Каюты три, маленькие, так что спать или вповалку, или по очереди. Телепаты, конечно, привычные, да и рейнджеры тоже… Пока, правда, о сне не думалось. Винтари не решился бы даже примерно предположить, что у этой посудины сейчас барахлит - в момент старта «Асторини» трясло так и с такими звуками, каких он до того не слышал и вообразить не мог. Но лица членов команды были безмятежно спокойны, по-видимому, это был самый обычный старт, а не обещание развалиться.
– Мы понимали, конечно, что миссия непростая, но не думали, что начнётся с того, чтоб добраться до Центавра живыми.
Шеридан смог дать, на самый крайний случай непредвиденных столкновений, только одну «Старфьюри» - больше ангары «Асторини» и не вмещали. В последний момент, явно всё ещё борясь с сомнениями, выдал так же три Скрадывающие сети.
– Только на самый, самый крайний случай! Штука это опасная, при длительном ношении опасна для вас и окружающих. Используйте её мудро — только тогда, когда будете понимать, что без срочного изменения внешности не обойтись. Закладывая параметры, помните — сеть зрительно меняет только внешность, она не меняет вашего роста и вашей комплекции, и, разумеется, если кому-то вздумается вас ощупать — маскировка его не обманет. Лучше всего будет, если сеть не будет всё время находиться у кого-то одного — так меньше искушений. Передавайте её друг другу.
Винтари сразу подумал, что как-то маловероятно, чтоб сеть совсем не пришлось использовать…
Центаврианское оружие им обеспечил Арвини, а связь была своя, минбарская… И такая, что пожалуй, от её наличия было немногим легче. Кроме прискорбно малого радиуса действия, аппараты ещё и заряжались от солнца, при чём дневного заряда хватало на один пятнадцатиминутный сеанс связи. Но что-то более мощное могли засечь, поэтому приходилось довольствоваться тем, что есть, и как можно больше действий координировать заранее.
Для Винтари лично главной проблемой стала неожиданно свалившаяся на него счастливая доля парикмахера. Большинство членов диверсионной группы не могли сами справиться с маскировкой, хотя старались очень. Во всех помещениях «Асторини», которые условно относились к жилым, сейчас царил форменный хаос. Разворошенные баулы с одеждой, выставленные к стенам зеркала в полный рост – одно таки уронили…
Центаврианин думал о том, что всего год назад он и в порядке анекдота не мог бы вообразить, что будет помогать ставить гребень Рикардо. Волосы рейнджера, русые, на концах выгоревшие от солнца, после мытья были мягкими и шелковистыми, и в гребень, увы, не желали собираться категорически.
– Что бы я в лаках-то понимал, конечно… - ворчал Рикардо, любуясь в зеркало на сооружённый хаос, - но мне явно нужно что-то посильнее.
Винтари его понимал — его собственные, и раньше весьма непослушные волосы, после стольких лет свободы обратно к прежним обычаям не хотели. К стыду, он даже не сразу правильно вспомнил, какой высоты у него должен быть гребень.
– Ну, вы не одиноки. Многие молодые центавриане мучаются с гребнями по нескольку часов, это опыт, приходящий с годами, и с годами волосы привыкают лежать нужным образом…
– Да, но я на молодого центаврианина уже не похожу.
– Может быть, вас утешит тот факт, что и многим пожилым бывает сложно обойтись без помощника? У всех знатных центавриан, например, есть личные парикмахеры.
– Слава богу, нам из себя предстоит изображать незнатных… Где мы все тут личных парикмахеров найдём?
Винтари вздохнул и взялся за расчёску.
– Вот, смотрите…
Загар у Рикардо, конечно, не самый типичный для Центавра… Стоит надеяться, он сойдёт быстрее, чем привлечёт чьё-то внимание. Сколько у землян держится загар? Вообще-то кожа у Рикардо светлая.
– Эх, не дожила маменька до того дня, когда её сын стал бродячим центаврианским лавочником… Или кто я там по легенде?
