Но что будет, если магию всё-таки засекут – здесь, в запретной зоне?..

Порой Алисанда застывала, зависала надолго, тщательно отыскивая место, где зацепиться. Следовало поторапливаться – рассвет уже омывал стены серыми лучами, ночные тени уходили. Пока не настал день, Вениамину с Алисандой надлежало пройти сложные гладкие участки и добраться до покинутого корпуса, где они, во всяком случае, не будут висеть на виду у всего честного народа.

Башня до поры прикрывала их от ветра, но, чем ярче разгорался рассвет, тем сильнее становились хаотические порывы, тем сильнее мотало Алисанду и тем громче ёкало сердце у Вениамина. Казалось бы, чего они рискуют, зачем лезут? Что им в тех пыльных аудиториях?..

Книги. Гримуары. Травники. Бестиарии. Алхимические трактаты. Компоненты – всё то, о чём не говорят старые скучные профессора, ограничиваясь давным-давно затвержённым и привычным. Разделы магии, «исключённые из преподавания по причинам благонравия и умиротворения». Разделы настоящей магии, не одного лишь лечебного дела (для людей и скотины), погоды, потешных иллюзий (для возвеселения почтеннейшей публики) и подобных насущных надобностей – нет, Вениамин искал настоящей магии, настоящих чар! Колдуны давно проглоченных джунглями Чёрных Королевств владели тайнами порталов, запечатывая волшебством вход в гробницы своих правителей, которые строились вообще без дверей; а Конгрегация современных чародеев только-только подступала к этому, устраивая бесконечные опыты – разумеется, всё во имя «благонравия» и «безопасности».

Ну и многое другое, конечно же.

Настоящие боевые заклинания. Чары творения, из самых тайных, что отделяют мёртвое от живого. Чары трансформации, изменения, и не только бездушной материи. Лакомая добыча для любого, кто поистине хочет достичь вершин мастерства.

Алисанда наверху вдруг зашипела, её острый молоток заскрёб по камню в тщетных попытках зацепиться.

– Держи-и!

– Держу, – Вениамин вцепился в верёвку.

Санди всё же смогла закрепиться и на несколько мгновений просто застыла, прижимаясь к стене и тяжело дыша.

– Ух, проклятье… молоток сорвался…

Вениамин глянул вверх – ещё добрых три десятка футов нагого камня.

– Может, того, повернём? Лезть ещё ого-го сколько, а костылей кот наплакал. Не рассчитали мы с тобой.

– Не рассчитали, – нехотя согласилась Алисанда. Зло взглянула вверх, на стену, как на лютого врага. – Ничего, взберёмся!

– Ты уже два раза срывалась, – заметил Вениамин.

– Ну и что? Меня ж поймали! – и она дерзко ухмыльнулась.

С ней совершенно невозможно было спорить. Особенно когда глядишь снизу на её пятую точку.

– Нам ещё во-он по той башенке карабкаться. И тоже на костылях. Никогда ещё так высоко не забирались.

– Я слышала, там самое крутое.

– Самое крутое что?

– Всё, Вен! Книжки, аппараты, руководства. Всё брошено. Никто не позаботился ничего вынести на нижние уровни.

– Знать бы ещё, почему… – пробормотал Вениамин.

Алисанда плечом утёрла пот со лба, встряхнулась, готовясь лезть дальше.

– Чего тут знать? Никому неохота было возиться. Заколотить двери гораздо легче.

– На сей раз заколотили старательно…

– Угу, – заколка плохо удерживала непослушные каштановые локоны и поверх неё легла туго повязанная косынка. – Даже верёвочные лестницы все срезали, не поленились.

– Так, может, они…

– Вот и узнаем! – непреклонно отрезала Санди. – Страхуй меня!

Подъём продолжался, но куда медленнее, чем они рассчитывали. Приходилось экономить костыли; Алисанда ругалась шёпотом, подолгу отыскивая место, куда поставить ногу.

Рассвет уже полностью вступил в свои права; охотникам за секретами сейчас полагалось бы взламывать решётки на окнах лаборатории или вивлиофики, а они до сих пор болтались у всех на виду. Хорошо ещё, одежда серая, незаметная, а то бы…

– Скорее, – шипела Санди, прикусывая губы – отчего у Вениамина немедленно начинала кружиться голова. Он слишком хорошо помнил этот жест и обстоятельства, ему сопутствовавшие – опасность заводила Алисанду, словно занятия любовью.

