СВЕТ

Всё пути оканчиваются гибелью, но не каждая смерть одинакова. Павший может как сгинуть в Пустоте, так и увидеть Свет.

— Калавера

— Я умру? — спросил Мордайн какое-то время спустя. Он не шевелился: незрячие глаза ивуджийца по-прежнему не отпускали его.

— Ты не одержим, — ответил Калавера. — В твой разум внедрен отпечаток другого, но дух Айона Эшера покинул нас. Ты почувствуешь изменения, когда новый шаблон утвердится в тебе, но твоя суть сохранится.

— Но я останусь собой?

— На это, Ганиил Мордайн, я ответить не могу.

— Даже не знаю, я ли застрелил Узохи, — тоскливо произнес дознаватель. — Зачем бы мне так поступать?

— Потому что ты хочешь жить.

«Я хочу? — задумался Ганиил. — Или тот, другой?»

— Всё это… — он неопределенно указал рукой на весь мир и в никуда. — Мое изгнание с Кригером, падение Высходда, это адское дознание… Ты спланировал всё это, чтобы пробудить спящего внутри меня?

— Это была одна из синхронных, взаимозависимых целей, — пояснил космодесантник. — Каждая из них способствовала достижению иной. Как революция ускорила твое пробуждение, так и твое присутствие разожгло революцию, а всё вместе послужило просвещению ещё одной значимой фигуры — Зоркого Взгляда.

— Нет, — потряс головой Мордайн, устрашенный грандиозностью замыслов великана. — Я не верю в это. Ты просто не мог устроить подобное. Здесь слишком много переменных, слишком высока вероятность того, что случай разрушит всё.

— Твой узник ждет, — объявил Калавера. — Разве не так?

Ганиил неуверенно открыл дверь в камеру. Помещение оказалось пустым.

— Нити судьбы изгибаются, расплетаются и порой рвутся на ветрах Хаоса, — произнес древний воин. — Ты прав в том, что нет ничего определенного, но для того, кто способен видеть, существует немало весьма возможного.

— Ты знал… — поразился Мордайн. — Ты знал, что сегодня я пойду против тебя.

— Я ничего не знал, но предполагал многое.

«И видел вероятности, которые можно увидеть», — подумал дознаватель, но усомнился, что это была подсказка его собственной интуиции.

Ещё через какое-то время Ганиил спросил про ксеноса.

— Он продолжает свое путешествие, — сказал Калавера.

Дознаватель не стал уточнять, как или куда отправился чужак. Ответ мог оказаться вполне прозаическим, или любым другим. Вместо этого Мордайн задал вопрос, действительно имевший значение:

— Это действительно был о’Шова?

— Доверишься ли ты моему ответу? — спросил в свою очередь космодесантник.

— А чего ты добьешься, солгав?

— А чего ты добьешься, узнав правду, в которой не сможешь убедиться? — парировал древний.

Ганиил закрыл глаза, пытаясь вырваться из этой связавшей его ритуальной игры в кошки-мышки. Спасение он нашел в прагматизме:

— Что будет дальше?

— Управление этим транспортом весьма примитивно, — с милосердной прямотой произнес Калавера. — Ты овладеешь им без труда.

— Ради чего? — безразлично, непонимающе спросил Мордайн.

— Ты продолжишь странствие в улей Яков, где карательный отряд конклава ждет твоих распоряжений, дознаватель.

— Моих распоряжений? — никаких эмоций, никакой заинтересованности. — Мне представлялось, что конклав обвинил меня…

Замолчав, Ганиил подавил вспышку гнева.

— Так это была ещё одна ложь, верно? Меня никогда не подозревали в убийстве гроссмейстера.

— Именно так. Ты «перешел на нелегальное положение, чтобы выманить его врагов».

— Ты прикрывал меня с самого начала, — ровно произнес Мордайн. — Никакой охоты не было.

