком. Строго говоря, даже как рыба оно было не очень жизнеспособно, это существо, бывшее дворянином и магом когда-то. Теперь этот мир облизывался на второго мага и дворянина, присланного сюда императором на замену первому. Этот, говорят, был покрепче, но с некой трещиной внутри, о которой его предупреждали очень неопределенно. У него был свой конфидент, и Вейлин был скорее рад этому. Но было нечто, с чем наместник колонии мог прийти только к самому достопочтенному.
Так что когда секретарь доложил ему о визите князя, Вейлин уже знал, что наместник "принес ему тяжкое". Сам факт его появления говорил об этом прежде его слов. Вейлин не любил Новый Мир именно за такие дни, но у судьбы не было для него другого места. Он сочувствовал князю заранее. Но не предполагал того, что услышит.
- Досточтимый Вейлин, - произнес князь. - Я нуждаюсь в утешении и прощении, потому что я лишил человека свободы, и намерен держать в неволе, истязать и принуждать исполнить требуемое мной.
