Все стояли, уставившись на то, что свисало с проволочной ограды. На мрачные плоды, созревшие на этом северном ветру. Невозможно было отвести взгляд от десятков трупов, которые болтались на проволоке. От мелких, таких как воробьи, вороны, кролики, до крупного северного оленя. От порывов ветра кровавые останки колыхались, черви сыпались с них на траву.
— Посмотрите на головы, — выдохнула Скарлет. — Посмотрите на их головы.
— Все, как у того рыбака на берегу, да? — Лео явно наслаждался ужасом тех, кто с удовольствием его допрашивал. — Ну что? О чем говорят вам улики? Вы все еще уверены, что вернетесь домой к своим семьям?
Трупов было около сорока, считая птиц и оленя. Все они были изувечены. В лучах фонариков белели аккуратные срезы черепов и было видно, что мозг извлечен, глазницы пусты, а сами черепа тщательно вычищены.
Холод, казалось, пронизывал насквозь и пытался вырвать души из пока еще живых, но смертных тел. Стволы деревьев со стоном раскачивались, трещали ветвями; обреченные бетонные бункеры смотрели на чужаков, словно зная, что с приближением ночи их ждет нечто похуже хищных теней.
Раздался выстрел.
— Вот он! — Ларчетт опустил пистолет с дымящимся дулом. — Вы не могли его не видеть!
Он завопил и рванулся в лес за ускользающей фигурой.
Пауэлл ее видел. Точно видел, судя по выражению его лица. Отвращение и ужас. Пауэлл попятился и вдруг побежал.
Доминик обратился к Скарлет и Лео:
— Возвращаемся на пляж. Мы можем пройти вдоль берега до…
Закончить он не смог. Из кустов выкатился паук.
— О господи… — Скарлет вцепилась в руку Доминика, как перепуганный ребенок.
Потому что паук ни капли не походил на обычных. В свете фонарика Скарлет Доминик увидел паукообразную форму. Но слишком большую, футов десять в диаметре. Бледное, почти безволосое нечто с тестообразным телом. Существо было составлено из обнаженных человеческих тел: восемь человек были повернуты лицами вниз, верхушки их голов соприкасались. Черепа были срезаны так, чтобы обнажить мозг, а затем сцеплены вместе при помощи какой-то странной хирургической техники, причем видно было, что и спинной мозг тел тоже был объединен. Сшитые поверх места крепления скальпы создавали примерно тридцать сантиметров волосатого пятна в центре спаянной плоти. Люди, соединенные головами, были вынуждены двигаться на четвереньках. Они бежали, упираясь ладонями и ступнями, как обезьяны, выучившие странный танец. В основном жуткое объединенное существо двигалось боком, словно гигантский краб, позвоночники выпирали из кожи, видны были ребра, голые ягодицы смыкались и размыкались по мере движения.
— Они умирают, — прошептал Доминик. — В таком состоянии им не прожить дольше нескольких дней.
Лицо одного из соединенных людей было синюшным. Один глаз был закрыт, второй свисал из глазницы, как красная вишня. Справа в лесу раздался треск, знаменуя появление очередного странного существа. Восемь пар двигающихся конечностей создавали жуткую мешанину, но видно было, что объединенные мозги работают с идеальной синхронностью. Ноги двигались с четкостью и слаженностью настоящей многоножки, движение распространялось волнообразно, а руки, которые теперь оказались словно под «животом» существа, служили опорой для сплавленных голов. Чайки перестали кричать над деревьями, и внезапная тишина позволила расслышать звуки, которые издавало странное существо. Каждый из сцепленных людей хрюкал, стонал, тяжело дышал и всхлипывал от боли.
Доминик оглянулся на трупы, висевшие на ограде. Странные трофеи или материал для новых экспериментов?