Винтари подумал о том, что ему приятно смотреть в глаза Рикардо – такие открытые, весёлые, ясные, глаза честного человека, которому нечего в своей жизни стыдиться. Ну, и правда ведь нечего… Он ведь, даже когда залёг на дно, спасаясь от грозящего земного правосудия, не возил ни оружия, ни наркотиков, хоть за это и платили больше. Только продукты, бытовую химию, безделушки…
Интересно, у большинства знакомых ему землян глаза голубые или серо-голубые. Рикардо, Шеридан, Дэвид… Хотя нет, у Дэвида они скорее серо-синие – как небо над морем в самом начале непогоды, когда набегающие барашки туч ещё не слились в единую пелену, и в прорехи проглядывает синь… Или как камень ал, синие искры в сером полупрозрачном стекле… Андо – у него глаза его отца, Байрона, ровный, печальный серо-голубой цвет, цвет пасмурного неба, не ожидающего солнца ни завтра, ни послезавтра… А у Маркуса глаза синие – неба, которое свято верит в солнце…
Наверное, самая распространённая на Земле гамма…
– Давно вы лишились вашей матушки?
– Третий год уж пошёл. Она старенькая была. Хотя могла б, по-честному, и подольше пожить, не готов я был всё равно к этому.
– Ну, ваше рейнджерство-то она хорошо так застала… Не удивилась такому выбору?
– Не, не удивилась. Она первым делом, вообще, обрадовалась, что я наконец всплыл. Обо мне же три года, считай, ни слуху ни духу не было! Одну только весточку тогда и удалось послать, больше побоялся. Ну, что в рейнджеры пошёл… Она сказала: «Всегда знала, что ты под какой-то особой звездой родился».
– Да под множеством звёзд даже, - Винтари понял, что без «невидимок» здесь первое время не обойдёшься, и потянулся за новой упаковкой, - наверное, это и правда влияет – родиться в космосе…
Рикардо посмотрел на него непонимающе.
– Вы упоминали, что родились, когда ваши родители служили на «Ричарде Львиное Сердце». Отчаянная женщина была ваша матушка, как энтил’за Иванова.
– А, не… Я ж усыновлённый. Родители на «Ричарде» тогда на Земле загружались, когда им меня вручили.
– Вручили?
– Ну, такая вот история вышла. Пошла матушка прогуляться окрест – по причалу, по вокзалам, перед долгим рейсом на лица человеческие посмотреть, и набрела на женщину с младенцем. Говорит, очень уж потерянный вид у этой женщины был, наверное, случилось что-то. Разговорились. Матушка начала сюсюкать с ребёнком – своих-то детей ей господь не дал, а она уж шестой десяток разменяла. Так и думали они с отцом уже, что вдвоём старость коротать будут. Женщина ей: «Хотите, подарю? Уж лучше вам его отдам, чем они до нас доберутся». Расспросила, куда лететь собираются – и сразу руками замахала, чтоб названий не говорили, только далеко или близко, очень ей понравилось, что это глушь, о которой не всякий и вспомнит. Видимо, как мама поняла, кто-то их преследовал, может, мафия… Вот так и передала она меня с рук на руки. Почти голышом, без одеялка. С одеялком она обманку соорудила – видать, чтоб преследователей обмануть. И сама куда-то билет взяла – куда, это уж мама не знала. Ничего она не сказала – ни имени, ни фамилии, ни даже из какой местности родом. Так что кем я был – неизвестно теперь, а стал вот Алваресом. Рикардо, в честь «Ричарда»… Забавно, да – светловолосый мексиканец. Ну, в колонии у нас особо и удивляться некому было – инопланетян больше, чем людей. Подумаешь, бегает светловолосый мальчишка среди чернявых… И мне самому как-то ни к чему было. Хотя смотрел на сестёр, а они чернявые… Это судьба решила нашей семье бонус выдать – вскоре две сестрёнки подряд у меня народились. Вроде как, сдала матушка экзамен на материнство, что ли… Так я думал, представляете, что это потому, что я мальчик. Решил, что это девочки сразу чёрненькими рождаются, а мальчики как подрастут, темнеют. У отца спрашивал – он смеялся и говорил, что да, тоже в детстве белый-белый был… Это уже потом я его детские фотографии увидел, обиделся даже, что он меня разыгрывал.
– Когда же вы узнали…?
– За год только до смерти матушка проговорилась. И то соседу, это Кончита, сестрёнка, мне рассказала.
Винтари ненадолго опустил руки, давая им отдых.
