– Она думала напрасно… Мы слишком схожи. И не могло быть иначе. Мы, его потомство, словно проклятые, а может, это так и есть, было кому проклясть, много кому… И мало того, что отрезанные от остального мира, мы были отрезаны ещё и друг от друга. Я, со своей болезнью – от отца, матери… Она – я знаю, она ненавидела его, ненавидела его фамилию, которую носила сама – от нас всех… А она ведь моя сестра, хоть и не дочь моей матери, хоть мы и не росли вместе. Как же так получилось, что даже нормальных родственных отношений мы должны быть лишены…

Андо повернулся к Алану, взял его прохладную ладонь в свою.

– Ты не виноват в том, кто твой отец, так же, как и она. И уж тем более ты не виноват в том, что ты болен. Ты не виноват в том, каким тебя создали – будь то намеренно или случайно. Ты есть, ты живой – это главное. Главное кто ты есть, а не кого или что в тебе видят другие. Ты не проклят, Бог не проклинает своих детей, Алан. Ты добрый и отзывчивый юноша, с хрупкой душой – чистой и светлой. Ты просто не можешь быть проклятым.

Алан вздрогнул.

– А… она? Поверила, поняла?

Андо грустно улыбнулся.

– Да. Поверила, Алан. И приняла себя, и позволила мне принять её такой, какая она есть. Поверила мне, моим словам… Поначалу ей было не по себе от того, что я постоянно приходил к ней в магазинчик, ведь… Она тогда была замужем за другим. Если бы я видел её счастливой, выходящей из своей квартиры, если бы я хоть раз почувствовал, что она будет страдать, если уйдёт от него, я никогда не стал бы делать ни единой попытки. Но она выбрала меня, и я очень рад этому её выбору.

Алан кивнул. Ему очень сложно было сейчас… подбирать слова, которые не были бы ложью и при том не были бы правдой. Слова Андо, пусть и грустные, оказались успокоительными, обнадёживающими. Он завёл этот разговор об Офелии, чтобы устыдить самого себя, чтобы вернуть мысли и всё происходящее в правильное русло… Но быть может, и не стоило б ему в это лезть, не стоило б узнавать больше об отношениях сестры с этим странным парнем, о том, что она любила его, что приняла его… вместе со всем, что в нём – значит, и с этим тоже.

Отслоившись наконец от стены, Виргиния отёрла пот со лба и вернула пушку обратно в чехол.

– Ух… Хорошо, как после секса. Круче компьютерных стрелялок, честное слово! Всегда знала, что мне это и вживую бы понравилось. Сейчас бы ещё баночку колы, да холодненькой… Я вечность её, кажется, не пила… Гелен, вы способны наколдовать колу? Сколько у нас получилось военнопленных, Гелен?

– Трое… или четверо, если считать вот этого, - он кивнул на фигуру, слабо дёргающуюся у противоположной стены, - но я не уверен, что он выживет… кажется, прямое попадание из твоей пушки оказалось несовместимо с его дальнейшим существованием.

– Ну, они храбро дрались… даже как-то уважаю.

– Едва ли это их личная заслуга. Их физиология была изменена Тенями, а потом ими самими довольно значительно. В частности, они практически не чувствуют боли. Единственная боль, которую им можно причинить – это ментальная… Так что допрос, о котором ты сейчас, несомненно, думаешь, придётся вести именно тебе.

– Ладно, это подождёт… Сейчас нужно освободить пленников, мудро, конечно, поступили зенеры, просто заварив двери, с корабля мы их открыть не смогли… ну да проблема это что ли… А дальше уж адмирал Алау-Алаушс… я правильно произнесла? – думаю, легко сможет довести корабль до родной планеты или куда они там собирались.

Попросив арнассианку предупредить всех внутри, чтоб отошли подальше, Виргиния просто разнесла дверь взрывом. Когда дым рассеялся… на Виргинию словно накатила лавина. Десятки, сотни пар глаз, гул сотен голосов, буря эмоций – недоверие, страх, радость, восторг… Арнассиане, едва не перепрыгивая друг друга, кинулись к своим спасителям. Алау-Алаушс – спасённая ими женщина-пилот – осторожно прислонив свою пушку к стене, что-то громко лопотала им на своём языке.

– Что они делают?!

Арнассиане – мужчины, женщины, старики, дети – с одинаковым благоговением совершали оглаживающие движения в воздухе возле Виргинии и Аминтанира. Словно гладили ауру, подумалось девушке.

– Они возносят хвалы. Они видят перед собой великих героев, пришедших, чтобы спасти их от неведомого страшного зла из глубин космоса, отогнать войну от их порога. Из бездны пришло зло – из бездны придёт и добро, что победит его.

– Что?!