— Только твоя собственная, — поправил космодесантник. — Охота, где ты раскрыл заговор ксеносов, спланированный в самом сердце Империи Тау. Отличная работа. Я предполагаю, что тебя повысят до инквизиторского чина в течение двух лет.

— И у тебя на доске снова появится кардинал, — Ганиил открыл глаза и посмотрел на воина с отстраненной враждебностью. — Что, если я поменяю сторону, Калавера?

— Не поменяешь. Здравый смысл подскажет тебе сохранить прежнюю верность.

— Ты ждешь, что я поверю, будто у тебя благие намерения?

— Жду, что ты поймешь — я предлагаю наименьшее из зол.

Великан наклонил голову, возможно, с искренним уважением. Затем он развернулся и пошел к выходу из вагона.

— Куда ты идешь? — крикнул вслед дознаватель, ощутив укол странного ужаса при мысли о том, что мучитель оставит его.

«Мучитель или учитель?»

— Продолжать войну, Ганиил Мордайн, — космодесантник распахнул дверь, пробудив метель снаружи. — Не задерживайся надолго в Призрачных Землях, — предупредил он. — Здесь опасно.

Гигант шагнул в выбеленную ярость бури, превратился в тень, а затем исчез окончательно.

«Все дороги ведут к гибели, но в конце очень немногих может оказаться Свет».

Это была очередная блуждающая мысль из беспокойных остатков разума, укоренившихся в голове дознавателя, но следующий порыв принадлежал только ему.

— О’Шова, — закричал он в белую тьму и ветер, — где бы ты ни был, ксенос, пусть Бог-Император сохранит тебя!

Тускло улыбнувшись собственной ереси, Ганиил Мордайн повернулся спиной к пустоте и отправился на поиски своего убийственного, неопровержимого света.

К О Н Е Ц

Культы генокрадов

Культы бесчисленны и разнообразны, но под завесой святости, труда или греха, .

поддерживаемой ими, истинная цель их остаётся единой и неизменной.

Всё, связанное с ними, начинается и заканчивается во тьме

инквизитор Ганиил Мордайн из Ордо Ксенос, о культах генокрадов

ПРОЛОГ

Перерождённое Искупление

День и ночь в этом опалённом мире отличались лишь оттенками темноты. Сутки медленно, неторопливо скользили из серости в черноту на протяжении тридцати одного холодного часа. Солнца-близнецы планеты, даже вместе поднявшись в зенит, казались просто бледными пятнами на небе, двумя свечками за грязной вуалью.

И всё же четыре охотника передвигались только по ночам, покидая логово под топливными цистернами космопорта лишь в непроглядном мраке. Они не помнили, откуда пришли, но им было всё равно — создания стремились к совершенно ясной цели.

Они не нуждались в свете и находили добычу по её теплу, рыская на окраинах загнивающего города, где сами пробудились когда-то. Пойманные одиночки получали стремительный поцелуй-укол, который необратимо связывал их с ловчими кровным родством.

За три дня они полностью изучили тайные закоулки своей новой территории и собрали пару десятков рабов. При всей странности тёмного мира он стал для них просто очередными охотничьими угодьями.

Правда, для одного из ловчих — того, что первым нашёл жертву — это было не совсем верно. Существо изменилось, изменилась и манера его охоты. Оно лишь смутно осознавало происходящее, но с каждым часом мысли обретали чёткость, а из простых догм, необходимых для выживания, прорастали семена новых возможностей. Так ловчий превратился в Искателя. Его главнейшая задача оставалась прежней, однако животное чутьё быстро сменялось более интенсивным, насыщенным осознанием мира, что позволяло существу думать и планировать свободно, как никогда раньше.

Прежде всего Искатель понял, что собратья-охотники не меняются. Хотя всех четверых связывала единая цель, трое по-прежнему были созданиями чистого инстинкта, и всегда будут ими. Теперь они следовали за новым вожаком, без колебаний подчинившись ему. Став альфой стаи, этот хищник не чувствовал ни гордости, ни самодовольства. Он, как и остальные ловчие, был заложником своей природы.