Нет, она так не может. Она сама должна выяснить, что же все-таки случилось с Олегом.

Домик Доронихи она нашла легко – двухэтажный, с резными наличниками и флюгером на крыше. Тронула калитку, которая висела на одной петле, несмело позвала:

– Хозяева дома?

Никто не ответил. Не было слышно ни звука, и это Лену обрадовало. Хоть собаки нет.

Она пошла по тропинке, заросшей со всех сторон сорняками и малиной. Сорвала на ходу спелую ягоду. Вблизи дом потерял всю прелесть: краска облезла, окна мутные, явно их не мыли много лет, а в одном и вовсе не стекло, а фанерка. Возле дома сбоку стояла старая собачья будка. Лена покосилась на нее с опаской, но не увидела рядом никакой миски. Да и крыша будки прохудилась до того, что никакая уважающая себя собака не стала бы в ней жить.

Лена поднялась на скрипучее крыльцо и осторожно стукнула в дверь:

– Есть кто дома?

– Чего стучишь? – Дверь открылась не полностью, и на пороге появилась рослая старуха в красном фланелевом халате, знававшем лучшие времена. – Чего людей беспокоишь?

– Я Марину ищу. Мне очень нужна Марина.

– Марину? – Старуха прищурилась, окинула Лену взглядом с ног до головы. Она увидела себя – городскую, богатую, как они здесь говорят. Дамочку, которой неизвестно что нужно. Гостью из другого мира.

– Нет Маринки, – буркнула старуха. – И нечего ходить, людей беспокоить.

– А где она может быть, не знаете?

– Сказано, не знаю! – окончательно рассердилась старуха. – Она мне не докладывает. Иди отсюда, а то собаку спущу!

– Да нет у вас никакой собаки, – осмелела Лена.

– И то верно, – неожиданно согласилась старуха. – Сдохла Жулька в прошлом месяце, а я все не привыкну.

Судя по состоянию будки, Жулька сдохла никак не меньше года назад, но Лена решила не заострять этот вопрос.

– Значит, насчет Маринки не знаете ничего. А если так? – Она показала горлышко бутылки.

Старуха оживилась.

– Может, Анька в курсе? Подружка ее, вместе у меня квартиру снимают. Анька! – заорала она куда-то наверх. – Хорош дрыхнуть, тут до тебя женщина пришла!

В окне второго этажа шевельнулась занавеска, довольно чистая, успела отметить Лена, и хриплый голос сказал, что пускай тетка поднимается, если ей нужно.

– На третью ступеньку не ступай, – напутствовала ее старуха. – Сломанная она.

Удачно миновав опасную третью ступеньку, Лена подошла к двери, и та распахнулась сама.

Анька была девица хоть куда. Густые смоляные волосы после сна стояли дыбом, по красным щекам размазалась вчерашняя тушь, простой ситцевый халатик едва сходился на пышной груди.

«Не верю, – подумала Лена. – Отказываюсь верить. Пусть я никогда не ловила Олега на измене, но теоретически это еще можно допустить. Знаю, мужчины – существа полигамные. Но чтобы Олег имел дело с гостиничной шлюхой… Быть такого не может».

Увидев Лену, Анька тоже вытаращилась. Она-то думала увидеть какую-то тетку, а здесь вполне себе модно и дорого одетая девица.

– Я Маринку ищу, – заторопилась Лена. – Куда она подевалась?

– А тебе зачем? – поинтересовалась Анька без особого любопытства.

– По делу, – коротко ответила Лена.

– По делу. – Анька смотрела мирно, очевидно, Ленины одежда и внешний вид произвели на нее впечатление. – По делу не получится. Нет Маринки, уехала.

Анька с хрустом потянулась и почесала голову, после чего посторонилась, чтобы Лена могла пройти.

Комната была относительно чистой. Крашеные доски пола аккуратно подметены, занавеска на окне из кружевного тюля. Одна кровать застелена ярким турецким покрывалом, на второй скомканное одеяло. Белье на обеих кроватях довольно свежее. У окна стоял маленький столик, на нем – зеркало и электрический чайник. В углу дубовый шкаф, при виде которого в голове всплыло полузабытое слово «гардероб».

– Черт, как спать хочется, – зевнула Анька.

– Прости, что разбудила. А давай кофе выпьем. – Лена вытащила банку кофе и печенье. В сумке завалялась еще детская шоколадка – от Славки осталась, она и не заметила.

Анька оживилась, включила чайник, достала из шкафа две непарные чашки и мешок сухарей с маком.

