Сейчас ее муж пьянствовал вместе с тремя приятелями, заставляя руганью жену прислуживать им. А когда они вконец напились, начали приставать к ней. Она, вырвавшись, в страхе забилась в угол, умоляя, чтобы ее не трогали…
— У тебя нет чести, и это всем известно,— сказал муж издевательски,— так что еще немного насилия на тебе не скажется. Ты уже давно, еще у того лесника, стала подстилкой для мужчин, и сейчас поздно изображать невинность.
Она знала, что ей никто не поможет, что ее все равно изнасилуют…. Но не сдвинулась с места, сжавшись в комок еще сильнее, повторяя бесполезные слова мольбы…
— Не смиришься – они изнасилуют твою дочь,— продолжил муж безжалостно, указав на дрожащую от страха на печи девочку 7-ми лет – ее утешающе обнимал брат, на год старше,— хочешь ей той же жизни, которой живешь сейчас?
— Ты не посмеешь!— выкрикнул мальчик, спрыгивая с печи,— она ведь и твоя дочь тоже, как ты можешь так с ней? Я защищу ее!
— Не лезь,— прошипел его отец, грубым ударом опрокинув мальчика на пол,— иначе снова изобью. Ты уже забыл, что как скотина валялся после тех побоев неделю?
Мальчик сжал в злости кулаки, почти кинулся на отца…
— Не надо!— выкрикнула его мать, по щекам которой потекли горькие слезы,— не вмешивайся…. Я не позволю это, лучше уж пусть меня насилуют…
Ее сыну оставалось только смириться, вернуться на печь, к тихо плачущей сестре. А их рыдающая мать разделась, легла на кровать…. На нее тут же навалился один из гостей, женщина закричала от боли, умоляя пощадить…. Но ее мучитель лишь сильнее налегал на нее, причиняя все большую боль. Наконец он закончил, его место занял другой…. Она закричала сильнее, с надрывом, чувствуя мощный натиск орудия пытки на свое измученное влагалище. Потеряла сознание от боли, затем пришла в себя через некоторое время, понимая, что ее еще насилуют…. Она не знала, сколько продолжалась эта жестокая и безумная пытка, теряя сознание то и дело, но, придя в себя после очередных жестоких ударов, поняла, что ее насилует муж. Вот он завершил свое насилие, и, встав с кровати, отвесил ей такую пощечину, что она невольно заплакала вновь. Забилась в угол кровати, ожидая очередных побоев от мужа…. И они незамедлительно последовали – муж, схватив ее за волосы, потащил с кровати, ударил по лицу, отчего она налетела на стену, упав. Начал избивать ногами, до полубессознательного состояния…. И, когда она уже ничего не соображала, наполовину уйдя в беспамятство, поняла, что муж выволакивает ее за волосы на улицу – где был мороз и метель. Бросил в снег у крыльца, захлопнул дверь за собой…. Еле поднявшись, она дошла до двери, дрожа всем телом от неимоверного, пробирающего до костей, холода, начала колотить в нее, умоляя, чтобы ей открыли. В доме раздался крик детей, затем послышались удары и плач дочери. Женщина завопила, проклиная мужа, умоляя пустить ее к детям, не трогать их и сжалиться…. Но тщетно – ее словно не слышали. Все тело начало коченеть от холода, и она, обняв себя руками в бесплодной попытке согреться, сползла на крыльцо….
Сквозь дымку бессознательности она чувствовала, что ее внесли в дом, положили на печь. А, придя в себя окончательно, поняла, что вся горит в жару и чьи-то заботливые руки обтирают мокрым полотенцем ее лицо. Затем увидела тревожное лицо сынишки, заплаканное личико дочери…
— Ты поправишься, мамочка,— прошептал сын,— выздоровеешь совсем скоро…
— Эй, ты!— раздался грубый окрик ее мужа,— вставай, подавай завтрак!
— Она болеет!— выкрикнул сын,— ей нужен покой…
— Я сказал – быстро за работу!
Муж подошел к печи, и, грубо оттолкнув сына в сторону так, что он упал на пол, схватил бедную женщину за волосы, заставил встать…. Потащил к столу, оттолкнув к лавке…
— Пошевеливайся, иначе получишь!
