– Наисветлейший, что это?

– Назад! На полной скорости назад!

Тёмный столб воды, при совершенно ясном небе, поднимался всё выше, и в нём не различить уже было хищных очертаний вражеских линкоров, бессильных игрушек в руках управляемой стихии. Минута, две, три? И смерч обрушился, рассыпался, раскидав по океанской глади безжизненные останки кораблей.

Кулак Винтари снова врезался в стену, на сей раз оставив в ней менее значительную вмятину, зато оставив кровавый отпечаток.

– Почему? За что? Почему – именно так, именно сейчас? Почему не… Мы почти закончили, мы почти скоро улетали и так! Почему он не подождал… почему эта связь… Почему, если б я смог… Я не отпустил бы его, я не дал бы, не позволил… Я горло бы выгрыз тому ангелу смерти, что пришёл бы за ним… Господи, что! Что я сделал тебе?!

Дэвид, не в первый раз наблюдающий буйство центаврианской натуры, но в первый раз так, мёртвой хваткой вцепившись в его плечи, почти висел на нём.

– Диус, прошу…

– Он не должен был умирать! Вообще не должен! Кто угодно! Я! Во всех мирах, во всех легендах есть способ отдать свою жизнь за другого… Я бы нашёл…

Дэвиду удалось повиснуть на его руках и своим весом прижать его к покалеченной стенке. В дверь, с опаской во взгляде, сунулись Брюс и Шин Афал.

– Диус, мне больно, как тебе… Мы с тобой весь последний год жили с одной болью… Которой он меньше всего хотел для нас. Он потому и отослал нас сюда, он потому и улетел сам… Чтобы не умирать на глазах тех, кто так его любит.

– Как будто это что-то меняет! – Винтари сполз по стене, увлекая за собой Дэвида, - как будто здесь, или где угодно, на краю вселенной, у чёрта в аду – было б легче это узнать, было возможно не… Дэвид, я наивно верил… Верил, что успею… Что не мог он послать нас сюда, зная, что нам больше не увидеть его… Словно… глаза мои покрыты тьмой, словно их выклевали хищные чёрные птицы, оба моих сердца стали добычей… неистовых тварей преисподней…

Не всё в этих причитаниях и проклятьях на центарине Дэвид понимал. Он просто обнимал названного брата, роняя на разбитые костяшки рук горячие слёзы.

Решив, что гроза вошла уже в более спокойную стадию, и можно уже рискнуть зайти, Шин Афал с бинтами и успокоительным переступила порог. Брюс, страхующий на случай нового припадка у Винтари или Дэвида, шёл следом.

Истерика Винтари, уже не имеющая возможности терзать ослабевшее тело, продолжалась ментально, и едва не сбила Брюса с ног. В ней был крик ребёнка, из слабых ручонок которого вырвали любимого отца. В ней был гневный, отчаянный клёкот птицы над сожжённым гнездом. В нём отражалась боль за Дэвида, за Деленн, за всех…

Дэвид, словно маленькая птичка крыльями, стремился закрыть брата – словно чьё-то приближение сейчас означало для него новую боль, ведь в каждом лице он увидит подтверждение – да, его кошмар, который он гнал от него столько дней и ночей, сбылся.

…Желать лишь одного – чтоб отец жил… Чтобы успех сопутствовал его делам, чтобы улыбка на его лице была вызвана иногда и его словами… Быть хорошим сыном, как сейчас, когда по отцовскому слову он отправился сюда, хотя сердце больше всего хотело остаться, никогда не отпускать, ни одного дня, ни одной минуты не упустить…

«Почему я не умер на Центавре? Всех дней, всех лет было б мало… Никогда нельзя жить, зная, что время конечно…».

Шин Афал почти силой влила в рот обоим пряный отвар – Рузанна готовила его под руководством местных знахарей. На Тучанкью, по понятным причинам, небогато снотворным, но некоторые травы, содержащие сильный наркотик, могут дать нужный эффект, известно, что центавриане, жившие здесь, пользовались ими, когда не могли уснуть… И это в любом случае лучше, чем то количество алкоголя, которое было бы сейчас эквивалентом…

– Что это, что за звук? Как будто льётся вода… У нас течь? Мы тонем?

– И давно. Я насчитал несколько попаданий, но сложно судить об их опасности… отсюда. До сих пор, во всяком случае, мы двигались, и достаточно быстро… Вот за шумом двигателей вы и не слышали воды.