– Черт, сахар, как назло, кончился! Баб Саня, – крикнула она вниз, – дай сахарку!

Старуха принесла четыре куска прямо в кулаке, от чего Лену слегка передернуло. Дорониха, видно, уже тяпнула у себя внизу полбутылька, так что сейчас пребывала в настроении вполне мирном. Она игриво ткнула Лену кулаком в бок, выдала длинную тираду, где самым приличным было слово «шалавы», и убралась к себе.

– Так что с Мариной? – Лена протянула Аньке шоколадку.

– Да как тебе сказать. – Та затолкала в рот сразу половину и продолжила неразборчиво. – Позавчера ночью спим мы с ней, значит. Маринка еще порадовалась, что клиентов нет, хоть выспаться можно, как вдруг в первом часу ночи звонит Ахмет. Так и так, говорит, собирайся быстро, клиент в гостинице нарисовался.

– Кто такой Ахмет? – остановила ее Лена.

– Не знаешь? – Анька удивленно вытаращилась. – Ахмета не знаешь?

Лена быстро придвинула ей печенье, и Анька с удовольствием схватила еще пару штук.

– Ахмет над нами хозяин, мы все под ним, он все решает. Если проблемы какие с клиентом – разрулит. Одной работать никак нельзя, такие уроды попадаются – мама не горюй. У него еще бизнес в городе, ресторан, «Подворье» называется. Но это к делу не относится. Так вот, Маринка собралась и поехала. Но вернулась рано, где-то в пять утра. Разбудила она меня в семь, как раз бабкин петух орал. Он всегда в семь кукарекает, как будильник. Пока я спросонья глаза продрала – Маринка уже вещи собирает. Спрашиваю, куда намылилась, а она говорит, дескать, как-то не по себе, клиент какой-то странный попался.

Сначала Ахмет ей велел влезть через окно на первом этаже и тихонько пройти, чтобы дежурная не заметила. Хотя с чего это вдруг: и Танька, и Тамара Петровна у него прикормленные, получают свой процент, обе слова не скажут, даже если мы вчетвером к одному клиенту заявимся.

– Что, и такое бывало? – процедила Лена.

– Нет, такого не было, – честно призналась Анька. – Маринка, правда, рассказывала, что как-то клиент двух заказал, но это еще до меня было. Словом, Маринка удивилась, но сделала, как велят. Ахмету задавать вопросы не рекомендуется. Но он сам объяснил, что клиент шифруется, жены боится. Мало ли, вдруг настучат.

Приходит Маринка в семнадцатый номер, стучит, а оттуда высовывается рука, деньги ей протягивает. Мужик за дверью шепотом говорит, спасибо, мол, девушка, я передумал, вот вам за беспокойство, и идите домой. И в окно не нужно лезть, по коридору идите, не скрывайтесь.

Маринка хотела возмутиться, а потом посмотрела – денег много. Иной раз и за всю ночь столько не заработаешь. Она и пошла себе, даже спать легла, а сон не идет. Утром разбудила меня – что-то, говорит, стремно. Странно все получилось. То мужик трясется, чтобы никто не заметил, как она к нему идет, а то в открытую, через главный вход назад отправляет. Как будто нарочно хотел, чтобы ее увидели. И денег дал слишком много.

– А она этого мужика в лицо видела? – с замиранием сердца спросила Лена.

– То-то и оно, что нет! Руку только, которая деньги сунула. Рука как рука, пальцы толстые, волоски вроде рыжие, а может, светлые, там в темноте не видно.

Не Олег. Лена перевела дух. Это не Олег.

Ее муж был брюнетом, и пальцы у него длинные, ногти правильной формы. Нет, это не Олег. Но если ночью у него в номере был какой-то посторонний мужчина, а утром его нашли мертвым, значит… Боже мой!

Спокойно, это все разговоры. Если судить по этой Аньке, Маринка тоже наверняка небольшого ума. Могла придумать что-то, не разглядеть толком, забыть. Нужно с ней поговорить, может, она еще что-нибудь вспомнит.

Анька тем временем доедала печенье и оперативно подбиралась к сухарям.

– Куда она делась, Маринка твоя? – вздохнула Лена.

– К своим подалась, в Малофеевку, – охотно поделилась Анька. – У нее там отец и мачеха. Батя пьющий сильно, а мачеха такая сволочь, не описать. Маринка в шестнадцать лет от них сбежала. Поедешь – привет передай, скажи, что Ахмет приходил и насчет нее спрашивал.