– Храбрые дети звёзд, на корабле-солнце, поведут их народ в бой за свою свободу, вернут из плена томящихся там сограждан, вернут мир и покой в их систему. А ты думала, Виргиния, раз помогла – и всё, им этого для счастья хватит? Да, конечно, вас давно уже ищут, тебя на Минбаре дожидается мать, и вообще ты собиралась, возможно, отправиться в новый лучший мир совсем не в печальном смысле этого выражения… Но если ты сейчас уйдёшь – у них не будет надежды. Великой надежды, которая одна только может помочь им выиграть войну, ну и мощность вашего корабля, конечно…

Виргиния смутилась.

– Да нет, я понимаю. Хотя это, конечно… Почему именно я? Потому что оказалась в нужное время в нужном месте, потому что мне хватило ума, а точнее – безумия свистнуть чужой корабль и отправиться выгуливать бедного тепличного мальчика? Вообще, конечно, это совершенно правильно… Должен же быть какой-то смысл во всём, что мы наворотили. Правда, я рассчитывала показать Аминтаниру куда более мирные места… Но наверное, ему и это будет полезно. Кажется, быть освободителем ему вполне нравится. Маменька говорила, помнится: «В жизни у мужика, хоть как, должно найтись место подвигу, иначе мужик он такой же, как я». Надо дать парню шанс… Что ж, как говорил мой приятель Алан Бестерсон… тьфу, Сандерсон… можно, я хотя бы позвоню маме?

– А вы, - Аминтанир взглянул на Гелена с некоторым страхом, - вы останетесь с нами? Мы ведь… мы не знаем языка этих существ… Будет трудно.

– Ну… с тех пор, как мой добрый приятель Мэтью нашёл счастье в мирных семейных радостях и пока не горит желанием отправиться в путь за новыми опасностями, мне, признаться, стало несколько скучно… А это, определённо, должно быть весело. И да, я могу помочь вам наладить контакт… с вашей будущей армией… Ну и кроме того, мой корабль всё же тоже… Кое-что может…

Когда дверь за вошедшим закрылась, Виктор машинально поднял голову – хотя первоначально не хотел этого делать, и это вызвало лёгкую досаду.

– Ты? Что тебе нужно?

– Да вот, уговорил капитана Ли позволить мне тебя проведать.

– Трогательная забота… - Виктор искоса следил, как ноги Андреса прошлись от двери в угол его небольшой каюты, - страдаешь от того, что не можешь убить меня собственными руками? Представляю, это для вас трудно.

Андрес прислонился к стене, в поле бокового зрения Виктора – поворачиваться к пришедшему ему, разумеется, не хотелось.

– Нет. Я думал так поначалу… О том, что ты должен бы умереть. Потому что закон воздаяния предполагает лишить жизни того, кто желал смерти стольким ничего ему не сделавшим людям. Ну да, знаю, мне ли об этом говорить. Ну, я мог бы сказать, что именно мне – потому что наше дело правое, и если в нём были невинные жертвы – увы, без этого не обходится никогда – то оно не переставало быть правым. Но не это важно. Потому что нет никакого смысла убивать тебя, Виктор. Ты убьёшь себя прекрасно и сам. И дело даже не в том, что тюрьма для такого как ты – это как-то правильнее, живи и мучайся… Ты мёртв внутренне, духовно. Ты сам себя убил и продолжаешь убивать. Служа тому, что тебя убивает, полагая себя при этом властелином, а не слугой… Меня ведь не обманешь, ты не одиночка. Да и в последний сеанс связи о тебе прислали кое-что интересненькое, зря ты считал, что быстрее мысли и неуловимее воздуха. На Земле вами давно занимаются… Вы слепы настолько, что даже не видите, что ничего не добились. И не добились бы, даже удайся хоть один из ваших замыслов. Сколько их было, этих попыток? Сколько ваших бомб было обнаружено в шаттлах, летящих с Земли, сколько из них вам удалось приписать экстремистам из проземных группировок, хотя в это на самом деле мало кто поверил? Насколько поредела сейчас ваша шайка, особенно после того, как схватили вашего гипнотизёра? И дело даже не в том, что глупо и бесперспективно желать разрушить чью-то жизнь, чьё-то будущее в отместку за то, что разрушили твоё. Об этом опять же не мне говорить… Дело в том, что ты отказал себе в этом возможном будущем настолько легко, что становится понятно – ты даже не осознал, не представил, что может быть и так. Ты, конечно, притворялся всю жизнь… Ты ведь особенный, специальный агент… Обычные носили значок Пси-Корпуса с гордостью на груди, а ты носил его внутри, а не на одежде. Ты притворялся нормалом… И как ты чувствовал себя при этом? Так же, как когда притворялся желающим тоже отправиться в новый мир? А что есть в тебе настоящего? Не та биография, которой ты жил в зависимости от требований обстоятельств, не те чувства, которые ты изображал, когда надо, перед кем надо? У тебя хотя бы семья была? Ты кого-нибудь любил? Жена, сосватанная лучшей семьёй на свете, дети, рождённые в генетическом браке? Ну, ведь и к ним что-то испытывать можно!