…В конце концов они вскарабкались. Вползли, втащили друг друга на узкий карниз – здесь начинался горизонтальный переход к более высокой башне, расположенной ближе к центру Академии, к самому высокому её строению; к настоящей игле, вонзённой в серое предутреннее небо.

– Не рассиживаемся, – выдохнула Алисанда, поднося к губам плоскую фляжку. – Давай, здесь всё просто, закидывай кошку…

Здесь и впрямь всё было куда проще. Трёхпалый якорёк зацепился за водосточный жёлоб на краю крыши, и влезть на черепичный скат оказалось не в пример легче, нежели ползти по гладкому камню.

Вокруг поднимались многочисленные трубы, иные – кирпичные прямоугольные, иные – круглые из обожжённой глины, иные – из позеленевшей от времени меди, и вовсе свитые зачем-то спиралями.

Пригибаясь, Вен и Алисанда перебегали от одной трубы к другой, рискуя соскользнуть по крутому скату. Корпус Академии, оказавшийся у них под ногами, не был до конца заброшен; пустовали только два верхних этажа, на три нижних сволокли всяческие архивы; и, хотя вряд ли кто-то мог там работать столь ранним утром, рисковать всё равно не следовало.

– Уфф, – выдохнула Санди, когда они оба скрылись в тени высоченной башни. Над головами темнел уродливый отросток, никуда не ведущий аппендикс брошенного недостроенным моста, на нём – красновато-кирпичные стены наполовину покинутого здания. – Проскочили, кажется.

– Нам ещё возвращаться, – напомнил Вениамин. – И костыли вытаскивать. Забыла?

– Ничего я не забыла! – немедля заспорила Алисанда. – Вытаскивать сейчас ничего не будем. Времени нет. Завтра вернёмся и вытащим. А теперь давай!

– Погоди, воды хлебну. – Вениамин поднёс к губам фляжку, стараясь унять непрошенную дрожь. Им предстоял последний подъём, участки отполированного камня перемежались неширокими карнизами, покрытыми резными масками, головами фантастических зверей, драконов, кракенов и горгулий. Там будет легче.

– Сколько костылей осталось?

Вениамин позвенел железом в сумке.

– Дюжина.

– И у меня восемь… должно хватить. Хватит стоять, полезли! Уже рассвело почти.

– И профессор Барбаросса скорее всего отправился на ежеутреннюю прогулку… – проворчал Вениамин.

– Ревнуешь, милый? Ревнуй-ревнуй, мне это нравится, – хихикнули рядом. – Не болтай, дорогой. Доставай костыль, ставь страховку.

– Не нравится мне этот старый козёл, – молоток звякнул, вгоняя острие между каменными плитами. – Чего он на тебя пялится всё время?

– За погляд денег не берут. И потом, что, заслуженному профессору уже и на, гм, красивую студентку даже взглянуть нельзя?

– Пусть глядит, на, гм, красивых профессорш, – буркнул Вениамин, ожесточённо вколачивая костыль. – Хоть на мадам Лаупер-Брунно.

– Ты смеёшься? Ей же сто два года!

– И что? Если человеку сто два года, это ещё не значит, что она не может мечтать о…

– Так! Хватит, Вен. Когда начинаешь так ворчать, чувствуется, что ночью тебе меня не хватило, – Санди усмехалась, лукаво, победительно. – Но давай об этом позже, ладно? Полезли лучше.

– Полезли, – он последним ударом вогнал костыль на всю глубину, пропустил через кольцо страховочную верёвку. – А всё равно, не нравится он мне… этот твой Барбаросса.

– Ничего он не мой! – горячо возразили ему сверху. Алисанда уже ловко подтягивалась, застегнув карабин на поясе. – Он очень талантливый, если хочешь знать!

– Знаю, знаю, – Вениамин взялся за верёвку. – Сама не болтай. Лезь себе!

…Солнце уже поднялось, когда они, тяжело дыша, перевалились через последний карниз. Вниз лучше было не смотреть – земля совершенно исчезла в мешанине крыш и переходов, где-то далеко-далеко. Облака же, напротив, плыли совсем рядом.

И рукой уже подать до заброшенного «аппендикса». Черепичная крыша посерела, вдоль водостоков и желобов поселился ядовито-зелёный мох; длинные плети его спускались по фигурному литью ниже, оплетали толстые прутья оконных решёток, глубоко вделанных в кирпичную кладку. Теоретически, оставалось самое простое – перепилить любой из прутьев, аккуратно выдавить небольшой квадратик толстого мутного стекла, повернуть защёлку – и ты внутри.