Она, не в силах даже сидеть, чувствовала, что плачет, ощущала бьющий ее озноб. Попыталась пересилить себя и выполнить приказ мужа…. Но упала от неимоверной слабости. Муж начал избивать ее ногами, руганью приказывая подняться…. Но она не могла даже присесть и лишь рыдала от бессилия…
— Не надо мучить ее!— услышала она крик сына,— ей сейчас очень плохо, из-за того, что ты ее выгнал на мороз, она горит в жару! Так и умрет, если ты не сжалишься…
Голос мальчика затих, прервался рыданиями…. Она почувствовала, что удары прекратились, и услышала:
— Будете лечить ее сами. И заодно еду готовить и дом прибирать.
— Мы все сделаем, отец,— откликнулась дочь слабым голосом,— но не мучай маму больше…
2 пары маленьких, худеньких, рук помогли ей встать и дойти до печи, лечь вновь…. Снова она видела заплаканные лица детей, отчего ее сердце ныло все сильнее, и ощущала капельки слез, падающие налицо – они приносили прохладу…
Пара мгновений – и Юля вновь находится сознанием в Тернистых Садах.
— Только что ты увидела самое негативное из тех воспоминаний, что хранит твое сознание о прошлых жизнях,— говорил Юкумба,— воспоминание, в котором нет ни секунды позитива, лишь боль и страдание. Я бы хотел, чтобы ты навсегда забыла его, но этого не получится – воспоминание это крайняя негативная точка, которая только может быть в твоей жизни. Если ты будешь помнить о ней и не забудешь о том, что тебя к ней привело, сможешь предотвратить повторное ее проявление. Жизнь человека идет по спирали – ты вернешься к тем же ситуациям, что заставили тебя страдать, чтобы найти выход из них.
Юля почти не слышала Юкумбу – она плакала, чувствуя в душе острые волны боли и отчаяния, которые породило только что увиденное.
Юкумба почувствовал это, и мягко обнял девочку, согревая все ее существо своим теплом.
— Ты вспомнила именно этот эпизод потому, что рассказывала мне самое мрачное, что было с тобой в этой жизни. Негатив притягивает негатив, и, чтобы его больше не было, тебе нужны позитивные эмоции. Но не из воспоминаний, а в реальной жизни. Как только ты успокоишься, я покажу тебе нечто удивительное.
Юля тут же перестала плакать, подняла на Юкумбу полный удивления взгляд…
— Хорошо, Юкумба, я готова,— произнесла она, чуть помедлив, твердым голосом,— идем.
Юкумба, чуть улыбнувшись, кивнул. Устремился через лес, вместе с Юлей минуя поляны…. Юля шла за ним, не отставая, гадала, что он хочет ей показать. Что может отвлечь ее от столь мрачных воспоминаний?
Постепенно лес стал гуще, деревья – теснее друг к другу, не встречалось больше полян…. Они уже с трудом шли вперед, и в какой-то момент Юкумба остановился – ветви впередистоящих деревьев сплелись так прочно, что пройти не было никакой возможности. Юля, было, хотела спросить, зачем они зашли в такую чащобу, но заметила, что Юкумба закрыл глаза, словно расслабляясь или сосредотачиваясь. И через минуту Юля поняла, что он накапливал энергию, которую сначала сфокусировал, сведя ладони, а затем, медленно разведя руки, резко соединил их безо всякого звука, послав деревьям энергетический шар, еле видный Юле – под его воздействием деревья расступились на расстояние достаточное, чтобы Юкумба и Юля прошли.
— Что ты только что сделал?— спросила Юля на ходу,— эти деревья расступились от шара, словно ты им приказал сделать это…
— В эту часть леса имеют полный доступ только Друзья-Советчики и их подопечные, остальные могут приходить сюда лишь изредка, в случае крайней необходимости. Только что ты видела ритуал ангелов Лесов Надежды, который дает нам и нашим подопечным пройти мимо стражей-деревьев. В той энергии, что ты наблюдала, я заключил информацию о нас и цели нашего прихода сюда, получив которую деревья пропустили нас. Этот ритуал знают все ангелы Лесов Надежды.
— Что же здесь такого, раз требуются усилия, чтобы попасть сюда?
— Скоро увидишь.
Юле оставалось лишь ждать и идти вперед. Прошло минут пять по меркам Юли, когда деревья закончились, и они попали на просторную поляну, окруженную стеной деревьев. Эта поляна была в три раза больше тех, на которых девочка обычно тренировалась. Трава, как и на луге между Лесами Надежды и Пещерами Ненависти, пестрела яркими венчиками разнообразных, незнакомых Юле цветов всех возможных оттенков, и все цветы издавали дивный аромат. А на противоположном конце поляны виднелась скала немыслимой высоты, вершина которой была затянута облаками, и с которой низвергался водопад. Его воды были ярко–бирюзовыми и образовывали у самой земли радугу.