Еще пятеро подобных существ вышли из леса на заросшую дорогу. Самое большое двигалось неловко, потому что один из «компонентов» был давно мертв. Конечности безжизненно свисали, и другие тела отчаянно пытались компенсировать их отсутствие. Разложившийся труп оставлял склизкий след на траве. У оставшихся тварей не было никаких проблем с передвижением: они скользили по земле с изяществом и грацией, словно танцевали в темноте. Страдальческие стоны сменились возбужденным хрюканьем, вспотевшие тела выгнулись вверх, чтобы позволить лицам, обычно повернутым вниз, смотреть на чужаков. Из леса с воплем выскочил Ларчетт. В одной руке он сжимал фонарик, в другой — пистолет. Не переставая кричать, он подскочил к одной из «звезд», составленных из человеческих тел. И выстрелил в переплетение торсов. Из восьми глоток раздался рев, существо поднялось на две пары ног. Конечности забились в воздухе, напоминая щупальца жуткого осьминога. В центре твари отчетливо виднелись восемь лиц. Кожа на линии роста волос была перечеркнута и перетянута стежками, отчего они казались бесформенными, искаженными. Шестнадцать глаз с растянутыми веками с яростью и болью смотрели на Ларчетта. Он послал в центр существа оставшиеся две пули, попав туда, где срастались черепные кости. Существо взвыло, и издалека ему ответили другие. А потом раненая тварь рухнула на землю, бешено заколотила ногами, сбивая ногти в кровь. Миг спустя она застыла.
Ближайшая к Ларчетту тварь прыгнула, сбила его на землю и накрыла собой. Конечности сомкнулись, на миг напомнив пальцы огромной руки. Доминик, к счастью, не видел, что делали с Ларчеттом шестнадцать рук, но вопль ужаса был долгим, очень долгим, потом перешел в отчаянные хлюпающие всхлипы… И наконец настала тишина.
Доминик не помнил, когда побежал. И куда. Он знал только, что бежит в одиночестве по ночному лесу. Бледные стволы деревьев выскакивали из темноты, как призраки. Холодный ветер шумел в ветвях над головой. В мелком кустарнике пряталась проволока. Металлический звон резал уши. Сильные порывы ветра трепали траву, и казалось, что земля передергивается от ярости. Он пробежал мимо заброшенных пулеметных гнезд, мимо бетонных куполов, щели которых следили за ним с холодным равнодушием. Где-то позади топотали многочисленные ноги. Один раз он позвал Скарлет. В ответ раздалась какофония жутких воплей.
Вернувшись на место, где раньше стоял корпус «Воронки», он понял, что бежать было бесполезно. Десяток человеко-крабов ждал его там. Некоторые стояли на двух парах конечностей, расправив остальные, как лепестки цветка. Многочисленные лица смотрели на него, жадно разглядывая каждую черту.
Он не стал бороться, когда твари бросились на него. Не видел смысла в борьбе с таким странным противником. Мощные руки вцепились в него, обездвижили, потом забросили на мускулистые спины и прижали сильными пальцами. Лицо Доминика кололи жесткие волосы в центре твари. Вонь пота и пережженного адреналина забивала нос. Сознание не справлялось с этой жутью, поэтому Доминик погрузился в какое-то подобие транса. Он думал о том, что это похоже на поездку на собачьей упряжке. Почти у самой земли. Быстро, гладко, без рывков… скольжение…
Ты о чем-то сожалеешь, Доминик? Несмотря на странность этого путешествия по лесу, он понял, что размышляет о жизни. Нет, он не сожалел о выборе профессии. Но чувствовал внезапную острую грусть из-за того, что все его свидания проходили в безликих отелях… Почему он не вложил свое время в более осознанные отношения? Только об этом он сожалел к концу жизни: о том, что так и не смог создать эмоциональную связь с женщиной.
Он ехал на спине соединенных людей, двигавшихся, словно крабы, и представлял себе, как открывает дверь в свою пустую квартиру и вместо одиночества его встречает улыбающееся лицо. «Как прошел день, любимый? Случилось что-то интересное?» Он попытался пошевелиться, и тут же одна из рук твари схватила его за горло. Над головой звезды высыпали на небо, они падали, падали… И парили в его мозгу, который начало жечь от недостатка кислорода.
Зернистое цветное изображение. Внизу наложена дата: 03.03.1991. На кафельном полулежит мясистое тело одного из людей-крабов. Из него течет жидкость. Доктор Липпиш обращается к камере: «У меня нет никаких средств, способных помешать отторжению тканей. Поэтому мои прекрасные создания погибают в течение нескольких дней. Но посмотрите, чего мне удалось достичь. Я могу сплавить нескольких мыслящих существ в одно разумное создание. Я перепрограммирую их мозг так, чтобы они считали себя таковыми изначально». Она смеется. «Посмотрите на эти торсы, на эти ноги… на радиальную симметрию тел, как у морской звезды. Я назвала их Люди-Звезды. Man Star, игра слов, звучит похоже на „Monster“. Звезды, мои звезды… Когда-нибудь эта раса будет безупречной.»