– А теперь, значит, перестали… - Стефания подошла к двери, - почему никто не идёт? Они погибли? Может быть, над нами уже толща воды?

– Ну, в таком случае дёргаться и бесполезно. Здесь, конечно, ещё некоторое время сохранится воздушная подушка, но не знаю, возможна ли за нами какая-то спасательная экспедиция… В таких-то условиях. И есть ли, кому её отправить.

Стефания навалилась на дверь, она поддалась только немного.

– Ну, вода сюда, как видим, не хлынула. Но дверь чем-то заклинило…

– А вы решили вплавь? Похвальное мужество, учитывая некурортную температуру в океане. Надеюсь, вам будет сопутствовать удача, мне же, боюсь, в эту узкую щель не пролезть.

– Значит, вам придётся подойти и навалиться вместе со мной, чтобы она стала хоть немного шире. Вы всё время пытаетесь где-то остаться… Вам так понравилось на Бриме? Сожалею, но вас положено доставить для суда на Землю - значит, вы будете доставлены.

За дверью послышались сначала шаги, потом раздался голос Далвы. Стефания забарабанила в дверь, потом наполовину протиснулась в узкую щель и замахала рукой.

– Далва, Далва, мы здесь! Что случилось, мы тонем? Мы не можем выбраться!

– Мы эвакуируемся, тонем - поспешное выражение… Мисс Карнеску, можете пока закрыть её обратно? Эй, Керадзуэрта, сюда, сюда!

Тощая переводчица протиснулась в щель полностью, потом вместе с медиком навалилась на дверь, сверху посыпалась стружка - металлическая балка, вырванная из стены ударной волной, повредившей правый борт, взрезала обшивку, погружаясь глубже.

– Да, хорошо, что у меня груди, считай, нет… Но мы должны вытащить Виктора. Это можно как-то сдвинуть? Что-то только хуже становится…

Подбежавший Керадзуэрта растолкал их плечами.

– Сдвинуть, может, и нет, да и на кой грех это нужно. Виктор, слышите меня? Отойдите! Держитесь дальше, чтобы не пострадать!

Тонкий луч лорканского лазера впился в обшивку, полосуя её, как нож масло.

Палуба была скользкой от наледи и, показалось Стефании, крови. Хотя возможно, это просто сажа, пепел… Ночь бросала в лицо мокрую, холодную снежную крупу, ночь глухо ухала близкими и дальними взрывами, полыхала красноватыми вспышками, рвалась лучами прожекторов, криками, грохотом, скрежетом. Развороченная прямым попаданием пушка Гарриетта смотрела дулом в небо, два соседних орудия были снесены начисто. Эммет неимоверными усилиями сталкивал на платформу спасательного катера свою орудийную установку, лишившуюся большей части колёс. Два заряда встретились где-то в вышине, рассыпав дождь искр, угасающих в полёте до земли - как фейерверк, если б не было так страшно…

– Что происходит? Мы ещё сражаемся?

– Может, я ошибаюсь, но это - берег?

– Да. Мы доплыли. Мы и «Шетшамкхештш», и одна из канлодок… Здесь нас встретила береговая охрана, но их силы невелики, думаю, ещё час - и всё будет кончено. Особенно если подойдёт «Сюзанна Лученко»… Но «Эйфория» сильно повреждена, конечно, думаю, восстановить можно, но сейчас нам лучше сойти на берег, тем более что наша помощь не помешает…

– Так она не затонет? - Стефания оглянулась на корабль, неожиданно показавшийся таким родным.

– Смело, - рослый бреммейр, обнажённую грудь которого пересекали перевязи ремней, на которых болталось местное и хуррское оружие, протянул ей лапищу, - все на берег, там свои. Всех спасти.

Стефании стало стыдно, что она так и не запомнила его имени, а ведь знала его. Такой удивительный силач… На промозглом ветру, окатывающем дождём ледяных брызг, он почти голый. Бреммейры, конечно, легче переносят холод, чем гуманоиды, но и тепло они любят неизмеримо больше… Лодка качнулась под ногой, где-то, кажется, совсем недалеко в тяжёлую чёрную воду что-то врезалось, какой-то элемент корабля, оторванный прямым попаданием.

– Необходимо его развязать! Далва, он не сможет спуститься, развяжите его! Сейчас все эти соображения имеют мало значения…